нее было в обрез, но эту историю ей хотелось дослушать до конца.
– Для Йоурюнн это оказалось трудным решением, – продолжил пожилой мужчина, – но менять его она не стала, посчитав, что так будет лучше для малыша.
Нарушив секундную паузу, Исрун нетерпеливо спросила:
– И что же стало с ребенком?
– Ну… его – этого мальчика – усыновили, как я и говорил. Но мне неизвестно, в какую семью он попал. И родители тоже не хотели этого знать. Йоурюнн настояла на том, чтобы младенца усыновили чужие люди, какие-нибудь достойные сельчане, – так, я помню, она говорила. Ей хотелось избежать риска столкнуться с собственным сыном где-нибудь на улицах Рейкьявика. – Никюлаус снова умолк – по его глазам было видно, что он силится воскресить в памяти события давно минувших дней. – Она говорила, что непременно узнает сына, когда бы и где бы они ни встретились.
– И связей с ним… с мальчиком они никогда не поддерживали?
– Насколько мне известно, нет. Его усыновили официально, все было по закону. Думаю, они так больше никогда его и не видели, – проговорил Никюлаус почти шепотом.
Исрун бросила взгляд на часы.
– К сожалению, мне пора идти, а то опоздаю на планерку, – после короткой паузы сообщила она, поднимаясь со стула. – Принести вам еще кофе, пока я здесь?
– Нет, не нужно, – ответил Никюлаус. – Благодарю вас за заботу.
– Я могла бы к вам еще раз обратиться, если потребуется? – спросила Исрун.
– Разумеется, но вам придется снова сюда прийти. Разговаривать со мной по телефону – только время терять. Ничего не слышу, – улыбнулся Никюлаус. – Кое-кому – а тут есть люди и постарше меня – даже… – он сдвинул брови, – Интернет в комнату провели. Они сообщения со своих компьютеров посылают. Вот ведь как! Но я со всей этой техникой не в ладу. Так что и писать мне смысла нет, разве что обычное письмо отправить, которое почтальон приносит.
Улыбнувшись, Исрун снова поблагодарила его за беседу.
Теперь все ее мысли занимал молодой человек с фотографии – большеглазый подросток с младенцем на руках.
Никюлаус рассказал, что Йоурюнн родила сына в двадцатилетнем возрасте, а по информации Ари, снимок был сделан, когда ей было лет двадцать пять. Значит, таинственный подросток никак не мог быть ее сыном.
Исрун села в машину и завела мотор. По дороге в редакцию в ее голове крутился вопрос без ответа: кто же этот парень на фотографии? А кроме того, ее мысли занимало и другое: что стало с сыном Йоурюнн и Мариуса?
16
Опоздав на утреннюю планерку, Исрун попыталась потихоньку пробраться в комнату для совещаний, но, усаживаясь, умудрилась опрокинуть чашку с кофе своего коллеги, чем привлекла к себе всеобщее внимание. Все, кто сидел рядом, подхватили лежавшие перед ними бумаги и блокноты, чтобы спасти их от растекавшейся по столу лужи кофе, вытереть которую, однако, никто не пытался. Извинившись, Исрун сходила за бумажным полотенцем, и пока она удаляла со стола последствия своей оплошности, в комнате висела неловкая тишина, которую в конце концов нарушил Ивар, выполнявший в тот день (как, впрочем, почти всегда) функции выпускающего редактора:
– Рады видеть тебя, Исрун.
Заняв свое место, она ответила:
– Взаимно. Простите за опоздание – я проверяла новую информацию по делу о Снорри.
Стыдно за свою ложь ей не было – Ивар того заслуживал.
– И что же это за информация? – поинтересовался Ивар, сдвинув брови и недовольно сощурив глаза.
– Я обещала пока этого не разглашать, – заявила Исрун с дружелюбной улыбкой. – Но надеюсь, что скоро смогу кое-что сообщить Марии… и тебе. – Сделав паузу, она продолжила: – Посмотрю, как пройдет сегодня брифинг в правительстве, если ты не против, и попробую получить комментарий у Мартейнна по поводу его друга Снорри. – Ивар явно собирался возразить, но Исрун не давала ему и слова вставить. – Также я буду следить за развитием событий в Сиглуфьордюре. Возможно, и там что-то интересное получится.
Ивар что-то промямлил с кислым выражением лица – Исрун все-таки удалось оставить последнее слово за собой.
В конце планерки Ивар из мести поручил ей поехать в центр города на Лойгавегюр, чтобы выяснить у прохожих их мнение о растущих ценах на бензин. Им обоим было хорошо известно, насколько это утомительно и затратно по времени упрашивать людей, которые спешат по своим делам, отвечать на вопросы – да еще и на камеру. Исрун лишь улыбнулась Ивару – она знала, что эти его маленькие победы никак не влияют на общую картину. Недалеки те времена, когда ее станут узнавать лучше, чем Ивара, и у нее появится реальная перспектива повышения, ну или ей начнут поступать заманчивые предложения от компаний-конкурентов.
А потом Исрун снова вспомнила о своей болезни. Вообще-то, она о ней никогда и не забывала, но в повседневной суете болезнь иногда отступала на второй план. Эти мысли приходили в самый неподходящий момент, и Исрун начинала опасаться, что все ее профессиональные амбиции так и не реализуются. А что, если она доживет до своего повышения или до того, как конкурирующие СМИ соизволят пригласить ее на работу, посулив высокий оклад?
В такие минуты Исрун старалась не думать о плохом и сосредоточиться на чем-то другом. Как правило, это помогало решать вопросы, которые ставила перед ней профессия.
Для начала она решила узнать, не появилось ли у ее осведомителя в полиции каких-либо новых подробностей. После нескольких неудачных попыток она наконец до него дозвонилась, и результат ее не разочаровал.
– В день своей смерти Снорри отправил сообщение сестре. Проверь, что там, – сообщил осведомитель, но деталей раскрывать не стал. У него была страсть к недомолвкам – он и помочь Исрун хотел, и осторожничал, чтобы не сболтнуть лишнего. Исрун не сомневалась, что таким образом он внушал себе, будто не нарушает требований конфиденциальности. Но жаловаться ей было не с руки – это все-таки лучше, чем ничего.
Исрун посчитала, что беспокоить сестру Снорри в такой день не стоит, лучше перенести это на завтра. А вообще, можно и подождать. Ей ведь предстояло выходить на смену всю неделю, так что было бы неплохо запастись материалом для работы. Главный риск состоял в том, что какой-нибудь другой репортер возьмет интервью у сестры Снорри первым.
Выполнение редакционного задания на Лойгавегюр оказалось, как и опасалась Исрун, нудным и утомительным, хуже того: когда она прибыла на место в половине одиннадцатого, зарядил дождь. Улица была почти пуста, а те немногие, к которым Исрун обращалась со своим вопросом, были в основном туристами, полными решимости с пользой провести время в столице, несмотря