Я замешкалась перед тем, как постучать в дверь, но ненадолго. У меня был некоторый опыт в сообщении людям дурных вестей, и один урок, который я извлекла из него, заключался в том, что нет никакого смысла в подготовке. Красноречие не поможет, а прямота не исключает сочувствия.
Я резко стукнула в двери и вошла, услышав приглашение Джокасты.
Отец Леклерк находился здесь же. Сидя за маленьким столом, он деловито поглощал еду, в изобилии стоящую перед ним. На столе также стояли две бутылки вина, одна из которых была почти пуста. Священник поднял голову при моем появлении, расплывшись в улыбке столь широкой, что, казалось, она заворачивалась за его уши.
— Хей-хо, мадам! — жизнерадостно произнес он, помахав мне ногой индейки в знак приветствия. — Хей-хо!
«Bonjour» было слишком официально по сравнению с этим приветствием, поэтому я удовольствовалась реверансом и коротким «Ваше здоровье».
Совершенно очевидно, что выпроводить священника невозможно, и увести Джокасту некуда, так как в гардеробной деловито копошилась Федра, вооруженная парой щеток для одежды. Однако с учетом ограниченных познаний отца Леклерка в английском языке, вероятно, строгой приватности не потребуется.
Я тронула Джокасту за локоть и негромко попросила ее сесть со мной у окна, чтобы обсудить нечто важное. Она удивилась, но кивнула и, поглядев в сторону отца Леклерка, который ничего не замечал, поглощенный едой, подошла и села возле меня.
— Да, племянница? — сказала она, расправив юбки на коленях. — В чем дело?
— Ну, — произнесла я, глубоко вздохнув. — Это касается Дункана. Видите ли…
Ее лицо стало совершенно удивленным, когда я стала говорить, но в позе, с которой она меня слушала, я ощутила… что-то вроде облегчения.
Ее губы сжались, слепые синие глаза уставились в своей обычной странной манере куда-то выше моего правого плеча. Но в ее выражении не было сильного потрясения. Наоборот, она выглядела, как человек, который вдруг нашел объяснение беспокоящего его обстоятельства и почувствовал от этого облегчение и удовлетворение.
Мне пришло в голову, что они и Дункан жили под одной крышей уже больше года и были помолвлены в течение многих месяцев. Отношение Дункана к ней на публике всегда было почтительным, но он никогда не выказывал к ней нежных или собственнических чувств. Такое отношение к своим женам не было необычным для данной эпохи, но, вероятно, он не выказывал их и наедине, тогда как она, по-видимому, их ожидала.
Когда-то она была очень красива, и сейчас все еще была хороша. Она привыкла к тому, что вызывала восхищение мужчин, несмотря на ее слепоту. Я видела, как она кокетничала с Эндрю МакНейлом, Нинианом Белл Гамильтоном, Ричардом Касвеллом и даже Фаркардом Кэмпбеллом. Возможно, ее удивляло и даже обижало очевидное отсутствие физического интереса со стороны Дункана.
Теперь она знала и, глубоко вздохнув, медленно покачала головой.
— Боже мой, бедный человека, — сказала она. — Так пострадать, свыкнуться с этим, и теперь заново все пережить. Святая дева, почему прошлое не оставит нас в мире?
Она опустила голову, моргая, и я была удивлена и тронута, увидев, что глаза ее были влажными.
Присутствие чего-то большого заставило меня поднять голову, и я увидела, что отец Леклерк возвышался над нами, словно темное грозовое облако в своей черной сутане.
— Неприятности? — спросил он по-французски. — Месье Дункан получил травму?
Джокаста не говорила по-французски, кроме «Comment allez-vous?», [138]но вопросительный тон был ей ясен, кроме того она уловила имя Дункана.
— Не говорите ему, — сказала она настоятельно, положив руку на мое колено.
— Нет, нет, — уверила я ее и махнула священнику рукой, показывая, что он может не волноваться.
— C’est rien. Все в порядке, — сказала я ему.
Он, нахмурившись, с сомнением посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Джокасту.
— Проблемы брачного ложа, не так ли? — прямо спросил он на французском. Мое лицо, должно быть, выдало меня, потому что он указал на перед своей сутаны. — Я слышал слово «мошонка», мадам, и вряд ли вы говорили о животных.
Я поняла — немного слишком поздно — что хотя отец Леклерк не говорил по-английски, он хорошо знал латынь. А это слово и на английском и на латыни звучит одинаково «scrotum».
— Merde, — произнесла я вполголоса, отчего Джокаста резко взглянула на меня. Я успокоительно похлопала ее по руке, пытаясь решить, что же делать. Отец Леклерк смотрел на нас с любопытством, но в его мягких карих глазах также светилась доброта.
— Боюсь, что он уловил суть нашего разговора, — сказала я Джокасте извиняющимся тоном. — Думаю, что нужно ему все объяснить.
Она закусила нижнюю губу, но не сделала отрицательного движения, и я кратко посвятила священника в существо дела. Его брови поднялись, и он машинально взялся за деревянные четки, висевшие на его поясе.
— Oui, merde, Madame, — сказал он. — Quelle tragédie. [139]
Он коротко перекрестился, не стесняясь, отер жир с подбородка и сел рядом с Джокастой.
— Спросите ее, пожалуйста, мадам, каково ее желание, — сказал он мне. Тон был вежливый, но это был приказ.
— Ее желание?
— Да. Хочет ли она выйти замуж за месье Дункана, даже зная это. Как вы понимаете, мадам, по законам Святой церкви, невозможность вступления в супружеские отношения является препятствием для брака. Однако, — он колебался некоторое время, поджав губы и глядя на Джокасту, — целью такого условия является создание плодотворного брака по завещанию Господа нашего. Но в данном случае Бог не станет требовать плодов. Так что… — и он приподнял одно плечо в галльском пожатии.
Я перевела вопрос Джокасте. Она повернула голову к священнику, словно пыталась предугадать его намерения, потом что-то поняла и откинулась на спинку кресла. Лицо ее приняло выражение, характерное для всех МакКензи — совершенно спокойная маска, за которой шла напряженная работа мысли.
Я была немного встревожена, и не только из-за Дункана. Мне как-то не приходило в голову, что открытие импотенции Дункана может помешать свадьбе, а Джейми хотелось, чтобы у его тети был защитник. Им мог стать Дункан, и их свадьба была прекрасной возможностью для этого. Джейми будет волноваться, если его планы нарушаться в самый последний момент.
Однако Джокаста вскоре зашевелилась и длинно выдохнула.
— Благодарю Господа, что мне повезло заполучить иезуита, — сказала она сухо. — Своими доводами они могут обелить дьявола. Скажи ему, что я все еще хочу выйти замуж.