В отличие от него мне с большим трудом удалось проглотить пару кусочков. При этом Поль с любопытством наблюдал за мною, что также не слишком благотворно сказывалось на моем аппетите.
— Нас учили довольствоваться малым, — продолжил он. — Наверное — слишком малым.
— Наверняка это касается только замка, — возразила я. — Ну, а как выходят из положения люди в деревню? У них хватает средств, чтобы запастись всем необходимым на длительный срок?
Мужчины переглянулись, как если бы я и на самом деле затронула сверхактуальную тему, и Фарамон заметил:
— Только, прошу вас, не касайтесь этой темы в присутствии мамы. Видите ли, она несколько пристрастна... По ее мнению, жители деревни слишком глупы, чтобы рационально вести свое домашнее хозяйство. Однако когда они действительно оказываются в затруднительном положении, им достаточно обратиться за помощью в замок. У аристократии свои обязанности, в конце концов.
Вилка Поля с громким лязгом упала на тарелку. Его глаза прямо-таки пылали гневом. И он обрушил на Фарамона бурный словесный поток. Конечно — на французском. Фарамон отвечал — и тоже по-французски — с почти что приторной мягкостью.
На сей раз даже от Майкла не укрылось то обстоятельство, что, кажется, не все было тут в порядке. Забыв закрыть рот, он уставился на обоих спорщиков.
Я попыталась отвлечь его, спросив, как ему понравились местные блюда.
— Спасибо, — запинаясь, ответил он, — они не такие, как у нас, но все равно очень вкусные.
Без всякой видимой причины мужчины вдруг разразились смехом. Фарамон повернулся ко мне и пояснил:
— Ради Бога, простите, прошу вас, мою рассеянность, Леонора. Чтобы вы знали — Поль у нас ярый — как бы это выразиться — либерал, — говоря это, он не смотрел на Поля. — И для него различие между богатством нашей семьи и нищетой деревни лишь наглядный пример непереносимого социального неравенства. Он уверен, что причиной отсталости нашей провинции является отказ д'Эшогетов использовать современные методы хозяйствования.
С моей точки зрения Поль был прав. Но если бы я поддержала его, то это автоматически означало бы, что я одобряю и его методы. С другой стороны, я весьма охотно поспорила бы с Фарамоном, поведение которого мне было не очень понятным. Ведь он вроде бы выказывал видимое понимание проблем жителей деревни и пренебрежение к своей семье. И в то же время он оставался типичным д'Эшогетом — надменным и нетерпимым. Наверное, он и сам не понимал — кто он и на чьей стороне. Возможно, это действительно было всеобщей проблемой двадцатого века, с которой пришлось столкнуться и ему.
— Ну, я не очень-то разбираюсь в политике, — наконец сказала я. — А потому мне нечего сказать. Неужели правда, что нет никакой связи с внешним миром до тех пор, пока вновь не начнут ходить поезда?
— Дорога из нашей долины в течение почти всей зимы остается непроходимой для автомобилей всех видов, — ледяным тоном перебил меня Поль. — Для того, чтобы добраться до деревни или до отдаленных ферм, мы используем сани. Это весьма приятное и практичное средство передвижения. Но их, конечно, Нужно иметь. А большинство жителей деревни располагают лишь лыжами. Ну, а на них далеко не уйдешь, особенно если не привык пользоваться ими. Кстати, а вы хорошо ходите на лыжах, Леонора?
— Нет. Скорее — вообще не умею ходить на них, — призналась я.
Я никогда не увлекалась спортом. И вот впервые искренне пожалела об этом. Не вызывало сомнения, что Поля едва ли особенно обрадовало известие о том, что я являюсь хорошей лыжницей. Я сделала вывод, что у меня мог быть шанс для побега, умей я ходить на лыжах.
Фарамон налил себе еще бокал вина и заметил:
— Тут есть пара достаточно простых склонов, удобных для новичков. Вам обязательно нужно научиться ходить на лыжах. Мы все очень увлекаемся ими. Зимой у нас бывает тут в гостях масса народа. Этот год исключение — ввиду траура. Так что у вас будет много времени для катания на лыжах. А на следующий год мы сможем кататься вместе...
— И я тоже хочу кататься на лыжах, — возмущенно напомнил о себе Майкл.
— О нет, сердце мое! — испуганно воскликнула я. — Не стоит. Ты еще слишком мал для этого.
— Д'Эшогеты обучаются ходить на лыжах раньше, чем без них, — хвастливо заявил Фарамон. — Не слушай маму. Я научу тебя.
— Ну нет, это дело я возьму на себя, — возразил Поль.
Взгляды мужчин скрестились.
— В конце концов, ведь я же его учитель! — решил поставить точки над «i» Поль. — К тому же твой стиль, дорогой мой, слишком жесток для начинающего.
Итак, Поль снова спас моего сына от легкомыслия Фарамона. Но почему? Что его побуждало к этому?..
У Майкла округлились глаза.
— Как? Теперь катание на лыжах будет для меня одним из уроков?
— Ну да, — подтвердил Поль. — А потом добавятся еще коньки и санный спорт. Настоящий д'Эшогет должен уметь все.
— А знаете, — несколько выспренно произнес Майкл, — вначале я боялся, что мне тут не понравится. Но теперь я изменил свое мнение. Думаю, мне здесь будет очень хорошо.
Оба молодых человека улыбнулись друг другу с чувством той мужской солидарности, которая не требует никаких слов. А я почувствовала себя окончательно исключенной из этого союза.
Проблема была, конечно, существенно глубже. Мальчику так не хватало отца — заботливого, с твердым характером, мужественного. Такого, каким был Алан, каким мог бы стать Брайан! Или по крайней мере Фарамон... Но почему его наставником становится Поль, этот убийца? Мне совсем не хотелось этого. Я задумалась, почему бы мне прямо не попросить Брайана взять на себя спортивное воспитание моего сына? В конце концов ведь именно он опекун Майкла.
Я как раз поднялась, намереваясь выйти из гостиной, вслед за Майклом и Фарамоном, когда Поль взял меня за руку и заставил снова сесть. В течение нескольких мгновений он молчал. Его лицо было так печально, что я была готова почти что пожалеть его. Но вспомнив, кто он такой, я поборола в себе эту жалость, мимолетное сочувствие исчезло без следа.
— Вы относитесь к тем людям, Леонора, у которых все написано на лице — о чем вы думаете и что вас гнетет. И мне хотелось бы, чтобы вы поняли — я не собираюсь причинять зла ни вашему сыну, ни вам. Более того, я готов пожертвовать своей жизнью, дабы уберечь от опасностей жену и сына Алана!
Я не знала, что мне ответить на это, и лишь холодно смотрела на него. Неужели он ожидал, что после угроз, которые мне пришлось выслушать от него вчера, я смогу поверить в его добрые намерения? Неужели он считал меня такой дурой?
Он отпустил мою руку и печально продолжил:
— Да и имею ли я право обижаться на то, что вы не верите мне? К сожалению, у меня нет никакой возможности доказать вам искренность и чистоту моих намерений... — он нервно облизал губы, после чего продолжил: — Но я прошу вас по крайней мере выслушать меня. Надеюсь, позже, когда вы узнаете всю правду, вы поймете меня. То, что произошло вчера на вокзале — я не имею к этому ни малейшего отношения. Я действительно был там — но совсем по другой причине. Я хотел отговорить людей от их намерений. И когда мне это не удалось, я вынужден был бежать. Что же мне еще оставалось? Не мог же я предать своих друзей!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});