Читать интересную книгу Призрачная ночь - Грей Клаудия

Лукас очень серьезно помотал головой:

— Ты ошибаешься.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. — Он плотнее прижался ко мне. — Лучшая часть меня — это ты. Навсегда.

Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Наступило умиротворение — по крайней мере на одну ночь.

На следующий день в «Вечной ночи» бурлила деятельность более живая, чем большинство ее участников. Учащиеся толпились в коридорах — изысканные вампиры и люди, гадающие, смогут ли они когда-нибудь им соответствовать. Я сильнее, чем раньше, боялась перемещаться по коридорам, потому что не знала, где могу наткнуться на следующую ловушку, поэтому передвигалась медленно и осторожно. Пока все шло неплохо.

Я искала Лукаса, собираясь пойти с ним в класс. Отвлекаться на меня он не будет — он честно пытался пройти весь учебный курс, если не ради знаний, то, по крайней мере, чтобы убить время. После нашего воссоединения вчера ночью мне казалось, что вполне достаточно просто быть рядом с ним, и я подозревала, что он чувствует то же самое.

Но тут я увидела кое-кого, кто выглядел еще более одиноким, чем Лукас, — мою маму.

Она была одета как всегда: простая юбка, практичные туфли и мягкий свитер. Волосы цвета карамели собраны в хвост — мама причесывалась так, сколько я себя помню. Но из ее походки исчезли легкость и упругость, и, когда она шла по коридору в класс истории двадцатого века, глаза ее не сияли.

Я просочилась в кабинет сквозь дверь. Мама что-то писала на доске, и я прочла вместе с остальными учениками: «Потерянное поколение». В классе я заметила несколько знакомых лиц, в первую очередь Балтазара. Он жил в то время и разбирался в его истории куда лучше, чем большинство вампиров. Думаю, он записался на этот курс специально для того, чтобы быть ближе к моей маме.

«О, конечно, — размышляла я. — Теперь ты начал соображать. А почему не соображал тогда, когда Лукасу это было особенно нужно?» Балтазар потащил Лукаса сражаться с Черити, хотя знал, что Лукас не в себе, и этого я ему простить никак не могла. Но если не ради себя, то ради мамы я продолжала испытывать к нему благодарность — и к Патрис тоже. Она сидела впереди и, скорее всего, записалась на этот курс по той же причине, хотя не признается в этом никогда.

— «Потерянное поколение» — это люди, ставшие совершеннолетними во время Первой мировой войны. Тогда она называлась Великой войной. Кто знает почему? — усталым голосом спросила мама.

Разумеется, она задала свой вопрос ученикам-людям — или тем вампирам, кого превратили после того времени. В академии «Вечная ночь» существовало неписаное правило: нельзя пользоваться своими воспоминаниями, если ты жил в изучаемую эпоху.

Скай Тирней, сидевшая в первом ряду, подняла руку:

— Потому что Вторая мировая война еще не началась.

— Верно. — Мама смотрела куда-то поверх голов учеников, словно не особенно ими интересуясь. Под глазами у нее залегли тени. Казалось, что она толком не спит уже несколько недель. — Потому что невозможно было поверить, что человечество во второй раз окажется таким же глупым.

Парочка вампиров противно хихикнула, явно решив, что это наезд на людей. На самом деле мама просто была фаталисткой. Балтазар на мгновение закрыл глаза, словно отгораживаясь от их тупости.

Мама сжала мел в руке, пачкая пальцы желтоватым порошком. Она по-прежнему смотрела куда-то вдаль и говорила гораздо тише, чем требовалось при обращении к классу, полному учеников:

— Первая мировая война пошатнула веру людей буквально во все. Они больше не могли поклоняться Богу-Всезаступнику после того, как столько их сыновей и братьев погибли в окопах. Солдаты, пострадавшие от иприта, пулеметного огня и голода, больше не могли доверять правительству и генералам, пославшим их на фронт, обещая, что война продлится всего несколько месяцев. Женщины, заменившие на заводах и фабриках ушедших на войну мужчин и умудрявшиеся при этом годами в одиночестве тянуть на себе домашнее хозяйство, больше не могли чувствовать себя защищенными.

Ручки скрипели по бумаге, щелкали клавиши ноутбуков. Все думали, что это будет включено в экзамен, но я видела, что мама просто заблудилась в печальных воспоминаниях.

Она продолжала:

— Некоторые из этих женщин потеряли всех, кого любили. Они обещали своим детям — уберечь их от всех бед, но эти обещания оказались нарушены. После такого ты уже не можешь… они уже не могли поверить снова.

О, мамочка! Я так сильно хотела ее обнять! Хотела ли я сказать ей, что все будет в порядке, или настолько по-детски надеялась, что это она станет меня утешать?

Некоторые вампиры, старшие, те, что прошли через то время, выглядели такими же печальными, как моя мама. Балтазар внезапно заинтересовался своей обувью. Я вдруг сообразила, что никогда не спрашивала его, что он делал на той войне и делал ли вообще хоть что-нибудь. Не знаю, что с ним тогда случилось, но похоже, у него остались самые мрачные воспоминания. А может быть, он просто гораздо лучше остальных понимал мамино настроение и искренне ей сочувствовал.

«Дотягиваться до людей, — напомнила я себе. — Заботиться о них, даже если прямо сейчас я на них злюсь. Вот для чего я здесь».

Я подплыла к Балтазару. Его пальцы не очень крепко сжимали карандаш, — видимо, будучи свидетелем всех тех событий, он не считал нужным делать записи. Так что я завладела карандашом и написала его рукой: «Как по-твоему, с ней все в порядке?»

Балтазар резко выпрямился, но тут же овладел собой. Пальцы на карандаше сжались крепче.

«Не думаю».

Он снова расслабил пальцы, чтобы я смогла ответить.

«А отец? Как ты думаешь, он может ей помочь?»

«Он попросил меня уйти с его курса. Сказал: слишком болезненные воспоминания. Так что, думаю, не может. Бьянка, почему бы тебе не показаться им? Тяжело врать, что ты ушла совсем, навеки».

«Мама с папой ненавидят призраков. Они делали все, лишь бы не позволить мне превратиться в привидение, и даже слышать не хотели, что я стану кем-то еще, кроме вампира. — Мне было очень трудно написать следующие слова, но я заставила себя закончить: — Я боюсь, что они отвергнут меня и тоже будут ненавидеть».

«Они твои родители. Они не поступят так. Они тебя примут».

«Как мать Лукаса приняла своего сына?»

На это Балтазар не ответил.

Сидевшая перед ним Патрис поежилась; очевидно, в присутствии привидения в помещении всегда становилось холодно. Она обернулась, любопытствуя, откуда взялся сквозняк. Я направилась к двери, не в силах выносить все это, но, прежде чем выплыть из комнаты, долго смотрела на маму. Теперь я постоянно думала, что это может быть в последний раз.

Я так хотела показаться ей и папе! Представляла, как появлюсь перед ними в белой рубашке и пижамных штанах, в которых умерла, надену на руку браслет и снова обрету тело. И если я сделаю это, то кинусь к ним в объятия, и ничего мне больше не нужно.

А потом представляла себе, как они от меня отворачиваются. Я этого просто не вынесу.

Ученики начали поговаривать о поездке в ближайший городок, Ривертон, уже несколько дней назад, но я не обращала на это внимания, потому что сомневалась, что кто- то из моих друзей захочет туда отправиться. Эти поездки были недавним нововведением, специально для учеников- людей. Вампиры их избегали: для того чтобы попасть в Ривертон, требовалось пересечь реку, а это вызывало у вампиров озноб, тошноту и своего рода шок. Кроме того, все, что доставляло удовольствие людям, автоматически становилось гадким для вампиров. Единственным человеком, с которым я продолжала общаться, был Вик, а он, скорее всего, останется в школе из-за Ранульфа.

Однако мне пришлось изменить свои планы.

После урока мамы, пока ученики толпились в коридорах, я принялась разыскивать Лукаса. Я чувствовала, что нужна ему, а увидев мамину тоску, поняла, что он мне тоже очень нужен. Но едва я подобралась к нему справа, как миссис Бетани оказалась слева.