Читать интересную книгу Ведьма Агнета - Евгения Владимировна Потапова

полной ложкой, не надо мне такого счастья.

Домой зашла, переоделась. Дочь все, что за день с ней произошло, рассказала: что делала, что ела, а еще что Настя приходила за молоком, что тетка ломилась в калитку и даже пыталась перелезть через забор. С Катюшкой разговариваю, а в голове червячок точит: дескать, бросила дядьку на улице, а вдруг чего с ним случится. Сама себя успокаиваю – ночью плюсовая температура, не замерзнет, проспится на свежем воздухе. Тащить незнакомого человека в дом, где я одна с ребенком, глупо.

Думала-думала, пошла глянуть, там ли товарищ или волшебным образом исчез. Нет, на месте, лежит на лавке, ботинки снял, аккуратно поставил, ладошку под голову подложил и сопит. Прям не пьющий гражданин, а агнец божий. Растолкала его.

– Идем.

– Куда? Я женат, – язык еле ворочается.

– Сдался ты мне. Спать в темном, тихом месте положу, – отвечаю, а сама головой по сторонам кручу, то ли подмогу высматриваю, то ли лишних глаз боюсь.

Ботинки кое-как натянул, встал и чуть не упал. Подхватила я его. Смотрю, он желтый какой-то, сухой весь, пахнет не только перегаром и дорогим одеколоном, но и еще чем-то. Запах такой еле уловимый, сладковатый, как от прелых яблок с гнильцой. В дом такое не потащу. Во дворе как раз дорожка к летней кухне оттаяла, вот там и переночуешь, друг ситный. Правда, я там еще не была, но вот заодно и посмотрим, что там есть.

Дверь открыла, вошли в большое помещение с диваном, столом, табуретками и шкафом с посудой. Из него две двери, с левой стороны – предбанник в баню, а с правой – по всей видимости, и есть летняя кухня. Там стоит также диван, печка с плитой, холодильник, пара кухонных шкафчиков, стол большой и табуретки. Под потолком травяные веники висят, на полках расставлены пустые банки.

Заволокла подкидыша в кухню, на диван его кинула. Ведро около него поставила на всякий пожарный случай.

– Есть выпить? – спрашивает.

– Нету, откуда?

– Купи, – из кармана вытаскивает мятые купюры и на стол кладет, сверху банковскую карточку и бумажник. – Купи.

– Сейчас, ага… принесу тебе и выпить, и закусить, и табачку понюхать.

– Я не курю.

– Ну вот и славненько, значит, хату мне не спалишь, – усмехнулась я.

Сгребла все его добро, да в ящик стола кинула, очухается, заберет. Принесла ему литровую банку молочной сыворотки – от жажды похмельной помогает, да воды в ковшике. Стакан граненый поставила на стол.

– Принесла? – не открывая глаз, спрашивает.

– Да, вон стоит.

Сама села печку растапливать, ночью все же холодно, да и помещение сырое да не протопленное. Налил себе, выпил, стакан поставил.

– Это что? – глаза открылись.

– Самогон местный.

Упал на диван, глаза закрыл.

– Принесла? – снова спрашивает.

– Да, на столе стоит.

Наливает полный стакан, выпивает.

– Вкус странный.

– Самогон деревенский.

– А-а-а, ну ладно, – падает на диван.

У печки тяга есть, а растапливаться никак не хочет.

– Агнета, ты думаешь, меня молочной кислятиной обманешь?

Поворачиваюсь, а посередине комнаты стоит мужичонка и так нехорошо улыбается. На диване лежит он же и пузыри пускает, и что-то сказать пытается. Смот-рю на него, а у меня стадо мурашек по спине к затылку побежало, а потом обратно. В комнате и так зябко было, так меня вообще озноб прошиб, до самых костей проняло.

Мужичок-то улыбается, а зубки у него такие меленькие-меленькие, остренькие-остренькие. И с ногами что-то не то, не ботинки на ногах, а копытца, как у моих козочек.

– Что, Агнета, глазки-то вытаращила. Тащи нормальное пойло, к Бугульчихе сбегай. Ему-то от твоей печки ни жарко ни холодно, а мне скучно и голодно, позабавиться не с кем.

На пятую точку я так перед печкой и плюхнулась, дыхнуть боюсь. Сроду такого не видала, глаза потерла – стоит и ухмыляется, а тот лежит и пузыри пузырит на диване, да глаза таращит в потолок, словно блаженный.

– Не пойду я никуда. Сейчас в бане печь затоплю, да твоего подопечного в ней и упарю до состояния инсульта. Его парализует, а ты к нему привязанным будешь до самой его смерти. Вот и станешь с паралитиком веселиться – ни тебе выпить, ни тебе закусить, – подняла я свое седалище с полу, а саму трясет от страха, и зло одновременно берет.

– Ты же не такая, Агнетка, ты же совестливая да сердобольная, – и продолжает дальше скалиться.

– Ты его видел? Сколько ему осталось? А так в инсульте он лет десять пролежит, а ты рядом с ним томиться будешь. Так что я сейчас буду доброе дело творить, а ты мне не мешай, – уже сильно злюсь я на беса окаянного.

– Не хочу я быть привязанным к нему. Я жрать хочу, потешаться хочу, скучно мне, – уже не лыбится, а скалится по-звериному.

– Ну и иди туда, откуда пришел или к тому, кто тебя привел.

– Жинка меня к нему привязала, чтобы он по бабам не бегал и денег много зарабатывал, – отвечает бес.

– Ну и вали к ней, они же вместе живут, значит, связаны между собой и с тобой тоже. Давай, давай отсюда. Она баба здоровая, надолго тебе хватит.

Снова села печку топить. Вспыхнуло пламя, заплясал огонек по газетным листочкам, читает, видно, что в прессе пишут. Теплее стало, спокойнее. Захрапел подкидыш, не требует больше выпить. Обернулась, нет никого, вроде и дышать легче стало. Отстал он от него или нет, не знаю, да и не нанималась я бесов гонять, главное, чтобы его в моем доме не было.

Дверь прикрыла на замок, на всякий случай. Вода у подкидыша есть, ведро в наличии имеется, печка топится исправно – в комнату не дымит, пусть он отсыпается. Через три часа загляну, проверю. Сама коз пошла кормить, доить.

На ужин доели то, что в холодильнике было, ничего не готовила, устала. Молоко снова ферментами заквасила. Присела отдохнуть, глаза прикрыла, да, видно, задремала.

– Что же ты, Агнета, беса назад вернула, изгнать его надо было. Он теперь другому человеку вредить будет, – слышу голос женский. – Ты бы почитала бы записи в тетрадях, а потом самовольничала.

Вроде толкнул кто в плечо. Глаза открыла – нет никого, послышалось, видно, или приснилось. Спать надо пораньше лечь, а то чудится всякое.

Три девицы вечерком

Перед сном один раз заходила в летнюю кухню к подкидышу, подбросила еще угля и дровишек в печку, посмотрела, дышит ли он или нет. Спал, как мышка, посапывая и попискивая во сне. Хорошо, что не буйный, хотя таких сразу видно, но все, же на всякий случай, на замок закрою, чтобы не шастал у меня по саду и огороду посреди ночи.

Эксперименты с козьим молоком продолжаются. В одном из шкафов обнаружила сепаратор. Прогнала на низких оборотах молоко, получила маленькую баночку сливок и обрат низкой жирности. Он у меня на йогурт и кефир пошел. Вечером звонила мама, сказала, что блинчики вкусные, поблагодарила, а вот йогурт какой-то несладкий. Объяснила ей, что это домашний продукт, туда сама добавляй, что хочешь по вкусу.

В стиралку белье закинула. Пока там все стиралось, все боялась, что она сломается. У меня последнее время в городской квартире вся бытовая техника переломалась. Муж ворчал, что я ее специально ломаю, чтобы он не ходил к своей пассии, а чинил сломанное. Здесь все обошлось, исправно машинка отработала.

Посмотрели сериальчик с дочей, отвлекаться от всякого разного тоже нужно. Перед сном шкаф книжный проверила, на предмет тетрадей разных, все же надо в них иногда заглядывать. Нашла целую стопку: и совсем старые с самодельным переплетом, чернилами еще писанные, и относительно новые. С чего начать, даже не знаю. Нашла несколько дневников, вот с них, наверно, и начну, а то вдруг какое заклинание на ночь прочитаю, оно возьмет и свершится.

Взяла самый старый дневник, по моему мнению, и принялась читать. Писала его женщина, которая убежала из купеческого дома вместе со своим возлюбленным. Написала про родительское проклятие от отца вместо родительского благословения. Интересно было читать про все перипетии их совместной жизни.

Видно, под это чтиво я и заснула. Снится мне большое просторное помещение, по всей видимости, чердачного типа, с большим торцевым окном. Посредине комнаты стоит круглый стол, за столом сидят