3 июля, часов около десяти утра, в небе юго-западной части Покаяны наблюдалось неестественное свечение туч. Позже стало понятно, что светятся не сами облака, а нечто, находящееся выше. Это нечто находилось в движении, оно перемещалось со стороны Неза-Швеерской долины, лежащей у границы с Поммерном. Пролетев несколько в стороне от приграничного городка Оберсуа, неизвестный объект с глухим гулом удалился в северо-восточном направлении. Через разрывы в облаках было видно, что за ним тянется длинная полоса дыма. Дымный хвост и яркое свечение привело офицеров из расквартированного в Оберсуа штаба 4-й императорской армии к заключению, что атмосферу Терраниса посетил крупный аэролит. Начальник штаба немедленно отписал о происшествии в столицу.
Объект действительно по всем признакам выглядел аэролитом, иначе – болидом. Все сильнее сияя и грохоча, он пролетел над южным краем конфекта Огаханг, наискосок пересек весь Пампас, срезал северо-западный угол Хугианы и наконец упал на Тиртане. Где точно – никто не знал, но издали падение наблюдали несколько охотников-промысловиков. Что было странно, ни один свидетель не сообщал о последующем взрыве. Лесной пожар был, причем сильный. А вот взрыва никто не слышал. Получалось, что когда аэролит летел – то да, шумел так, что уши закладывало. А как упал, – сразу все и затихло.
Из-за больших расстояний первые сообщения об этом падении попали к великому сострадарию только через неделю. Эпикифор был немало удивлен. Более того, крайне встревожен. Из книг, прочитанных в юности, он помнил, что в момент соприкосновения с поверхностью космические тела все еще сохраняют скорость, измеряемую километрами в секунду. И чтобы без взрыва? Нет, порядочные болиды так себя не ведут.
А что, если в леса Тиртана свалилась не какая-то там каменная глыба? Тогда… страшно было и подумать. Всю свою карьеру в ордене Робер де Умбрин строил в расчете на то, что за нее не придется отвечать перед могущественными землянами. Если они все же явились, предстояло в корне менять и образ мыслей, и срочно замаливать многочисленные грехи. Но прежде позарез требовалась точная, неотфильтрованная информация. Без малейшей примеси официальной идеологии.
Робер в рекордные сроки организовал небольшую экспедицию. Во главе нее поставил не головореза Зейрата, на чем особо настаивал бубудумзел, а опального профессора Бондарэ, срочно освобожденного из мест, не столь отдаленных, как плато Тиртан. Совсем недавно профессор сильно пострадал за любовь к истине и продажной астрономии, но, по счастью, не успел подвергнуться Ускоренному Упокоению. Теперь это пришлось как нельзя более кстати.
Уже 11 июля Ситэ-Ройяль покинуло несколько повозок в сопровождении конных бубудусков из личной охраны эпикифора. Но прежде чем экспедиция добралась до места назначения, в столицу хлынул поток самых невероятных сообщений. Чаще всего упоминались некие страхоброды, существа гигантского роста, внушающие непреодолимый ужас одним своим видом. В некоторых донесениях утверждалось, что эти самые страхоброды способны извергать из себя мощные потоки воды, целые водопады, благодаря чему якобы загасили лесные пожары.
Из всего вороха бумаг эпикифор выловил только пару существенных деталей. Во-первых, страхоброды, если они действительно существовали, объявились в Тиртане на следующий день после падения болида. Во-вторых, вряд ли их было много. В большинстве историй фигурировал только один. Изредка упоминался второй. От Бондарэ же пока поступала информация только о том, что встречается все больше беженцев. Слухи пересказывать профессор не считал правильным, а до места еще не добрался. И великий сострадарий решил, что становиться святым пока рано. Нужно продолжать делать все то, что делал всегда. Мерзости, то есть. Во имя конечного счастья потомков.
* * *
– Эй, затхлое растение Ухух!
– Что?
– Уел я тебя, а?
– Ну, уел.
– А страхоброды как себя ведут?
Это был второй удар под дых.
– Уже и про них знаешь?
– Хе-хе. Значит, правда. Ну, и как они себя ведут?
– Никак, – неохотно ответил эпикифор. – Сидят себе спокойно в лесу. Никого не подпускают, но и сами не высовываются.
– Да-а? Прямо так и не высовываются?
– Прямо так и не высовываются.
– Ну-ну, – с сомнением сказал марусим. – Проверим.
Затем подтянул шаровары и с большой надеждой направился ко входу в Эдем. Однако на пороге задержался, обернулся, принял величественную позу и промолвил:
– Да высохнут все арыки, но судьба нечестивого курфюрста решена! Поммерн, эта грязная клякса, эта ошибка истории, будет стерт с лика планеты.
Потом почесал под мышкой и добавил:
– Но нападу я по молодой траве. То есть весной. Если ты перевалы успеешь захватить, неверный.
– По молодой траве, значит?
– Раньше не успею. В эмиратах кое-кого перевешать надо. А кавалерия у тебя – дрянь. Дрянноватая такая кавалерия…
Тут он легонько отклонил занавес.
– О, эмбарассум! Зато какая светлая кожа…
* * *
Эпикифор собственноручно прикрыл дверь за высоким гостем. Затем дернул шнурок еще раз. В другой двери появилась круглая физиономия Глувилла.
– Экипаж готов? – тихо спросил великий сострадарий.
– Так точно. Давно уже.
– Хорошо. Проследи тут.
– Слушаюсь, обрат эпикифор. Не извольте беспокоиться.
Эпикифор кивнул и спустился в Каретный двор Сострадариума. Как только он сел в экипаж, сильные лошади немедленно взяли с места. Уже через полчаса карета человека, считавшего себя истинным хозяином Пресветлой Покаянны, покинула пределы столицы. По Южному тракту, идущему вдоль берега Ниргала, он направлялся к одному из пригородных монастырей Бубусиды. Там его ждал другой гость. Не столь знатный, как старший марусим эмира, но, могло статься, не менее важный.
Сразу за воротами монастыря эпикифора встретила высокая и статная аббатиса-настоятельница, фигуру которой не смогла исказить даже орденская ряса.
– Гость прибыл сорок минут назад, ваша люминесценция, – доложила она.
– Его кто-нибудь видел?
– Только я и Зоя. Как вы и приказывали.
Эпикифор слегка улыбнулся.
– Я не приказывал, обратья. Я просил.
– Да, – сказала аббатиса. – Просили. По обыкновению – неотразимо.
– И как он себя ведет, наш гость? – спросил эпикифор, меняя тему.
– Несколько нервничает. Отказывается сдать шпагу. Следует ли на этом настаивать?
– Бог с ним. Вряд ли он проделал столь долгий путь только для того, чтобы меня убить. Просите его в часовню Нетленного Томата.
– Позволите тогда незримо разместить в часовне охрану, обрат эпикифор?
– Охрану?
– У меня есть очень подготовленные девочки. Они умеют не слышать и быть неслышными.
– Да, я знаю. Что ж, если тебе будет спокойнее…
– Да, – сказала настоятельница. – Мне так спокойнее.
И быстро удалилась. А эпикифор, рассеянно улыбаясь, несколько секунд смотрел ей вослед. Затем перевел взгляд на монастырский двор, где вместо цветников были разбиты ухоженные грядки со знаменитыми помидорами, поставляемыми даже к столу Его Величества. Потом проследовал в часовню, где преклонил колени перед застекленным ящиком из красного дерева.
В этом ящике хранилась корзина, некогда собственноручно изготовленная самим Бубудуском. А на дне корзины лежал багровый овощ, по преданию надкушенный великим пампуасом и с тех пор чудесным образом сохранявший и цвет, и форму. Немногим было известно, что этому чуду в немалой степени способствовал особый воск, которым регулярно пропитывали святыню. Так оно спокойнее…
Несколько минут эпикифор молча молился и одновременно прислушивался.
Только по нескольким легким шорохам можно было догадаться, что весьма подготовленные девочки уже занимают свои места. И на галерее, и в боковых исповедальнях. К эпикифору подошла юная послушница, почтительно поклонилась, что-то прошептала и быстро удалилась. В этом монастыре умели быстро удаляться…