Старый воин чувствовал смутное беспокойство. Он то и дело вертел головой, прислушивался к слабым шорохам, вглядывался в редкие следы зверья, косился в сторону топи. Все годы неволи, после того как его со скованными руками и ногами доставили в Скир, баль провел в коридорах дома Креча. Никогда Зиди не бродил по скирским угодьям, но порой за опустошением очередного меха вина расспрашивал хмельных собеседников, какие дороги помогли бы ему убраться из ненавистного города. Поэтому знал, что восточнее тракта, который прямиком вел из Скира к Лассу, нет ни одной деревни. На десятки лиг простирался заповедный лес, где таны четыре раза в год испытывали сыновей на знаменитой охоте, о которой знали все, но которую предпочитали не обсуждать ни вольные сайды, ни рабы. Давно следовало расспросить и о ней кого-нибудь, хоть того же Ярига, но всякий раз вино оказывалось слишком крепким, язык начинал заплетаться, и разговор заканчивался на полуслове. Вот и теперь Зиди морщился, борясь с нестерпимым желанием вытянуть из мешка мех вина и смочить горло, и со все большей тревогой отмечал, что следов крупной дичи в лесу нет. И та лежка серого гиганта, в которой пришлось схоронить трупы, теперь казалась Зиди случайной. Лес оставался мертвым или спящим, даже слабое дыхание топи напоминало дыхание смерти. Иногда в прелой листве баль угадывал следы копыт и как будто сапог, но ни одной хижины, ни одного навеса от дождя не попалось спутникам. Их не было вовсе или же охотничьи убежища устраивались поодаль от болота.
– Костер разводить не будем, – буркнул Зиди, давая знак остановиться, когда местность начала повышаться, а копыта лошадей зачавкали вдоль еле заметного ручейка.
День еще не закончился, но со стороны топи пополз туман, он не поднимался выше трех-четырех локтей, но возможную тропу скрывал полностью.
– Спать, – пробурчал старый воин, расстилая на собранный им на ощупь ворох листьев запасной плащ. – Ложись. Продолжим путь, если туман рассеется.
Рич легла сразу, только достала из мешка накидку. Зиди нацедил в ручье воды, напоил лошадей, которые тут же начали недовольно прихватывать пожухлые от мороза клочья бедной травы, и напился сам, пытаясь избавиться от горькой слюны. Голова начинала гудеть почти невыносимо. Зиди подошел к лошади, нащупал сквозь ткань мешка заветный мех и оглянулся. Закутавшись в плащ до подбородка, девчонка смотрела на него то ли с раздражением, то ли с досадой.
– Спать! – нахмурился баль и шагнул к стволу поднимающегося над туманом древесного гиганта.
Под ногами захрустели опавшие листья. Их, напоминающих лапы водяной ящерицы, на ветвях осталось немного. Почти все одеяние лесного великана как раз и послужило постелью для случайно забредших в царство спящих деревьев путников. Но и те листья, что остались, готовы были проститься с ветвями при первом порыве ветра. «Как кровь», – подумал баль, сорвал окрасившийся алым цветом листок и, свернув его в трубочку, отправил в рот. Лист с шелестом раскрошился на мелкие частички, рот наполнился вязкой, стягивающей лицо вплоть до скул слюной, но жажда и головная боль, мучившая Зиди последние дни, исчезли. Впервые ему не хотелось развязать мех и беспрерывно глотать, вливать в себя вино, пока жжение в груди и стук в висках не утихнут. Он приложил к стволу ладони и негромко запел, зашептал положенные слова. Привычное лесное колдовство приникло к коре, облизало узловатые ветви, впиталось в сырой грунт, и дерево неожиданно откликнулось. Медленно полетели с верхушки еще сохранившие зелень листья, шевельнулись без ветра ветви, и старый баль, получивший седины не в родных краях, а в холодных коридорах чужого дома, услышал голос больного дерева. Спустя короткое время, Зиди лег в листву и прижался спиной к Рич. Девчонка вздрогнула, но не отодвинулась.
Теперь до утра можно было спать – дерево охраняло покой путников.
Зиди проснулся от запаха. Опасности не было или пока не было, дерево молчало. Раскинутые в стороны ветви, продолжающие тянуть из земли влагу корни все еще служили путникам, стерегли недолгий сон сына лесного народа и его спутницы, но дерево казалось испуганным, словно наползающий с юга запах напоминал о чем-то ужасном. Туман рассеялся. На черном, искрящемся звездами небе засияла полная Селенга, затапливая спящий лес серебром и расчерчивая его резкими тенями, но утро близилось.
Зиди тяжело сел, поежился от пронизывающего сырого холода и принялся разминать больную ногу. В зарослях иччи шевельнулись лошади, тенью в сторону скользнула Рич. Прищурившись, старый воин вгляделся в освещенное Селенгой, только что умытое холодной водой лицо. Посветлевшие брови и ресницы словно вовсе исчезли, слились с кожей, которая в свете Селенги казалась серой. Но девчонка все равно оставалась такой красивой, что в спокойный переход ласского моста верилось с трудом. Да и без нее его будут ждать. Отправляться надо. Она ведь, кажется, успела уже и перекусить? Хорошо.
– Что это за запах? – спросил Зиди.
– Запах? – не поняла Рич и втянула тонкими ноздрями холодный воздух. – Это не совсем запах.
– А что же это?
– Это обряд, колдовство. Так пахнут таны, их сыновья или братья, когда возвращаются с охоты.
– Седд Креча никогда не участвовал в охоте. – Зиди, поморщившись, поднялся на ноги. – Возможно, из-за того, что у него нет детей. Но, учитывая, что зверья в этом лесу тоже нет, без магии на танской охоте не обойтись.
– Ты не знаешь, – понимающе усмехнулась Рич. – Таны охотятся на людей.
– На каких людей? – не понял баль. – Насколько я знаю, заходить в заповедный лес, что тянется между горами и трактом, запрещено даже вольным сайдам!
– Не запрещено, – фыркнула девчонка. – Всякий сайд может зайти в этот лес, но если он найдет здесь смерть, его близкие не должны посылать проклятий обидчикам. Это лес охоты на людей. Видишь? – Она протянула руку. Впереди еле различимо помигивали огни. – Это факелы на стенах Скомы.
– Все правильно, – пробормотал Зиди, досадуя, что не он первым заметил крепость. – Скома. Охотничий замок. Но почему охота на людей? Разве танам мало потехи, когда кровью поливается арена? Или, истребив зверье, таны не нашли ничего лучшего, чем…
– Ты не понимаешь! – оборвала его Рич. – Эта охота – не потеха. И Скома не простой охотничий замок. Там, внутри древних стен, алтарь Сурры – бога войны. Он принимает только человеческие жертвы, но жертвы убитых в бою. В честном бою! На охоте! Именно поэтому все происходящее здесь сохраняется в тайне, по крайней мере, в тайне от черни и рабов. Это обряд. Всякий юный тан становится воином, только победив врага и испив его крови у алтаря Сурры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});