Читать интересную книгу Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров

империя как бы «купила» их крейсера.

Россия все еще пыталась удержать турок от войны. Министр иностранных дел Сазонов предложил Англии и Франции сделать совместное заявление, что нападение Турции на одну из трех держав будет означать войну против всех, потребовать от нее отмены мобилизации. А за нейтралитет отдать ей после заключения мира все германские концессии и предприятия на ее территории. Но заявления уже не играли роли. 15 августа «Гебен» и «Бреслау» подняли турецкие флаги, немецких матросов нарядили в фески, а Сушон стал командующим османским флотом.

Особо стоит остановиться на судьбах иностранцев, которых война застала на чужбине. Русских среди них было очень много. Стояло лето, время отпусков. Кто-то их проводил в «веселой» Франции. В Германию приезжали отдохнуть на недорогих курортах, в горных пансионатах, подлечиться на водах и в немецких клиниках. Ехали на экскурсии по «стране Гете», поступать на учебу в германские университеты. В Пруссию, как обычно, хлынули тысячи сезонников из Русской Польши, Литвы, Белоруссии. А политический кризис развивался стремительно — еще 23 июля все было мирно и спокойно, а через неделю Европа была перечеркнута фронтами…

В Англии и Франции подданных враждебных держав сразу интернировали. А сотни русских в патриотическом порыве ринулись в посольство в Париже — раз уж не получалось быстро вернуться на родину, они желали сражаться в рядах французской армии. Такая договоренность была достигнута. Но французы зачислили русских в Иностранный легион. Это была особая часть, проявлявшая чудеса храбрости. Хотя она формировалась из всякого сброда, а высокие боевые качества достигались крутым мордобоем. Когда с русскими интеллигентами стали обращаться таким же образом, они возмутились и отлупили своих сержантов. А французы церемониться не стали, арестовали «бунтовщиков» и по законам военного времени расстреляли. Да так быстро, что дипломаты не успели вмешаться.

В Австро-Венгрии русских отправляли в лагеря. Исключение делали только для большевиков и прочих экстремистов, Ленина и Троцкого взяли под опеку политики, высокие полицейские чины. Со всеми удобствами отправили за границу — а то как бы возбужденные граждане не наделали беды столь полезным людям. В Германии в одном лишь Берлине оказалось 50 тыс. русских. Еще до объявления войны у них вдруг перестали принимать рубли, и многим стало не на что уехать. Больных, даже послеоперационных, начали выкидывать из клиник на улицу.

А потом покатились аресты. На улицах разразилась массовая истерия, озверевшие толпы ловили «русских шпионов», избивали и убивали. Кого-то успевала спасти полиция, собирала помятых мужчин и истерзанных дам. Для русских не хватало тюрем, их свозили в воинские части. Мужчин призывного возраста объявляли не интернированными, а вообще военнопленными. Били, глумились. Свидетель рассказывал, что в казармах драгунского полка под Берлином офицеры «обыскивали только женщин, и притом наиболее молодых» — ощупывали, заставляли раздеваться. Один из русских пытался защитить свою дочь, дал пощечину лейтенанту, «обыскивавшему» ее. «Несчастного отца командир полка приказал схватить, и тут же, на глазах русских пассажиров его расстреляли».

При посредничестве нейтральных стран женщинам, детям и людям в возрасте все же позволили выехать. В их числе был режиссер Станиславский, он вспоминал, как массу людей, измученных и голодных, гоняли с поезда на поезд, высаживали на станциях. Лупили, подгоняли пинками. Конвоиры, сопровождающие их до границы Швейцарии, не уставали издеваться. Солдаты сопровождали дам в туалет, запрещая закрывать за собой дверь. Офицеры и здесь развлекались «обысками» женщин. Когда велели раздеться жене Станиславского актрисе Лилиной, она медлила исполнять приказ, и ей разбили лицо рукояткой револьвера. С ними ехала старушка-баронесса, и офицеры хлестали ее по щекам. Она кричала: «Что вы делаете? Я же приехала к вам лечиться, а вы меня избиваете…» Так обращались с «культурной публикой». С массами батраков в Пруссии условности были вообще отброшены. Мужчин зачислили в пленные. Женщин отправили на работу в те же прусские поместья, но уже без оплаты, на рабских условиях.

В России некоторые антигерманские эксцессы тоже имели место — возбужденная толпа погромила особняк немецкого посольства, откуда уже выехал весь персонал. Но подобные взрывы эмоций были стихийными, пресекались полицией. В нашей стране находилось 170 тыс. германских и 120 тыс. австрийских подданных — ни убийств, ни арестов не было. Россия стала единственной воюющей державой, где гражданам враждебных государств позволили свободно уехать. Руководство и сотрудники многих фирм покинули страну заранее. А кое-кто позаботился сменить гражданство и преспокойно остался в России.

Глава 9.

Льеж

В Германии царило праздничное настроение — победить предстояло быстро и легко. Пресса взахлеб писала о «войне до осеннего листопада», повторяла выражение кронпринца Вильгельма «frischfrolich Krieg» — освежающая веселая война. Против Франции разворачивались 7 армий. 1-я, 2-я и 3-я (700 тыс. человек) готовились к вторжению через Бельгию, центральная группировка, 4-я и 5-я армии (400 тыс.) должна была поддержать их ударом через Арденны, а на левом фланге 6-й и 7-й армиям (320 тыс.) предписывалось лишь удерживать перед собой французов, чтобы не перебрасывали сил против основной группировки.

А французские 1-я и 2-я армии (620 тыс.) как раз на этом участке, в Лотарингии, собирались нанести главный удар. Левее 3-я и 5-я (450 тыс.) должны были наступать через Арденны. 4-я (125 тыс.) располагалась несколько сзади, во второй линии. Левый фланг фронта опирался на крепость Мобеж, а еще левее, от Мобежа до моря, граница оставалась неприкрытой. Правда, там предполагалось разместить британские войска. Но в Англии опять спорили. Часть руководства не желала, чтобы их небольшие силы стали придатком французской армии, предлагала высадить их в Бельгии или даже десантом в Восточной Пруссии. Все же постановили воевать во Франции, но послать туда лишь 4 пехотные и 1 кавалерийскую дивизии, чтобы не оголять саму Англию до прибытия войск из колоний. Мало того, англичане не должны были подчиняться французскому командованию, получили инструкции принимать решения самостоятельно. Военный министр Китченер настоял, что главное — сохранить армию. При серьезной опасности главнокомандующему Френчу предписывалось запрашивать свое правительство.

А бельгийцы уже воевали. Ключевым пунктом их обороны была крепость Льеж, построенная по последнему слову техники. По опыту Порт-Артура, державшегося 9 месяцев, специалисты считали, что Льеж будет вообще неприступным. Длина его обвода достигала 50 км, а укрепления состояли из 12 главных фортов и 12 промежуточных — 400 орудий, пулеметы. Каждый форт сам по себе представлял крепость с гарнизоном в 400 человек, железобетонными укреплениями и подземными казематами. Промежутки между фортами прикрывала дивизия генерала Лемана, его назначили начальником обороны.

Но вырыть траншеи и установить заграждения не успели, а остальные бельгийские соединения опаздывали выйти на рубеж реки Маас, им приказали строить позиции под Брюсселем, по р. Жет. Колонны, потянувшиеся сюда, выглядели совсем не воинственно. В маленькой Бельгии все было «по-домашнему». Войска провожали на позиции родственники, поили и угощали солдат. Пулеметы везли на тележках молочников, запряженных собаками. Ни у кого не оказалось лопат, да окапываться и не умели.

А в планах немцев Льеж занимал особое место. Здесь находились основные мосты через Маас, важный железнодорожный узел. Не захватив крепость, нельзя было начинать развертывание всей