Нет, маг не лгал — стихийник, охраняющий молчаливого жреца, согласно кивал чуть ли не после каждого предложения. Только вот особой радости от этой «правды» я так и не испытала: кому понравится узнать, что поменять тип специализации невозможно? Что ранг и будущее мага зависит не столько от умения работать с плетениями, сколько от скорости восполнения? Что у меня эта самая скорость восполнения мало чем отличается от нуля? Что стать магом я не смогу, даже если научусь читать, писать, плести все известные и неизвестные печати и проштудирую все когда-либо написанные книги по магии? И что маг Жизни — это не маг, а нечто среднее между человеком и животным?
Устраивать истерику я не стала. Вместо этого я потянулась к одному из каналов жизни на лице эрра Валина и остановила течение энергии. Дикий вопль внезапно ослепшего мага услышали, наверное, даже в Лайнте.
А на следующее утро я пробралась в отцовскую библиотеку, развернула первый попавшийся под руку свиток, пробежала глазами ровные ряды непонятных закорючек… и отправилась в кабинет. Требовать, чтобы меня научили читать…
…Месяца через четыре после начала занятий из комнат наших магов вдруг начали пропадать свитки. Вор — то есть я — оказался не так удачлив, как хотелось бы: я прекрасно видела сторожевые печати, ауры прячущихся в комнатах солдат… а попалась на сущей ерунде. На угольной пыли, насыпанной в один из свитков.
Несмотря на вовремя сплетенную печать Малого исцеления, нормально ходить я смогла только через неделю — отец, взбешенный отношением к запрету заниматься магией, напрочь забыл о жалости. Впрочем, для того, чтобы меня переупрямить, этого оказалось недостаточно — выбравшись из своих покоев, я сразу же отправилась к эрру Маалусу. И, нагло остановившись перед чем-то занятым магом, вцепилась в лежащий перед ним свиток.
Как ни странно, возмущаться он не стал: с интересом посмотрев на меня, ехидно усмехнулся и, мотнув головой в сторону пузатого резного шкафа, негромко пробормотал:
— Первая полка сверху, четвертый свиток справа… Толку будет гораздо больше…
…Первую часть древнего фундаментального трактата Гериельта Мудрого «О двенадцати основных и восьми второстепенных каналах жизни, о болезнях жара и холода, органов чувств, внутренних органов, а также о лечении отравлений, ранений и о методах продления жизни» я читала почти месяц. И, не успев закончить, вернулась к первой главе. Решив, что просто обязана освоить на практике все то, что описывает автор.
С середины осени и до конца зимы я практически не выходила из своих покоев — с утра до поздней ночи изучала базовые руны гармонизации для двенадцати основных и восьми вспомогательных каналов жизни, точки воздействия на сами каналы, симптомы заболеваний и отравлений и много чего еще. А как только на заднем дворе стаял снег, стащила в оружейной комнате самую легкую ржавую железяку, самую короткую кольчугу, вместо поддоспешника надела старое платье и, решив, что выгляжу как подобает воину, приперлась к старому Нашту. Учиться махать мечом: в трактате Гериельта Мудрого утверждалось, что скорость восполнения и траты запаса силы МОЖНО УВЕЛИЧИТЬ. Если достичь гармонии тела и духа…
Кстати, вникать в то, что написал известнейший теоретик магии Жизни, было на удивление легко — Гериельт Мудрый излагал свои мысли очень образно, доступно и с юмором. Даже тезис «не навреди», здорово ограничивший меня в экспериментах, он умудрился подать так, что мне не захотелось идти ему наперекор. В итоге я смирилась с тем, что человеческое тело — это не только красивая картинка, которую я могу видеть истинным взором, но и сложнейший инструмент, любое вмешательство в который должно быть чем-то оправдано. В общем, я начала ставить опыты на животных…
Все то, что описывалось в трех первых частях, я освоила года за два. А вот четвертой части, той, в которой должны были описываться печати, придуманные самим Гериельтом, в библиотеке эрра Маалуса не оказалось!
Перекопав все полки и не обнаружив искомого, я бросилась на поиски эрра Маалуса. И отловив его у кузницы, с ходу поинтересовалась:
— Куда вы спрятали четвертую часть трактата?
Ответ иллюзиониста меня просто убил:
— Никуда. Ее не существует. Говорят, что ее уничтожил сам Гериельт. Почему — никто не знает. Кстати, ни в ордене Создателя, ни в Академии, ни в библиотеке его величества ее тоже нет…
— А что мне теперь делать? — растерянно спросила я.
— Напиши ее сама, — пошутил маг. И развел руками…
…Весь следующий год я не вылезала с Колокольной башни. Экспериментировала. Здесь, вдалеке от недремлющего ока ненавистного эрра Валина, я могла творить все, что угодно. Соединять базовые руны в любом угодном мне порядке. Добиваться их обращения. Ускорять и замедлять течение энергии в каналах жизни, любые процессы, происходящие в организме, и анализировать результаты своего вмешательства.
Да, от принципа «не навреди» я старалась не отходить. И, как правило, эксперименты с новыми плетениями сначала проводила на щенках, гусях и поросятах — благо последних в свинарнике всегда было в избытке. Однако, несмотря на такой гуманный подход, за каких-то пару месяцев в среде наших солдат дежурство в Колокольной башне стало считаться наказанием. Соответственно, жертвы внезапных сердцебиений, потливости, приступов слепоты или вспышек зубной боли начали жаловаться на мои «шуточки» своим десятникам. А отдельные смельчаки — старому Нашту. Пришлось принимать меры — личности, виновные в очередном наказании, переставали видеть, слышать, осязать, а отсутствие в замке своего жреца рано или поздно вынуждало их идти ко мне на поклон. В общем, в конце концов, большинство доблестных вассалов моего отца смирились с тем, что в Колокольной башне их жду я. И какая-нибудь очередная гадость…
Единственным человеком, стоически выносившим все, что приходило мне в голову, был мой сводный брат Крегг. Бастард, получивший право носить перечеркнутый герб[42] Орейнов еще в четырнадцать лет. Такой же упрямец, как и я. Парень, к двадцати годам ставший вторым мечом баронства, как никто другой ценил людей, способных не останавливаться на пути к поставленной перед собой цели.
Да, словоохотливостью он не отличался — иногда с обеда и до позднего вечера Молчун не произносил ни одного слова. Зато слушал мои рассказы очень внимательно и с явным удовольствием. Как ни странно, именно в процессе такого вот странного общения у меня частенько рождались самые интересные идеи. Скажем, первую самостоятельно придуманную печать я создала для того, чтобы организм моего ненормального брата, не желающего нормально отлеживаться после ранений, мог использовать для своего лечения чужую жизненную силу. Кстати, название для печати придумал Крегг: внимательно выслушав описание принципа работы получившегося плетения, он ласково потрепал меня по волосам и сказал целых шесть слов:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});