Я вернулся в отель, где временно разместили новобранцев. Нам еще не выдали формы, только простые комбинезоны, которые мы надевали днем, а в остальное время носили собственную одежду. Отбывал я рано утром, поэтому прошел к себе и начал собирать вещи — для того чтобы отослать их домой. Вайсс предупредил, что ничего лишнего лучше с собой не тащить, разве что семейные фото и музыкальный инструмент, если умеешь на каком-нибудь из них играть. Я не умел. Карл уехал три дня назад, заполучив назначение к технарям, как того и хотел. Я был рад за него, а он с пониманием относился к моему назначению. Малышка Кармен тоже уехала — в чине мичмана-стажера. Она станет пилотом, если получится, а у нее обязательно получится.
Мой временный сосед вошел, пока я возился с вещами.
— Получил приказ? — спросил он.
— Ага.
— Куда?
— Мобильная пехота.
— В пехтуру? Ну и дурак! Мне жаль тебя, правда, жаль.
Я выпрямился и сердито сказал:
— Заткнись! Мобильная пехота — лучшие части в армии. Она и есть армия! А вы нам только инструменты подаете, всю работу делаем мы.
Он расхохотался.
— Увидим!
— В зубы хочешь?
3
И будет пасти их жезлом железным…
Откровения Иоанна Богослова 2:27
Вместе с парой тысяч других жертв я очутился в учебном лагере имени Артура Карри[85] в северных прериях. Иначе, чем лагерь, назвать это место было сложно, единственным капитальным строением тут был склад экипировки. Спали и ели мы в палатках, жили на открытом воздухе, если это называется жизнью, а лично я так этот процесс не назову. Я привык к более теплому климату, мне казалось, что северный полюс располагается милях в пяти от нас. Без сомнения, настал новый ледниковый период.
Упражнения помогают согреться, командование об этом позаботилось.
В первое же утро нас разбудили до рассвета. Я никак не мог приспособиться к смене часовых поясов, поэтому мне показалось, что я вовсе не спал. Трудно поверить, что кому-то понадобилось, чтобы я вылезал из кровати посреди ночи.
Однако имелось в виду именно это. Громкоговоритель неподалеку орал военный марш, который поднял бы даже мертвого, а какой-то волосатый зануда устремился вдоль коек с воплем:
— Все наружу! Встать! Живо!!!
Я натянул на голову одеяло, так этот гад вернулся, перевернул мою койку, сбросив меня на ледяную твердую землю.
Лично против меня он ничего не имел. Он даже не взглянул, ушибся я или нет.
Минут через десять я, одетый в исподнее, штаны и ботинки, стоял в одном строю с другими такими же, а солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Лицом к нам высился огромный широкоплечий человек, и внешность его не предвещала ничего хорошего. Одет он был точно так же, как и мы, с той небольшой лишь разницей, что рядом с ним я выглядел как халтурно набальзамированный труп. Щеки детины были выбриты до синевы, брюки выглажены, а в ботинки можно было смотреться как в зеркало. К тому же этот человек был бодр и весел, как после хорошего отдыха. Спать ему, очевидно, совсем не хотелось. Никогда. Он не нуждался во сне, только проверяй его каждые десять тысяч миль на всякий случай да время от времени стряхивай пыль.
— Ррота-а! — гаркнул детина. — Смыррррна! Я — взводный сержант Зим, ваше начальство. Обращаясь ко мне, вы отдаете честь и говорите «сэр». Вы отдаете честь и говорите «сэр» всем, у кого в руках инструкторский жезл, — и он помахал стеком, чтобы дать понять, что именно он назвал «жезлом».
Еще прошлой ночью я увидел подобные стеки у некоторых людей и немедленно воспылал желанием раздобыть себе такой же, уж больно круто выглядели эти палки. Теперь передумал.
— …потому что у нас не хватает офицеров для практики, — продолжал упражнять голосовые связки гигант. — Так что практиковаться будете на нас. Кто чихнул?
Тишина в ответ.
— КТО ЧИХНУЛ?!!
— Я… — послышалось из строя.
— Что «я»?
— Я чихнул…
— «Я чихнул, СЭР!»
— Я чихнул, сэр. Я замерз, сэр.
— Так.
Зим шагнул к нарушителю, ткнул стеком тому почти в самый нос — оставался лишь дюйм — и требовательно спросил:
— Имя?
— Дженкинс… сэр.
— Дженкинс, — повторил Зим так, будто это слово означало нечто отвратительное, может быть, даже непотребное. — Полагаю, как-нибудь ночью в патруле ты примешься чихать, потому что у тебя течет из носа, а?
— Надеюсь, что нет, сэр.
— Я тоже. Но ты замерз. Ну что ж… это мы исправим.
Он ткнул стеком куда-то вдаль.
— Оружейную все видят?
Я посмотрел в ту сторону, но увидел лишь прерию — и только где-то за горизонтом прилепилось какое-то здание.
— Выйти из строя. Обежишь вокруг. Обежишь, я сказал. Быстро! Бронски! За ним.
— Так точно, сарж, — один из пяти обладателей стеков пристроился за Дженкинсом, быстро догнал и вытянул поперек задницы инструкторским жезлом.
Зим опять развернулся к нам, дрожащим от внимания. Он прошелся вдоль строя, осмотрел нас с головы до ног и впал в беспросветное уныние. Наконец он пробормотал себе под нос, но у него был такой голос, что слова разнеслись по всему плацу:
— Подумать только, и это случилось со мной.
Он посмотрел на нас.
— Ну вы, гориллы… нет, на горилл вы не тянете. Вы — жалкое сборище полудохлых мартышек… вы — рахитичные сопливые недоноски, зачем-то вылезшие на свет из-под мамашиного передника. За всю мою жизнь меня никто так не разочаровывал. Я ни разу не видел столь испорченных маменькиных дитяток в… ты там! Кишки втянуть! Смотреть перед собой! Я с тобой разговариваю!
На всякий случай я подтянул живот, хотя и не был уверен, что Зим обращался именно ко мне. А сержант все бушевал и бушевал. Заслушавшись, я даже забыл о мурашках и гусиной коже. Сержант ни разу не повторился и не опустился до богохульства и непристойности. (Позже я узнал, что он приберегал подобные высказывания для самых особых случаев, к каковым наш не принадлежал.) Но он описал наши физические, умственные, моральные и генетические изъяны весьма красочно и с большим чувством.
Я не обижался, я изучал его манеру общения с подчиненными. Вот бы его в нашу дискуссионную группу!
В конце концов сержант умолк и, казалось, был готов разрыдаться.
— Нет, я не выдержу, — сообщил он горько. — Я-то думал, что с этим покончено. Когда мне было шесть лет, мои деревянные солдатики и те были лучше. ЛАДНО! Кто из вас, вошки, думает, будто может мне всыпать? Есть тут хотя бы один мужчина? Говорите!
На плацу повисло недолгое молчание, которое мне вовсе не хотелось нарушать. Лично у меня не было и тени сомнения, что это сержант может задать мне трепку, а не наоборот. Потом с одного из флангов раздался голос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});