Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нескладный звон колокольчиков и мычание возвестили о приближении стада, за буренками плелся заспанный пастух. Вдруг пастух споткнулся, беспомощно махнул руками и сверзился вниз.
Два голодных черных силуэта с разных сторон метнулись к обреченной жертве. Тут воздух со свистом рассекла остро заточенная осиновая палка и с абсолютной точностью впилась Фигуре под лопатку. Он вскрикнул, завалился на бок, его губы посинели и задрожали, из разорванного пакета за пазухой посыпалась соль…
Тело конвульсивно дернулось, стало скукоживаться, темнеть. Всходило солнце, горячие лучи победно впивались в ослабевшее тело вампира, превращая его проклятую плоть в груду серого пепла…
Перепуганный пастух катался по земле, мычал и захлебывался слюной. Вокруг него топтались сбитые с толку коровы. Где-то совсем близко, за деревьями, как по команде, завыли милицейские сирены.
Квакин бросился в спасительную лесную зелень.
— Попала! Точно! Мускулатура — ручная и ножная, — восхищенно цокал языком курчавый паренек. — Мне отсюда ни в жизнь не добросить!
А Женька с ужасом смотрела на собственные руки — пальцы кололи тысячи невидимых электрических искр. Она не помнила, как выскочила из часовни и запустила в темную тень остро заточенной осиновой палкой. Словно внутри проснулась таинственная сила и толкнула вперед, к предназначению.
— Что? Что там видно?
— Ни черта не видно, туман…
В притихшем утреннем воздухе все громче выли милицейские сирены.
— Чего стоите? Бежать надо, — паренек схватил за руку Женьку, свистнул собаку и подтолкнул Тимура: — Скорее, милиция разбираться не станет, упырь или нет… Им без разницы, кто палку бросал, кому — что примерещилось… Айда отсюда!
Во весь дух они мчались через лесные опушки, молодой подлесок и перепрыгивали бурелом. Бежали не разбирая дороги, спутались, заблудились, перепугались еще больше. Повернули и помчались в другую сторону. Отдышались только у реки.
В кого попала заточенная палка, и что с ним стало, они не знали. Просто молча брели по высокой, мокрой от росы траве, избегая смотреть друг на друга. Овчарка, поджав хвост, бежала следом за ними.
С берега было видно дачный поселок. Опасаясь снова заблудиться, они перебрались через обмелевший пруд — вымокли и перепачкались в тине и жидкой грязи — и, вконец обессиленные, поплелись в сторону знакомых улиц и домов.
У старого сарая ребята расстались — Женя махнула мальчишкам рукой и повернула к своей веранде. Тимур, крадучись, повел нового знакомого на другую сторону улицы к их двухэтажной даче.
— Пошли, умоешься. Такого грязного тебя первый встречный сдаст в милицию!
— Не пойду, — хмуро отказывался парнишка, — неохота с твоим дядей ручкаться…
— Его сейчас нет. Видишь, ставни на втором этаже открыты? Когда дядя дома, он всегда закрывает ставни. У него от света глаза болят. Люминофобия[13] называется. Понял?
— Угу…
— Заходи смело!
Тимур гостеприимно отодвинул доску в заборе, отгораживавшем двор дачи от запущенного сада, пропустил вперед собаку и нового знакомого. Затем потянул за сигнальную веревку: два длинных — один короткий — «срочная связь». Надо вызвать ребят из своей команды и расспросить, что происходит в поселке. Между дачных домиков действительно суетилось неожиданно много людей в форме, то там, то здесь сигналили машины с московскими номерами. Даже комары сегодня звенели по-особенному тревожно…
Ремень аккордеона соскользнул с плеча Ольги, инструмент растянулся с противным звуком — она в недоумении смотрела на сестру: сандалии не разглядеть под толстым слоем подсохшей грязи, голые ноги исцарапаны, за полметра от нее несет тухлой болотной водой. Подол промокшего платья в разводах из бурой тины и зеленой ряски. Мокрые волосы слиплись и спадают на перепачканное, как у трубочиста, лицо.
— Женя??!
— Оля… я утром пошла на речку, а там туман…
Старшая сестра медленно поднялась, аккуратно поставила инструмент на табурет. Слов у нее не было — все они утопли в поднимавшейся волне гнева. Как девчонка могла сбежать из дома ночью? Наплевать на ее запрет? Маленькая дрянь!
— Туман густой, — губы у провинившейся сестры дрожали, а глаза наполнились слезами. Она теребила складки на юбке. — Я споткнулась… поскользнулась… Понимаешь?
Чтобы взять себя в руки, Ольга несколько раз глубоко вздохнула, насупилась:
— Хватит врать! Я уже в милицию ходила — тебя все ищут!
— Оля, я же не специально! Я думала, там упырь…
— Не буду слушать ерунду! — Ольга плотно закрыла руками уши. — Я устала! У меня все силы закончились, все нервы. Мне надо к экзамену готовиться…
— Я бросила палку в какого-то черного, страшного… Но не знаю, в кого попала!
— Прямо сейчас пойду и отправлю отцу телеграмму. Пусть тебя забирает!
— Вдруг я его убила? — Женька понурила голову, всхлипнула. — Что мне делать…
Но сестра не слышала ее — она громко кричала:
— Пусть заберет тебя куда хочет — возит с собой на танке или отдаст в интернат! Пусть сам решает, что с тобой делать. Я больше не могу…
Не глядя на Женьку, она переобулась в туфли, схватила со стула сумку. Хлопнула калиткой и, не оглядываясь, побежала по улице.
Ну и пусть! Женька зашла в комнату, заперла за собой двери, выпила залпом стакан компота. Пусть в интернат.
Она упала на кровать, зарылась лицом в холодную подушку и плакала, пока не уснула.
Первым делом Тимур отмыл перепачканную собаку — натер куском хозяйственного мыла, ополоснул из шланга и пододвинул ей миску с едой. За это время выслушал доклад дозорных — Гейки и Коли Колокольникова.
Обилие милиции в поселке объяснялось внезапной эпидемией среди домашнего скота — изымают дохлых телят, коз и даже куриц, на дома вешают таблички «карантин». Из-за заразы посты дежурят у шлагбаумов на всех дорогах. Еще кто-то огрел палкой деревенского пастуха, да так, что дурачку всюду мерещатся упыри, — тут ребята расхохотались, а Тимур молча переглянулся с цыганенком.
Курчавый парнишка внимания не требовал и за четверть часа вполне обжился на даче Гореевых. Нимало не смутившись под взглядами Гейко и Коли, обследовал все шкафы и крынки, проверил наличие керосина в примусе. Вытер перепачканные ладони об штаны — отчего и руки, и штаны стали еще грязнее, — и приступил к приготовлению завтрака. Ловко, как заправская кухарка, налил в сковороду масла, переложил из кастрюли остывшую картошку, мешал, приговаривая:
— Тоже мне, пионеры-мичуринцы… Собаке вывалили целую банку тушенки, а сами трескают пряники с чаем. Домработница, видишь, у них, осталась в городе. Причем, кругом полно жратвы, а они супа да каши наварить себе не могут. Доиграетесь, у вас от пряников с вареньем в заду слипнется!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Большая книга ужасов – 66 (сборник) - Ирина Мазаева - Ужасы и Мистика
- Во власти Сатаны - Мари Элли - Ужасы и Мистика
- ВЗаперти (СИ) - Казанцев Сергей Сергеевич - Ужасы и Мистика