Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А давайте мы ему письмо дружеское напишем, — предлагает Печкин.
— Вам делать нечего, вы и пишите, — согласился Шарик.
Печкин достал из почтовой сумки ручку, бумагу и начал писать Матроскину письмо:
— «Дорогой мой Матроскин…» Так правильно?
— Правильно, — говорит пёс.
— «Я тебя обругал сдуру. Больше не буду…».
— Как это не буду? — возмутился пёс. — Как у меня нервы взвинтятся, я ему и не такое скажу.
— Ладно, — понял Печкин. — Запишем так: «Я тебя обругал сдуру и ещё буду». Так правильно?
— Так правильно, — соглашается Шарик.
— Теперь о чём писать?
— Не знаю, — говорит Шарик. — О чём хотите, о том пишите.
— Когда не знают, о чём писать, о погоде пишут, — говорит Печкин.
— Вот и пишите о погоде.
Печкин стал продолжать:
— «Погода у нас хорошая, мороз и солнце, день чудесный…»
— Какая хорошая, какой чудесный! — кричит кот. — Метель третьи сутки носа высунуть не даёт.
— А вы не мешайте, гражданин кот, — остановил его Печкин. — Когда будете ответ писать, про свою погоду напишете.
— Не буду я ему письма писать, — сердится кот. — Он и читать-то не умеет. Ему письма надо вместе с почтальоном доставлять.
И тут мимо окна грузовая машина «Почта» проехала. Печкин как закричит:
— Стой! Стой! Назад!
— Чего это так — назад? — спрашивает Шарик.
— А ничего, — отвечает Печкин. — Застрянет сейчас. Там снега у почты набралось с метр. Никто убирать не хочет. Никому дела нет до нас, почтальонов.
И точно, машина завязла.
Матроскин, Шарик и Печкин на улицу выскочили. На улице красиво. Снежинки падают, каждая размером с блюдце. Такие красивые, хоть в холодильник складывай. Солнце заходящее снег золотит. И мороз не очень сильный — тридцать градусов всего. И дрова лежат берёзовые под навесом! Благодать!
Но почтового шофёра Олега Харитонова это всё не радовало. Он вообще-то природу любил, даже очень любил, но когда с машиной неисправности были, он обо всём на свете забывал. Он тогда говорил:
— По мне этой природы хоть бы и вовсе не было!
Он толкал машину, толкал. И Шарик с Матроскиным толкали, и сам Печкин толкать пытался — всё без толку.
— Ну всё, — говорит Печкин шофёру. — Теперь вы здесь точно до весны жить будете.
— Это как так до весны? — поразился шофёр Харитонов. — У меня же семья в городе, работа. Мы трактором машину вытащим.
— А так, — отвечает Печкин. — У нас на селе ни одного трактора не осталось. Все тракторы в город уехали.
— Почему это не осталось? — кричит Матроскин. — А тр-тр Митя на что?
Побежал он в сарай, тр-тр Митю завёл и ещё корову Мурку из сарая вывел и телёнка Гаврюшу. Так что к двадцати лошадиным силам трактора ещё две коровьих силы прибавилось, одна котовая и одна собачья.
Кое-как вытащили бедный грузовик, чтобы шофёр здесь до весны не мучился.
Шофёр Харитонов говорит:
— Вот, почтальон Печкин, вам телеграмма.
А телеграмма была не почтальону Печкину, а Шарику с Матроскиным:
Готовьтесь к встрече нас и Нового года. Мы к вам едем на «Запорожце». Папа и дядя Фёдор.
И все обрадовались, про ссору забыли, стали думать, как лучше Новый год встречать.
Глава 5
Неожиданности от мамы Риммы
Новый год неумолимо приближался, как скорый поезд к станции.
Был спокойный домашний вечер. Папа и дядя Фёдор ремонт «Запорожца» заканчивали. Папа бензиновую печку в тазу перебирал. Дядя Фёдор запасное колесо накачивал, а мама в десятый раз одну музыку по магнитофону прослушивала.
Папа спрашивает маму:
— Ты где будешь Новый год встречать — в семейном кругу или в магазинном? Мы с дядей Фёдором решили в Простоквашино ехать.
Мама на это отвечает:
— Да вы сами подумайте. Я живу у вас, как крестьянка крепостная. У меня есть четыре платья вечерних с блёстками, а показывать их некому. Я хочу на людях Новый год встречать. Там, где много музыки и света — в подвале Дома журналистов. Я хочу, чтобы люди мои платья видели.
Папа говорит:
— Может быть, мы эти платья без тебя в этот подвал пошлём? Пусть их там людям покажут, а ты с нами в Простоквашино поедешь.
— Ни за что, — сказала мама, — куда платья, туда и я!
И тогда мама открыла свою тайну:
— Вы как хотите, а у меня выступление на Центральном телевидении. В подвале Дома журналистов будут новогодний концерт участников самодеятельности снимать. Я уже полгода как один номер с нашим менеджером по колготкам репетирую.
Дядя Фёдор даже поразился:
— Вот какая у нас мама замечательная!
А папа задумался:
— Интересно, сколько лет этому менеджеру по колготкам? И кто он, блондин или жгучий брюнет?
Как будто это имеет какое-то значение для колготок.
Дядя Фёдор спросил:
— После выступления на последней электричке разве нельзя к нам в деревню приехать? А мы тебя около станции встретим.
— Я, конечно, люблю Простоквашино, — говорит мама, — но не до такой степени, чтобы в вечернем платье в электричках разъезжать.
— Это верно, — заметил папа, — сейчас в Простоквашино зима. Там надо вечернюю телогрейку с блёстками надевать и вечерние валенки на высоком каблуке.
Они, конечно, расстроились, что мамы с ними не будет. Но твёрдо решили, что отступать не станут и во что бы то ни стало доедут до Простоквашино.
Глава 6
Простоквашино готовится
Когда телеграмма из Москвы пришла, Шарик и Печкин очень обрадовались, а Матроскин сразу насторожился:
— А почему это мамы в этой телеграмме нет? Что-то здесь не так!
Но он особо эту мысль обдумывать не стал. Он просто решил взять командование в свои руки.
На следующее утро, ближе к полудню, он грозно так сказал Шарику:
— Вот что, охотник, тридцатое число на дворе, завтра Новый год. Бери ты в лапы пилу и топор и отправляйся в лес новогоднюю ёлку добывать. А мы с почтальоном Печкиным будем сибирские пельмени готовить. Или новогодний деликатес — макароны по-флотски.
Шарик не согласен:
— Мне жалко ёлки рубить. Они такие красивые!
— Ты не о красоте думай, а о том, что они бесплатные! — кричит кот. — Сейчас, между прочим, время настоящей экономии наступило. Значит, всё бесплатное надо брать как можно скорее.
Он опять лапы за спину положил и по избе прошёлся. И всё ворчал:
— Он о красоте думает! А о нас кто подумает? Антон Павлович Чехов? Да? Или Фёдор Иванович Шаляпин?
Почтальон Печкин спрашивает:
— Разрешите поинтересоваться. Кто это такой, Антон Павлович Чехов, будет?
— Не знаю, — отвечает Матроскин. — Только так пароход назывался, на котором мой дедушка плавал.
— А кто такой Фёдор Иванович Шаляпин?
— Тоже не знаю. Так другой пароход звали.
— Я думаю, они были очень хорошие люди, — сказал Шарик, — раз их именем пароходы назвали. И они ни за что бы не стали ёлки рубить.
— А что бы они стали делать?
— Они бы пошли в магазин и искусственную ёлку купили, — говорит Шарик. — Они бы ещё всяких масок купили, хлопушек и косточек, чтобы на ёлку вешать.
И тут в дверь постучали. И как раз входит человек в маске и с искусственной ёлкой в руках:
— Угадайте, кто я?
Простоквашинцы хором и сказали:
— Антон Павлович Чехов!
— И вовсе нет, — говорит гость.
Печкин, Матроскин и Шарик сразу догадались:
— Фёдор Иванович Шаляпин!
А это был папа дяди Фёдора.
— А где дядя Фёдор?
— Он в машине сидит. Мы в снегу застряли.
Простоквашинцы сразу обрадовались и дружно побежали машину вытаскивать.
Ветер воет, снегом и дорогу, и простоквашинцев забрасывает, но они смело тянут машину сквозь темноту и колючую пургу. Просто как бурлаки на Волге.
— Ездовые собаки, это я знаю, — говорит Матроскин. — А чтобы были ездовые коты, с этим я в первый раз сталкиваюсь.
— Ничего, ничего, — говорит папа, — у нас дороги такие, что ездовые академики встречаются. Я сам видел.