«Никакой власти в мире, – говорил он, – не удастся принудить меня превратить естественное отношение короля к народу в договорное; я никогда не допущу, чтобы между Господом Богом и этой страною втерся писаный лист в качестве второго Провидения».
С такими воззрениями приходилось ему управлять в эпоху скептицизма, недоверия к авторитетам и стремления к уничтожению всякой патриархальности, к приведению всех отношений в «рассудочные», юридические формы.
Конечно, при таких воззрениях политика его была реакционной. Но мягкосердечие и слабость характера мешали ему быть последовательным. Признавая себя непогрешимым в теории, он постоянно колебался на практике, уступал, когда требования становились слишком настойчивыми, но, уступив, постоянно возвращался к старому.
Характер короля и направление его политики причиняли много досады Гумбольдту. «Как жаль, что такой монарх пройдет так незаметно в истории!» – замечает он в одном из писем к Бунзену. Вообще его письма переполнены похвалами личным качествам короля и жалобами на его непоследовательность и противоречия. Политику его он сравнивает с путешествием Парри к Северному полюсу: путешественники долгое время двигались по льду на север и в результате совершенно неожиданно для самих себя очутились на несколько градусов к югу, так как лед, по которому они шли, незаметно относило течением.
Гумбольдт виделся с королем почти ежедневно в Берлине, Потсдаме или Сан-Суси и сопровождал его в поездках: в 1841 году – на Рейн, в 1842 году – в Лондон, куда король ездил крестить принца Валлийского, и т. д.
В 1842 году он был назначен канцлером ордена «Pour le mе́rite» («За заслуги»), учрежденного еще Фридрихом II для награды за военные заслуги. Фридрих Вильгельм IV придал ему гражданский класс. Орден должен был выдаваться величайшим представителям науки, искусства и литературы в Германии и Европе.
Это новое назначение было очень лестно, но доставляло иногда большие хлопоты Гумбольдту и даже ставило его в неловкое положение. Так, в 1853 году орден был пожалован Уланду – по настояниям самого же Гумбольдта. К величайшей досаде последнего, либеральный поэт наотрез отказался от королевской милости. Просьбы, увещания, самые тонкие и политичные письма остались тщетными, и Гумбольдт очутился в довольно неприятном положении.
Мы не будем, конечно, перечислять всех наград и отличий, сыпавшихся на него со стороны правительств и ученых учреждений, всех орденов, им полученных, всех обществ, избравших его почетным членом.
Берлинская академия наук, членом которой он состоял с 1800 года, отпраздновала его пятидесятилетний академический юбилей торжественным заседанием и постановила украсить свою залу его бюстом, когда общая участь всех смертных отнимет его у ученого мира; Бразилия и Венесуэла избрали его почетным судьей, Берлин и Потсдам – почетным гражданином, и пр.
Имя его увековечено на географических картах, в учебниках зоологии и ботаники и т. д. Многие реки, горы носят его имя. В Америке есть горы Гумбольдта, река Гумбольдт; в Калифорнии целая местность носит название страны Гумбольдта, с городком Гумбольдт, при Гумбольдтовом заливе. Есть ледник Гумбольдта, Гумбольдтово течение в Великом океане; есть Гумбольдтовы горы в Австралии, Новой Гвинее, Новой Зеландии…
На Цейлоне растет дерево Humboldtia laurifolia, многие другие растения носят его имя, и даже целый пояс растительности в Андах называется «Гумбольдтовым царством». Есть минерал гумбольдтит. Наконец, есть Гумбольдтово общество, журнал «Гумбольдт» и, уж само собой разумеется, перья Гумбольдта, папиросы Гумбольдта и пр.
Вряд ли можно назвать другого ученого, пользовавшегося такой популярностью. Он был как бы солнцем ученого мира, к которому тянулись все крупные и мелкие деятели науки. К нему ездили на поклон, как благочестивые католики к Папе. Нарочно заезжали в Берлин посмотреть Александра Гумбольдта – «поцеловать папскую туфлю».
Друг королей, король ученых, он затмил в глазах современников все остальные светила науки.
Мы уже говорили о причинах такой исключительной популярности. Среди публики она поддерживалась главным образом его общедоступными сочинениями.
Эта сторона его деятельности увенчалась, наконец, давно задуманным «Космосом». Скажем несколько слов о постепенной выработке этого произведения. Мысль о «физике мира» явилась у него уже в 1796 году; в 1799 году, уезжая в Америку, он вполне определенно ставил ее своей задачей; в 1815 году начал писать свою книгу на французском языке под заглавием «Essai sur la physique du monde».
Лекции 1827–1828 годов были первым законченным наброском «Космоса». В 1830 году Гумбольдт пишет Варнгагену: «Моя книга будет носить название „Очерк физического мироописания”; а в 1834 году: «Я начинаю печатание моей книги (дела моей жизни).
Я имею безумное намерение изобразить весь материальный мир, все, что мы знаем о явлениях небесных пространств и земной жизни, от туманных звезд до мхов на гранитных скалах, – изобразить все это в одной книге, притом написанной живым, действующим на чувство языком. Тут должна быть отмечена каждая великая и важная идея наряду с фактами. Книга должна изобразить эпоху в развитии человечества, в познании им природы.
Я хотел сначала назвать ее „Книга природы” по имени средневекового сочинения о том же предмете Альберта Великого. Теперь я выбрал название „Космос”… Конечно, это слово громкое и не без известной напыщенности (affecterie); зато оно разом обозначает небо и землю».
Но только в 1845 году вышел наконец первый том сочинения, давно ожидавшегося ученым миром и публикой. «На склоне деятельной жизни, – говорит в предисловии Гумбольдт, – я передаю немецкой публике сочинение, план которого почти полстолетия носился в моей душе».
«Космос» представляет свод знаний первой половины нашего столетия и, что всего драгоценнее, свод, составленный специалистом, потому что Гумбольдт был специалистом во всех областях, кроме разве высшей математики. Это почти невероятно, но это так.
А это очень важно. Легко написать компиляцию, в которой важное будет перемешано с пустяками, мыльные пузыри со строго обоснованными теориями, но нелегко составить свод, подвести итоги, дать критическую проверку наших знаний. «Космос» носит именно такой характер. Разумеется, эта книга во многих частях устарела. В наше время нельзя написать Коран науки: она развивается слишком быстро и оставляет за штатом самые замечательные произведения.
Но как картина наших знаний в известную эпоху эта книга навсегда останется драгоценным памятником. Кроме строгой научности и художественного изложения, нельзя не упомянуть о другой черте «Космоса», общей всем сочинениям Гумбольдта, – о богатстве мыслей, общих взглядов. Приведем здесь отзыв астронома Аргеландера о третьей (астрономической) части «Космоса»:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});