с ссадиной на щеке» в первый ряд, потому что у него «вполне зверский вид, почти как у настоящего ландскнехта».
А потом Дипар вновь их всех построил и под командой уже гемилохита Брауна они отправились в термы, где до блеска отмылись, вновь почувствовав себя людьми после трудного дня.
Утром их, построив, повели сперва в сторону форума Августа, к храму Святой Софии, где испокон веков проводились церемонии с участием императора. Как сказали – василевс там проведёт смотр войск и даст своё монаршее благословение на поход. Но потом их повернули обратно, повернув на юг, где, доведя до Цикловия, кентархия за кентархией, турма за турмой выходили за распахнутые настежь Золотые Ворота. Теодор никогда сюда не заходил – просто потому что не пускали. И теперь он во все глаза смотрел на этот памятник прошлого. Задуманные и как ворота, и как триумфальная арка в честь победы великого императора Константина Великого над жадным Лицинием, они, даже по прошествии почти тысячи трёхсот лет поражали. Двое огромных ворот, которые они пересекли, вывели их в пространство между двумя высоченными башнями. Лемк не мог даже прикинуть их высоту. Когда-то, по слухам, надо воротами стояла огромная мраморная статуя Фортуны. Ворота были прекрасны в своём величии, но время и люди их совсем не жалели. Лет шестьдесят назад как произошло землетрясение, из-за которого статуя упала, и её заменили на деревянную статую Девы Марии. Ранее прекрасная статуя, покрытая яркими красками и лаком, сейчас стояла не в приглядном виде. Кажущаяся со стороны чёрно-серой, потрескавшаяся и выгоревшая на солнце, она больше напоминала обликом мифическую горгулью, выпрямившуюся к нему и потерявшую крылья. Стены покрыты трещинами. С наружной стороны бойниц были выпавшие куски кирпича. То тут, то там в стене меж кладки прорастал кустарник. В башнях видны следы старых ремонтов, кажущимися более старыми заплатками на фоне общего вида стен.
За Золотыми Воротами располагались Феодосиевые ворота. Построенные последним великим императором единой империи Феодосием Великим в честь победы над Магном Максимом, лет эдак через семьдесят после Золотых, они были ниже, чтобы могли простреливаться с башен второй стены. Но при этом внешне они были прекраснее – украшенные белыми колоннами и резными барельефами побед империи, которые добавляли следующие императоры. Длиной более трёх с половиной миль, высотой в сорок футов, шириной – в шестнадцать футов, с девяноста шестью шестидесяти шести футовыми башнями, ворота и стена до сих пор являлись символом величия старой империи. Но Теодор, зная, в честь каких триумфов ворота были построены, восхищался с оттенком горечи. Когда-то победа над согражданами стала привычнее побед над внешними врагами, что и погубило великую страну.
Перейдя деревянный мост через широкий ров, войска выстраивались гигантским прямоугольником, в котором не хватало одной стороны. Пехота заполнила всё пространство, разворачивая знамена, лишь с одной стороны располагались немногочисленная конница со своими значками.
С пустой стороны этого прямоугольника стали скапливаться нарядно выряженные нобили, комиты, командиры друнгарий и турм. Среди присутствующих там Лемк узнал лишь Хорхе Мартинеса де Лара, ставшего турмархом, с неизменным присутствием рядом уже командовавшего друнгарией Никколо да Мартони. Был там хартуларий Гарид с Нисоном Франгопулом, грозы разбойников Франческо де Медина и Кирилл Стипиот, их турмарх маркиз Гомес де Виллаб с друнгарием Томасом де Вальверде и прочие командующие войсками. Немного отдельно от военных стояла большая группа иностранных торговцев и представителей городских гильдий. Не смешиваясь ни с кем, стояли послы и купцы из республики Святого Марка, узнаваемые по своим золоченным поясам, узким кинжалам, заткнутыми за пояс перчатками и с небольшими бархатными шапочками без полей, токами, украшенные драгоценными камнями и одиночным ярким и пушистым пером чудо-птицы из глубин южного континента. Впрочем, их также можно было узнать по высокомерно поднятым подбородкам, по взглядам, которые они с пренебрежением бросали по сторонам.
Ждали. Стояла тёплая погода, с небольшим ветерком. Солнце не припекало, но в одежде было жарковато. И, странное чувство – солнце греет, но внутри холодно. Руки добела сжимали ложе мушкета. Теодор считал это великим моментом. Уже скоро он, как и завещал всем мессианским воинам Жан Ле Менгр, отправится на войну. Стоя первым в ряду, он озирал ряды контарионов и скопефтов. Он не знал, сколько их всего, но, слушая шепотом переговаривающихся в задних рядах товарищей был согласен, что более десяти тысяч. И потому сейчас он себя почувствовал одним из воинов Ксенофонта, легендарных десяти тысячах, о которых написан «Анабасис Кира», отличную книгу, которую ему удалось прочитать в скриптории, и которую потом у него отобрали.
К тому же он сейчас увидит василевса, императора, о котором в городе каких только не ходит слухов. В частности, поговаривали что Андроник когда-то собственноручно убил всех своих родственников – брата и племянника, а жену брата заморил голодом в подвалах, из-за чего он оказался проклят и не мог иметь своих детей, ведя затворнический образ жизни.
Когда вышла ещё одна процессия, по войскам, ожидающим выход Андроника IV, прошла волна шевеления и шёпотов. Задние ряды тянули головы, желая увидеть его воочию. Но офицеры быстро навели порядок окриками и эспонтонами. Но ожидания собравшихся оказались преждевременными. До рези в глазах всматриваясь в пешее шествие, он увидел, что возглавлял его патриарх Матфей II, сопровождаемый Великим логофетом Анастасием Хинтилом, высоким и худым стариком. Это был первый помощник василевса, которого многие называли настоящим главой города. Контролируя логофетов геникона – финансов, армии, дрома – почты и дипломатии, секретов – аудита, он держал под контролировал главное – потоки денег и то, куда они пойдут. Конечно, в той степени, в которой мог себе позволить, обязательно советуясь с венецианцами и другими крупными заёмщиками города. Их сопровождали многочисленные священники и монахи десятков церквей и монастырей города. Возле логофета и патриарха находились члены императорской охраны – блестящие этерии, кампания иноземных наёмников. А уже потом повалили толпы народа, ради такого дела бросившие все дела. Глядя на начавшееся столпотворение, представлялось что в городе совсем не осталось людей, и любой одиночный корабль, подошедший к гаваням города, мог без труда захватить его.
Первым начал говорить Великий логофет. Ведя речь, он поднимал руки, опускал их, показывал в одну сторону, на группы офицеров, нобилей. Вот только практически ничего не было слышно. До того ряда, где стоял Теодор, долетали лишь отдельные слова:
- Ромеи! Настал… подарки, которые они считают данью… никогда… так будем… предков что… орды варваров…с помощью…
Поднявшийся лёгкий ветерок, казалось играл со словами облечённого властью человека, забавляясь.
-