— Не скрываю, поход был трудным. — Юрий чувствовал, что в нем все поет и горячей радостью бьется каждая жилочка в теле. — Были минуты, когда казалось, что корабль не выдержит. Но — выдержал. На базу возвратились без единой неполадки. Хоть сейчас снова в море.
— А как показала себя команда? На ваш свежий взгляд?
— Кроме хорошего, ничего не могу сказать. Все выполняли свои обязанности безукоризненно. Особенно отличились боцман Небаба и матрос Соляник. С большим риском для жизни во время шторма они задраили баковый люк, крышку которого сорвало ударами волн…
Юрий чувствовал, что после всего пережитого он рассказывает слишком сухо, скупо, но ведь его вызвали для официального доклада и тут лишние эмоции ни к чему. Вот так и надо, коротко, по-деловому. Пусть Курганов убедится, что он, Юрий Баглай, и управлять кораблем умеет, и докладывать умеет…
— Это тот Соляник, который недавно на гауптвахте сидел?
— Так точно, товарищ капитан второго ранга. Но в походе он проявил себя отлично. Настоящий моряк. Смелый, неутомимый.
— А как чувствовал себя командир корабля? — И чуть заметная улыбка тронула губы Курганова.
— Не скрываю, трудновато было. Но, в общем, хорошо.
Командир части умолк, задумался. И Юрий опять насторожился: не сказал ли он чего-нибудь лишнего? А может, не теми словами?
— Рапорт подадите завтра. Сегодня вы свободны. Команду отпустите на берег. По норме, конечно.
— Есть, — поднялся Юрий. — Разрешите идти?
— Да, идите… Тех, кто особенно отличился, отметьте приказом. Своею властью.
И, когда уже Юрий был у дверей, добавил:
— Соляника тоже.
На пороге штаба Юрия встретило теплое и ласковое солнце. Он остановился на мгновение, улыбнулся ему, как самому близкому другу, и широким шагом направился к своему кораблю.
У коротенького трапа, ведущего в кают-компанию, Юрия ожидал боцман. По его глазам было видно, что ему очень хочется знать, как Курганов оценил поход.
— Задание мы выполнили отлично! — не мог сдержать бурной радости Баглай. — Потом расскажу подробнее. А сейчас увольняйте по норме на берег. Команде отдыхать.
13
В части готовились к встрече шефов с морзавода.
Такие встречи всегда проходили интересно и весело. Матросы, имевшие право пойти в этот день на берег, предпочитали оставаться на корабле.
Андрей Соляник утром подошел к боцману Небабе и, невинно глядя ему в глаза, попросил:
— Товарищ боцман, не выписывайте мне увольнительную записку, я хочу отдать кому-нибудь свою очередь.
Для боцмана эта просьба прозвучала будто гром среди ясного неба. Соляник — и пропускает свою очередь?! Такого случая он не помнит. Иногда матрос просился на берег даже тогда, когда ему не положено было. А тут — на тебе! Что с ним стряслось?
Небаба недоверчиво взглянул в чистые глаза Соляника и спросил:
— Может, я ослышался? Ты и в самом деле не хочешь идти на берег?
— Так точно, товарищ боцман! Не хочу!
— Тогда хоть скажи, почему? Какой это зверь в лесу сдох? Ты ведь свободен от вахты. И твоя очередь.
— Да-а… Пусть кто-нибудь другой вместо меня сходит, кому нужней… — И улыбнулся. — А то еще опять выпью…
— Ну-ну! — грозно насупил брови боцман. — Я тебе «выпью»!
А сам подумал: «Ну что ж, ему недолго. И в самом деле. Пусть лучше посидит на корабле, меньше возни будет…»
Но все же спросил:
— А Ляля? Что, черная кошка между вами пробежала?
Андрей Соляник покраснел:
— Так ведь из-за Ляли я и не хочу идти… — и загадочно улыбнулся, а в антрацитово-черных глазах его запрыгали веселые искорки.
— Гм… — пожал плечами боцман. — Ну, не хочешь — и не надо. Не заставляю.
Соляник не обманул боцмана. Когда они виделись последний раз, Ляля пообещала Андрею прийти в часть вместе с шефами — она принимала участие в концерте самодеятельности. Теперь он ждал шефов с нетерпением
Ждал и готовился к их приходу. Выгладил выходную форму, надраил ботинки и пряжку на широком флотском поясе, тщательно побрился. Вид у него был как у именинника.
А впрочем, никто на это не обратил особенного внимания. Готовилась к встрече вся команда: знали, что среди гостей наверняка будет много девушек.
Но не только сами прихорашивались: усердно мыли надстройки, палубу и борта, не жалея рук, драили поручни, иллюминаторы, дверные ручки, даже маленькие шляпки медных гвоздиков.
И когда перед обедом Юрий Баглай в сопровождении боцмана обошел корабль, заглянув во все кубрики, отсеки и на все боевые посты, он сказал коротко:
— Так держать!
… Шефы прибыли во второй половине дня. Большинство — молодые девушки и парни. С баяном, гитарами и другими музыкальными инструментами: после официальной части они должны были дать концерт.
Юрий Баглай пригласил на свой корабль представителя завкома профсоюза, двух молодых людей и двух девушек. Одна из них — миниатюрная, загоревшая до черноты, привлекла его внимание. Шла она так, будто каждый ее шаг, каждое движение говорили: «Смотрите, какая я красивая!»
Знакомясь с девушкой, Юрий взглянул ей в лицо и увидел, что глаза у нее — цвета темной морской волны, в них угадывалась безграничная и загадочная глубина.
— Ляля, — назвала она себя. Баглай улыбнулся:
— Очень приятно… А я — Юрий.
Прозвучало это непринужденно, будто они были не на военном корабле, а где-нибудь на Приморском бульваре. Но сразу же Баглай вспомнил, что он — командир корабля, лицо его стало серьезным, и он повел гостей к своему трапу: «Надо принять их так, чтобы и за это похвалил Курганов».
Поднявшись с гостями на палубу, Юрий на миг растерялся. Одетые в нарядную выходную форму, матросы выстроились на палубе у трапа. Их лица светились приветливыми улыбками — заходите, мол, дорогие гости, мы вам очень рады!
В белом, туго накрахмаленном колпаке стоял корабельный кок с огромным караваем на блестящем подносе. За спиной кока лихо вытянулся в струнку боцман Небаба. Юрий заметил на его левом рукаве три шеврона — за три года сверхсрочной службы. Позади боцмана стояла команда.
На груди у ребят поблескивали знаки воинской доблести, и сияли они на белых форменках так цветисто, что Юрий невольно подумал: «Вот они и есть герои: в мирное время — значкисты, а на войне — орденоносцы!» И пока матросы здоровались с гостями, он внимательно, словно впервые видел, присматривался к каждому.
Вот секретарь комсомольской организации старшина мотористов Николай Лубенец. Приземистый, волосы рыжие и нос в веснушках, но плечистый, крепкий, загорелый. Бескозырка с белым чехлом сидит на голове не по уставу, лихо, набекрень, но и это ему к лицу.
А рядом — старшина гидроакустиков Кавтарадзе. Тонкие черты лица. Большие черные глаза. Поблескивает значками на груди, а на губах играет улыбка.
На что уж Куценький, старшина радистов, — маленький, невзрачный, будто ребенок среди остальных, и тот выпятил грудь, украшенную значками отличника.
Юрий Баглай ревнивым взглядом посматривал на боцмана Небабу: «Это же ты без моего ведома, не советуясь со мной, такой парад устроил! И не знаю я, ругать тебя за это или хвалить? А в общем-то, хорошо! Гости расскажут Курганову, и он будет доволен…»
Но тут внимание его приковало другое. К Солянику подошла Ляля. Нет, не подошла, а подлетела и радостно воскликнула:
— Здравствуй, Андрюша! А вот и я! Говорила же тебе…
Выходит, они — близкие знакомые… «Андрюша»! Соляник для нее — «Андрюша». Вот так-то, Юрий Баглай! Не знаешь ты своей команды, совсем не знаешь…
Однако ты — командир корабля и должен вести себя соответственно: принимать гостей, показывать, рассказывать, отвечать на вопросы, а потом, по корабельному обычаю, угостить их в своей каюте вкусным борщом и горячими макаронами по-флотски, которые с непревзойденным мастерством может приготовить только корабельный кок, «бог кулинарии».
* * *
Вечер художественной самодеятельности затянулся до отбоя. Ляля пела под аккомпанемент баяна. И как пела! Даже всегда суровый и, кажется, равнодушный ко всему, кроме служебных дел, замполит Вербенко и тот, поддавшись общему настроению, аплодировал, и его суровое лицо помолодело!
Юрий сидел в первых, офицерских, рядах. В кают-компании он не мог сосредоточить свое внимание только на Ляле. Зато теперь, когда, ярко освещенная прожекторами, она стояла на сцене, Юрий не сводил с нее глаз.
Но вместе с тем Юрий все время чувствовал, что за спиной у него сидит Андрей Соляник и тоже смотрит на Лялю такими же восторженными глазами. И завидовал ему. Соляник для нее «Андрюша», а он сам — просто лейтенант Баглай…
Закончился вечер художественной самодеятельности. Юрий увидел, как Андрей Соляник провожает Лялю до ворот. Они постояли немного, поговорили, и матрос вернулся на корабль.