— Ну так отчего же вы тогда изменили свои планы, раз все так удачно складывается в вашу пользу? — Отчаянно стараюсь казаться безразличной, откидываюсь на спинку стула и прячу боль и страх за чашкой с чаем, делая мелкие глотки, растягивая «удовольствие» от терпкого травяного настоя.
— Мне нужно нечто другое, — произносит он с лукавой ухмылкой, поигрывая чайной ложечкой, кромсая на мелкие ошметки некогда красиво оформленный десерт.
В его словах нет скрытого смысла. В них все предельно ясно. Он дал мне понять, чего он хочет, еще при прошлой нашей встрече. Он привык получать то, что хочет. И сейчас он хочет меня.
Вот только я… Чего хочу я? Мой разум истерически орет, что я должна бежать подальше от этого надменного самца, а мое тело жаждет быть как можно ближе к нему. Я разрываюсь на части.
Умом-то я прекрасно понимаю, что быть его «игрушкой» хоть и заманчиво, но чертовски опасно для разорванного в клочья сердца.
— Я могу выкупить договор у субподрядчика, при этом фирма твоего отца ничего не потеряет, тендер останется у него, финансирование частично будет со счетов моей фирмы. Более того, твой отец при должном умении и правильном распоряжении полученными «льготами» сможет вернуться на прежний уровень.
— И что ты хочешь взамен? — Я же не дура, у сыра в мышеловке всегда есть цена.
— Тебя, — спокойно выдвигает он условие, кидая на стол передо мной тонкую стопку бумаг. — Это контракт. Наш с тобой. Прочти его, и в понедельник до двенадцати ноль-ноль по полудни я жду тебя у себя. Адрес ты знаешь.
— Думаю, не стоит спрашивать, что будет, если я откажусь.
— Я не буду усугублять предсмертные конвульсии вашего бизнеса, но и помощи, как ты понимаешь, не будет.
Молча забираю документ со стола и прячу в сумку.
— Приятного вечера, Глеб Сергеевич! — язвлю, прикладывая максимум усилий, чтобы не плеснуть ему в лицо остатки чая.
С противным скрипом отодвигаю стул и не прощаясь ухожу. Лишь на улице, отойдя на безопасное расстояние, позволяю себе осесть сломанной куклой на лавочку в сквере. Размытым от безмолвных слез взглядом смотрю в пустоту перед собой и ощущаю эту пустоту внутри.
«Сегодня четверг, а значит, у меня еще есть время, — успокаиваю мечущийся в груди растерянного кролика. — Я придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю», — мысленно обнадеживаю встревоженного зверька, и это слабо помогает, просто оттягивает неминуемый исход партии, лихо разыгранной Глебом.
Глава 15
*Ксения*
Не знаю, сколько я просидела на лавке, погруженная в собственные безрадостные мысли, но когда надрывный телефонный звонок возвращает меня в суровую реальность, легкие сумерки опускаются зыбкой пеленой на уставший за день город. С ближайшего озера веет серой прохладой, и я зябко повожу плечами, стряхивая морок угрюмых мыслей. Достаю из сумочки требовательно трезвонящий аппарат, и улыбка самопроизвольно расплывается по лицу, отогревая душу.
— Ну, где ты? — взволнованно тараторит Ришка, стоит мне только клацнуть по клавише «принять вызов», — я тут вся извелась в ожидании…
— Уже спешу домой. — Поднимаюсь со скамьи и беглым взглядом окидываю пространство вокруг, пытаясь сориентироваться, в каком направлении двигаться. — Все в пределах нормы, — продолжаю, стараясь казаться непринужденной и вполне довольной прошедшим ужином.
— Хорошо, — выдыхает сестра и добавляет, что, искупав Максика, уже уложила его спать.
— Спасибо, дорогая! — искренне благодарю ее, а противное чувство совестливости сжимает сердце в тиски самобичевания под лозунгом «Я отвратительная мать».
— Все нормально, правда, — словно догадавшись о моей внутренней боли, успокаивает Ришка. — Ты же знаешь, у нас любовь и мне ни капельки несложно.
И это правда. Арина Андреевна Бекетова обладает какой-то врожденной чуйкой и гиперразвитым чувством материнства. Она с таким упоением возится с Максом, что порой складывается впечатление: она, а не я его мать. И Ришка всегда шутит, что племянник у нее демоверсия собственных детей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— На нем набью руку — со своими уже проще будет. И потом, я же будущий педиатр, мне сам Бог велел любить вот таких слюнявых карапузов, — улыбаясь, пожимает она плечами, словно это все так естественно и для старшеклассницы само собой разумеющееся.
— Я скоро буду, — обещаю ей и завершаю наш разговор.
Открыв в телефоне приложение-навигатор, нахожу ближайшую станцию метрополитена и спешно направляюсь к ней, благо, она всего в десяти минутах ходьбы.
На дорогах сейчас заторы, а подземный транспорт, пусть и с пересадками, довольно быстро доставляет меня на окраину мегаполиса, откуда я, запрыгнув в последний автобус, доезжаю до коттеджного поселка.
Поздоровавшись на пропускном пункте с дремлющим охранником, бреду пешком домой. Ночь тихо опускается на землю, сгущая сумерки, выключая звуки и убаюкивая все живое. На темнеющем небе то тут, то там, словно маленькие маячки для заблудившихся путников, зажигаются звезды, а надкусанный диск луны нехотя бросает с высоты серебряную путеводную дорожку. Вселенная вокруг замирает до утра. Лишь тихий шелест листвы на деревьях, растущих между дорогой и тротуаром, да стрекотание сверчков в траве лужаек соседних домов окрашивают музыкальным сопровождением мой недолгий пеший поход.
Ноги за день устали от беготни и непредусмотренной поездки в общественном транспорте. Сейчас они гудят и просят пощады. Несколько сотен метров до калитки я преодолеваю с чувством Русалочки, получившей ноги, но лишенной кайфа чувствовать наслаждение от передвижения по земле.
В голове такая каша из различных мыслей, переживаний и прочих «за» и «против», что впору кричать волшебное заклинание «Горшочек, не вари!», иначе я просто не выдержу. На минуту останавливаюсь, поднимаю лицо к раскрашенному звездной россыпью небу, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, позволяя прохладному ночному воздуху, пропитанному ароматами теплых сочных трав, проникнуть в каждую клеточку моего уставшего, напряженного тела.
Вдох — выдох…
Толкаю тяжелую калитку и прячусь за ней, словно она в состоянии защитить меня от всех невзгод уходящего дня. На территории вдоль извилистых тропинок мерцают садовые светильники, маня на свой тусклый свет наивных мотыльков. В глубине двора двухэтажный дом с террасой и большими окнами сонно смотрит на меня, подмигивая лишь освещенной верандой.
Стараясь не шуметь, поднимаюсь по крыльцу и захожу в дом. Но стоит мне только тихонько прикрыть за собою дверь, как в прихожей моментально загораются тусклые точечные софиты, и Ришка, в нетерпении переминающаяся с ноги на ногу, шепотом сообщает, что ночной режим активирован.
— Все спят, пошли в мою комнату. — Она тянет меня за руку, не давая даже снять туфли.
— Подожди, — торможу ее, быстро избавляюсь от обуви, скидываю пиджак, убирая его в стенной шкаф, и на цыпочках следую за сестрой в ее светелку.
— Ну, рассказывай! — с любопытством в голосе и в глазах требует отчета Риша.
Она забирается на кровать, садится посередине, скрестив ноги по-турецки, и с аппетитом зачерпывает из ведерка с мороженым мое любимое лакомство — шоколадное, с крошкой сырного печенья и орешками. Кивает мне на лежащую на столе вторую ложку, приглашая присоединиться, что я и делаю, предварительно сняв брюки. В трусиках и топе-майке на тонких лямках усаживаюсь напротив нее, полностью копируя ее позу.
Глубоко вздохнув, я «заряжаюсь» несколькими ложками сладкого антидепрессанта и вкратце рассказываю сестре события ресторанного рандеву. Упускаю лишь то, что контракт лежит у меня в сумке, я пока его не читала и вообще оттягиваю как могу время до часа «икс».
— И что ты решила?
— Пока ничего, — пожимаю плечами, — подумаю об этом позже. А ты не вздумай больше искать возможности решения этой проблемы самостоятельно, — строго напоминаю сестре о ее попытках найти в сети компромат на Глеба и его фирму. — И вообще, Риш, не лезь в это. Хорошо?