Марьяна вдруг встала:
– Мне ужо пора в эмжо.
Я кивнул и, поскольку мне тоже было пора, провел ее по залу к удобствам.
Когда мы вернулись за стол, она спросила:
– А что надо будет делать? За кем следить?
Я усмехнулся. Мысленно, разумеется.
– Следить не за кем не надо. Надо слушать разговоры. И делать выводы. Кто с кем спит, кто кому в морду готов дать.
– И всего-то? – разочарованно протянула Марьяна.
Ого! Похоже, девушка рассчитывала на задания уровня Маты Хари. Вот только она, должно быть, не помнила о том, как закончила Мата Хари. Если Марьяна вообще слышала о такой исторической личности… Но я-то должен помнить обо всем! Даже если не задумываться о безнравственности происходящего. Впрочем, плевать мне на нравственность и безнравственность, каждый сам за себя. И чем быстрее девочка это поймет, тем проще будет избавиться от юношеского максимализма. Тем не менее ставить Марьяну под угрозу я не стану. Это как с сексом. Одно дело – оттянуть мыльницу, не забыв о резиновом друге. И совсем другое – сломать ей жизнь несвоевременной беременностью!
– Уверяю тебя, это немало, – сказал я. – Это только в кино детективы гоняются за преступниками по ночным улицам с пистолетами наголо. А в жизни все по-другому. Надо уметь слушать и делать выводы. Из разговоров узнаешь гораздо больше, чем из пустой беготни. Кстати, эта работа оплачивается.
Ее глаза вспыхнули, но ядовитые слова (по крайней мере, мне показалось, что они будут ядовитыми) слететь с губ не успели, потому что штора отодвинулась и в альков снова вошел официант. Поставил на стол тарелки с одесской телятиной, вновь разлил по бокалам «Донское».
– За наше плодотворное сотрудничество! – сказал я. – За дороги, которые мы выбираем!
Когда бокалы опустели и были поставлены на стол, глаза Марьяны сделались лукавыми. Как у мисс Марпл в исполнении Татьяны Петровны Азаровой…
– Я правильно понимаю, что кусок трахать лоханку сегодня не намерен? – Лукавства в глазах прибавилось. – Ты не писай лимонадом, я не клара целкин.
– Я не писаю, – сказал я. – В другой раз…
Может быть, добавил я мысленно.
– Что, лоханка оказалась не в кайф?
Кажется, под ногами у меня разверзалась пропасть глубиной в полный облом. Надо было срочно спасать положение, а я не имел ни малейшего понятия – как. Лоханка оказалась в кайф. В смысле, мозгов. Да и всего остального прочего.
– Лоханка – клевяк без банданы, – сказал я. Снова встал, обошел стол, наклонился.
Она запрокинула голову.
И я спас положение поцелуем старшего товарища. Губы у нее были теплыми, мягкими и влажными. Как у Кати или Лили, или… Сколько их у меня было? Даже у горянок губы были теплыми. Только сухими и шершавыми от страха и ненависти. И это заводило еще больше…
Из всех только одна попыталась ударить меня в промежность. Ее звали Кентер. Я не убил Кентер, просто отдал пацанам и сказал, что ничего не буду знать. И часа не прошло, как над истерзанным телом выла мамаша…
– Эй! – сказала Марьяна и щелкнула пальцами у меня перед лицом. – Не впадай в торч! Можно подумать, первый раз слюни гоняешь.
Ее грубость вернула меня в настоящее.
– Прости, – сказал я, переводя дыхание.
В глазах у нее мелькнул испуг, но быстро исчез, растаял.
– Лоханка – клевяк без банданы, – повторил я. И поправился: – Ты классная девчонка! А этот вечер у нас не последний.
Она поднялась со стула, и я снова ощутил мягкость и теплоту ее губ. И девическую упругость груди. Потом она села и спросила:
– Явки и пароли будем оговаривать?
Я вернулся на свое место, налил в бокал минералки, с шумом выглотал. Мне было наплевать на приличия. В конце концов, я не отец Сергий, чтобы отрубать себе палец. Или что он там отрубил?
Взгляд Марьяны снова был лукавым.
– Обойдемся пока без явок, – сказал я заговорщицким шепотом. – Связь по мобильнику. Заноси в память номер.
Она достала трубку, я продиктовал цепочку цифр. Она набрала номер, и мобильник у меня в кармане с готовностью изобразил «Мишель».
– Шеф, связь установлена! – доложила она, отдавая честь.
– К пустой голове руку не прикладывают! – отозвался я.
Эти банальности вернули вечер в нормальное русло.
Мы потихоньку расправлялись с тем, что стояло на столе. Потом перекурили. Потом попросили добавки. То есть я попросил, потому что Марьяна в ответ на мое предложение даже руками замахала:
– Нет, иначе я встать не смогу, и тебе придется нести меня на руках. И я буду скомпрометирована.
Оказывается, она знала не только жаргон тинэйджеров, но и нормальные слова. Я не преминул заострить на этом внимание, а она напомнила, что университеты проходила не только по подвалам и помойкам. Да и родители у нее – не бомжары…
Мы протрепались под мою добавку (шампанское я больше не пил – Марьяна справлялась с ним в одиночку; и весьма успешно, кстати), потом под мороженое «Ленинградское».
Мертвая Кентер снова ушла в забвение и как-то так получилось, что она увела с собой Вадика Ладонщикова, а его место занял опять Арчи Гудвин, которому уже казалось, что лучшим окончанием вечера будет проводить новоиспеченную агентессу до дома, а возле дома она пригласит кавалера попить чаю, и случайно там не окажется родителей, и чай постепенно будет превращаться в афродизиак, а партнерша по чаепитию – становиться все привлекательнее и привлекательнее, и у меня не останется иного выхода, чтобы в интересах дела пойти на совсем не деловой контакт…
Но тут зал наполнился гудением, и оказалось, что уже восемь и время слушать местную певичку. Группа у нее была живая (ретро есть ретро!), и минут пять шла настройка инструментов, а динамики сообщали нам женским голосом: «Раз, два…»
– Раздернем шторы, – предложила Марьяна. – Может, тут и плясы устраивают. Я бы подергалась. А ты?
– Плясы так плясы. – Я раздвинул зеленые портьеры, закрывавшие наш закуток от чужих глаз.
Певичка оказалась на вид старше меня, наголо бритой, с оттопыренными ушами, в драной джинсовке. По стать ей были и музыканты, и меня уже воротило, и надо было срочно уносить отсюда ноги (терпеть не могу новых хиппи!), и я уже повернулся к Марьяне, собираясь подвигнуть ее на сей поступок…
Но тут бритоголовая сказала: «Три, шестнадцать!» Барабанщик трижды простучал палочками, знакомо заныла гитара, и я остолбенел.
А потом вступила бритоголовая:
Море обнимет, закапает в пески,Закинут рыболовы лески,Поймают в сети нашу душу.Прости меня, моя любовь…
Бог мой! Это была песня издалека, из младенческого детства… Нянька Ленка была фанаткой Земфиры, и песни эти гремели у меня в детской с утра до вечера (если, конечно, в гостях не было кого-нибудь из бабок), и потом рассказывали, что первое пропетое мною было «…хочешь, я убью соседей, что мешают спать…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});