— Я отлично вас понимаю, — сказал мистер Энтвистл. — Не так уж редко молодые джентльмены испытывают временные затруднения, дожидаясь оглашения завещания. Можете не сомневаться, состояние вашего дядюшки вполне компенсирует нам наши хлопоты. — Он поклонился и скользящей походкой удалился в сгущавшуюся темноту.
Реджиналд Каллендер стоял, держа в руке украшения дядюшки, и его будто волной захлестнуло омерзение. Фелиция вот беспокоится о чьих-то душах, а ему в это время приходится думать о том, как раздобыть денег на содержание хозяйства. Его поступок вряд ли приличествовал джентльмену; по сути, он практически ограбил покойного. Да ладно, все видели дядюшкины украшения, пока гроб был открыт, просто потом кто-то вынул их из могилы. Каллендер, которого брат матери с самого детства так и содержал на свои деньги, не имел ни малейшего представления о том, как обеспечить себе средства к существованию, и мог лишь продать то, что случайно попало к нему в руки. Он оступился, но это лишь временно, — говорил себе Каллендер; скоро он получит наследство и станет богатым.
Но при всем при том он был зол на себя самого и еще больше — на Фелицию, увлеченную бесплотными духами в то самое время, когда он так отчаянно жаждал утешений плотского характера. Тут он увидел спешившую по коридору горничную и подозвал ее.
— Элис, — сказал он, — зайди на секундочку. Девушка медленно подошла к нему.
— Устраивает ли тебя твоя работа в этом доме?
— Да, сэр, — ответила Элис.
— А было ли тебе хорошо с моим дядей? Элис, покраснев, кивнула.
— Значит, тот же договор останется в силе и теперь, когда хозяин — я?
— Как вам будет угодно, сэр, — ответила Элис.
— Отлично. Мои гости скоро уйдут. Чуть позже вечером я буду тебя ждать, Элис. Все будет так, как прежде. Приходи в десять. И захвати с собой дядюшкин кнут.
Кладбищенские воришки
Парень, к ноге которого был пристегнут ломик, заказал еще одну пинту пива. Пиво он пил редко, поскольку оно было ему не по карману, да и пьянел слишком быстро, но этим вечером он сильно нервничал, кроме того, он не сомневался, что денег у него хватит хоть на целый бочонок. Как бы то ни было, говорил он себе, если он нажрется, виноват будет Сид. Они договорились еще час назад встретиться вот в этом пабе, под названием «Земля перевернулась», а поскольку Сид так опаздывал, приходилось брать одну кружку пива за другой. Генри не позволят тут засиживаться, если он не будет тратить деньги, хотя уже сейчас то и дело кто-то подшучивает по поводу его возраста; ну и пусть, до них Генри Донахью и дела нет. Ему, в конце концов, уже пятнадцать, так что он вправе пить, сколько влезет, в его возрасте можно и пить, и могилы грабить. Но все же ему хотелось, чтобы Сид поторопился.
Генри сам выбрал это место, хотя внутрь до этого никогда не заходил, — отчасти из-за близости заведения к кладбищу Кенсал Грин, отчасти оттого, что ему всегда нравилась вывеска. Он точно не знал, перевернут ли нарисованный на ней земной шар или нет, но сама мысль о перевернутой земле почему-то была для него очень привлекательна. Кроме того, внутри было достаточно тихо, что, по его мнению, было хорошо, правда, он предпочел бы, чтобы народу было побольше, а то, казалось ему, он слишком на виду. И вот, как раз когда он обводил взглядом темный зал, не сомневаясь, что все остальные посетители только на него и смотрят, дверь открылась, и в нее заглянула хитрая прыщавая физиономия Сида. Генри залпом допил свою кружку и торопливо зашагал к двери. Сид уже почти вошел, но Генри вытолкал его обратно на улицу.
— Дай же мне хоть на минуту зайти, а? — возмутился Сид.
— Тебе не кажется, что ты и так слишком припозднился, хочешь еще и здесь застрять?
— Знаю, знаю, но я же так замерз. Я ведь не виноват, что мне было никак оттуда не смыться, да?
— А если мы выйдем не сейчас, а еще позже, виноват будешь уже ты, Сид. Знаешь же, что я не могу всю ночь провести вне дома.
— А разит от тебя так, как будто ты сидишь здесь уже целую ночь, приятель. Милая привычка — напиваться, выходя на дело. Как же ты теперь будешь вскрывать замки, а?
Генри схватил Сида за руку, чтобы тот заткнулся. По пустой улице шаркающей походкой к ним приближался фонарщик, держа в руке небольшой светильник, огонь которого еле мерцал сквозь желтый туман Лондона. Оба парня с наигранным равнодушием прислонились к стене — Генри уставился на вывеску, а Сид стал читать объявление, гарантирующее, что в заведении всегда подается «Courage», — интересно, сколько же успел влить в себя Генри. Старик вскарабкался по приставной лесенке, повернул газовый кран, поднес свой светильник, а потом слез, но света возле входа в паб прибавилось разве что самую малость. Мальчишки дождались, пока шаги фонарщика совсем не стихли вдалеке.
— А ты его не на шутку испугался, что, скажешь, нет? — с издевкой заметил Сид. — Может, тебе лучше улепетывать домой и забыть все, что мы тут собирались делать, Генри.
— Ничего я не боюсь. Но нам незачем никому сообщать, что мы задумали сделать. Берка и Хэйра повесили, так ведь?
— Они же были убийцы, болван ты эдакий, а мы даже не воруем трупы. На них теперь и спроса нет. Мы всего-навсего избавим пожилого джентльмена от парочки побрякушек, о которых он уже никогда не будет жалеть. Было бы преступлением оставить такие вещи гнить вместе с ним, а?
— Но за такое преступление никто не попадает под суд, — заметил Генри.
— Слушай, приятель, если тебе не нужны деньги, то проваливай.
Но Генри уже шагал к кладбищу, натянув шапку так, что под ней спрятались его рыжие вихры; от холода и от взглядов прохожих его скрывал еще и поднятый воротник.
— Ты уверен, что все эти штуки там, на нем, ты точно знаешь, а, Сид?
— Я же сам это видел. Когда работаешь у похоронных дел мастера, только и остается делать, что смотреть на усопших. А ученику мастера по замкам — учиться вскрывать всякие штуки. Генри, я только и ждал, когда же отыщу себе такого напарника, как ты. Теперь у нас свое дело, понимаешь, и нас ждут блестящие перспективы.
Чем ближе они подходили к Кенсал Грин, тем неуютнее чувствовал себя Генри. Дома здесь стояли поодаль друг от друга, фонарей было меньше, а пространство между домами наполнял туман. Генри уже казалось, будто он заблудился где-то за городом, и он с радостью бы повернул обратно, но ему было как-то неловко позориться перед Сидом: проще заставить себя не бояться трупов, чем признаться мальчишке, который всего на год тебя старше, что больше всего в жизни ему хотелось бы оказаться у себя в мансарде, в собственной кровати.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});