Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А-ах!.. А-ах!..» — грянули одновременно еще два взрыва, подняв в воздух большой куст боярышника на обочине дороги и разметав штабель просмоленных шпал у насыпи.
«А наши молчат, — пронеслось в голове. — Почему наши молчат?..»
Снаряд ударил в кривую дикую яблоню, которая как ориентир торчала недалеко от того места, где начинались ячейки взвода.
И тут я понял, что танкисты не видят хорошо замаскированных позиций наших пушек, они только догадываются, что здесь может быть организована оборона, и ведут слепой, прощупывающий огонь по долине, А наши, видимо, не хотят обнаруживать себя раньше времени.
Так, обстреливая каждый валун, каждую группу кустов, танки продвинулись метров на двести. Теперь их хорошо можно было рассмотреть. У переднего была откинута крышка башенного люка, и из башни, высунувшись по плечи, выглядывал танкист в черном шлеме. Крышка прикрывала его спереди, как щит. Сбоку на башне чернел крест, обведенный белой каймой. На лобовой броне, под пушкой, слева, из полукруглого выступа торчал короткий пулеметный ствол.
— Ага, вот они где, — сказал Вася, который вместе со мной выглядывал из-за бровки бруствера. — Только еще далеко…
Травянисто-зеленые фигурки пехотинцев короткими перебежками двигались по обочине кювета, густо заросшего низкорослыми кустами. Я бы заметил их раньше, если бы перевел взгляд на обочину шоссе. Но я все время смотрел на танки. Как загипнотизированный, я не мог оторвать от них глаз.
«Туп-п… Туп-п…»
«3-зиу…»
Снаряды ушли куда-то к Тереку.
Неожиданно в гулкие удары танковых пушек ворвались новые резкие хлопки, и на шоссе все изменилось.
Танкист головного танка нырнул внутрь башни. Люк захлопнулся. Танк рывком прибавил скорость и помчался в сторону Эльхотова. За ним таким же прыжком ринулся второй. Остальные один за одним повернули на восток, скатились с дороги и исчезли из виду. Их загородила от нас железнодорожная насыпь, И сразу же загремела вся долина.
«Тах… Та-та-тах!.. Тиу… Ти-у», — прошли над нашими головами то ли осколки, то ли снаряды, и мы вжались в землю, врыв в нее руки, припав к ней лицами, Потом снова, как по команде, выглянули за бруствер.
Бой шел за насыпью, Время от времени там что-то оглушительно рвалось, взвивались вверх серые дымовые вихри, ветер нес оттуда запахи жженой кинопленки и горелой стали, а перед глазами все так же белела пустынная лента шоссе и стояли равнодушные ко всему горы, покрытые темными пятнами кустов.
…Куда же пропали проклятые пехотинцы? Я до ломоты в глазах вглядываюсь в зеленый бордюр кювета, но там ничего нет. Никакого движения. Солдаты будто растворились в зелени… Какого черта наши не открыли по ним огонь? Чего выжидали?..
Сзади что-то гулко лопнуло, будто разнесло огромную бочку.
Оглянувшись, я увидел, как головной танк, про который я совсем забыл, круто развернулся на месте, словно в на какого-то чудовищного вальса, и замер, припав на один бок. Его пушка обвисла, уставившись хоботом в землю.
Что такое? Неужели подбит?
Да, кажется… И не кажется, а совершенно точно! Из кормы танка поднимаются маслянисто-черные клубы дыма, которые с каждым мгновеньем становятся все гуще.
Сердце у меня подпрыгивает. Ура! Молодцы артиллеристы! Какие молодцы! Вот тебе и сорокапятки, похожие на модели настоящих пушек!.. Мне хочется вскочить на бруствер и закричать от радости. Но тут я замечаю, что второй танк, шедший следом за подбитым, с ходу переваливается через кювет и идет прямо к линии наших ячеек.
В тыл! Мать честная!..
Противно дрябнут руки и ноги. Мелкими пупырышками, как от озноба, покрываются плечи. Каких-нибудь двести метров отделяют его от нас. Он может в два счета расстрелять нашу оборону или отутюжить нас гусеницами. Он идет зигзагами, резко разворачиваясь то вправо, то влево, и пушка его часто вспыхивает выстрелами. Иногда из лобовой брони голубоватыми струнами вытягиваются трассы пулеметных очередей.
— Вася, посмотри… — шепчу я. — Посмотри туда, Вася!.. — Я тяну его за рукав гимнастерки, но он ничего не чувствует, ничего не слышит. Он словно одеревенел. — Васька, да посмотри же! — кричу я, толкая его в плечо.
— Куда? — поворачивает он ко мне бледное, все в крупных каплях пота лицо. — Куда смотреть? Не видишь, что ли?
Он — кивает на север.
Что это?
Я не верю глазам. Еще пять танков на шоссе!
Откуда они взялись? Минуту назад здесь ничего не было!.. И они не прощупывают местность, как те, первые. Они идут на больших скоростях, окутанные мутным коричневым перегаром и пылью, сверкая вспышками выстрелов.
Грохот усиливается. Многократно отраженный горами, он наполняет долину до краев, Голова начинает звенеть от дикого хаоса звуков, В комок сжимается сердце, тягуче пульсирует кровь в ушах. Я уже не успеваю осмыслить то, что происходит передо мной. Я просто смотрю, Смотрю с каким-то жутким любопытством.
…Весь правый фланг в дыму. Дым поднимается из-за насыпи, рваными рыжими космами плывет к Тереку, обволакивая кусты. Чадно горят шпалы у будки путевого поста. Багровое солнце перекатывается в сизых облаках. Словно наткнувшись на невидимую броневую стену, останавливается посреди шоссе один из танков. На миг его заслоняет темный с багровой сердцевиной куст разрыва, а когда земля опадает, танк становится в два раза ниже, чем был до этого. Он как бы сплющен ударом огромного молота. Чего-то не хватает в его привычных обводах… Сразу я даже не могу сообразить чего… Ах, да, у него сорвана башня. Ее как бы срезало невидимым ножом. Странно, куда она делась?.. А ведь разрыв был не особенно сильным…
— Вот это лупят!.. Вот это да!.. — вскрикивает Вася, вытирая лицо ладонью.
Мы оба так захвачены зрелищем разворачивающегося перед нами боя, что почти до половины вылезли на бруствер.
Снова меня захлестывает волна радости. Милые, дорогие наши курсанты и артиллеристы, ведь вы — герои, самые настоящие герои! Я бы вас всех расцеловал сейчас, всех до единого!.. И вашего старшего лейтенанта тоже! Дайте еще! Еще огонька, еще!..
Чувство такое, будто я сам подбил этот танк, будто своими руками послал снаряд в ствол орудия и дернул за спуск. Еще огонька! Еще!
Оставшиеся четыре машины продолжают нестись по шоссе.
Одна из них выстрелом в упор разносит будку путевого поста. Летят, порхая в воздухе как листовки, какие-то бумаги, кирпичи, доски, крест оконного переплета…
И тут все пространство впереди закрывает черно-желтая завеса, Чудовищный удар стряхивает нас, словно камешки с бруствера, на дно гнезда. Воздух останавливается в горле. Я глохну и слепну. Шквалом осыпается земля, Тяжелые комья бьют по спине, барабанят по каске, Что-то с такой силой шарахает меня в бок, что я чуть не теряю сознание от боли. Второй удар приподнимает меня над землей и отбрасывает на куст. Каска съезжает на глаза, Резкий, едкий запах бьет в ноздри. Упав на колени, я чихаю и кашляю, Я задыхаюсь от кашля и серного дыма.
Наконец толовую гарь отдувает ветром и кашель отпускает грудь, Я поправляю каску и оглядываюсь. Все звуки доходят до меня, как сквозь подушку. Кружится голова.
Кажется, снаряды угодили в ячейку сержанта или куда-то рядом. Там стоит облако дыма и пыли. Неужели Цыбенко погиб?..
Я ползу к пулемету. Под грудь попадает что-то острое, Шарю рукой и выдергиваю остряк из-под себя. Это расщепленный приклад карабина. Мельком замечаю на нем вырезанные ножом инициалы «М. У,». Чей это? Откуда он здесь? Наши целы, Они лежат на краю ячейки, полузасыпанные песком, Я отбрасываю приклад в сторону.
Танки уже далеко позади нас. Они на половине пути к Эльхотову.
Прорвались!.. Значит, прорвались все-таки!..
Все реже удары ПТО, Одно за другим умолкают ПТР. Слишком далеко пятнистые машины. Не достать…
Неужели они так и дойдут до самой станицы? Неужели их не остановят? Неужели у нас нет второго эшелона?..
Теперь они ведут огонь по окраине станицы. Всплески взрывов встают у самых тополей.
Неожиданно воздух прорезает долгий стонущий вой: «з-зиу… зиу… зиу… зиу… зиу…».
Он так дико вырывается из всех остальных звуков, что кажется: сейчас произойдет что-то самое важное и самое страшное… Голова сама собой втягивается в плечи, тело сжимается.
«Зиу… зиу… зиу… зиу…»
«Рвяк!.. Рвяк!.. Рвяк!..»
Большой участок дороги вместе с танками накрывает белое, стремительно распухающее облако, В середине его что-то часто рвется, голубовато вспыхивая, как магний. Потом начинает гореть ярко-красным огнем.
Что это за пушки, что за снаряды? Трассирующие, что ли? Они оставляют за собой светлые дымовые полосы, как ракеты, и летят не поодиночке, а целыми пачками, по три-четыре штуки сразу. Трудно понять, откуда они берутся. Они вылетают будто из-под земли.
На шоссе творится что-то невероятное. Из дымового облака, изгибая дымящиеся хвосты, летят в стороны какие-то обломки, тяжело ухает лопающийся металл, поднимаются и опадают огненные вихри. Красное пламя растекается все шире, перехлестывая через обочину дороги. Разом занимаются кусты и трава.
- Забытая ржевская Прохоровка. Август 1942 - Александр Сергеевич Шевляков - Прочая научная литература / О войне
- В списках спасенных нет - Александр Пак - О войне
- Подвиг Севастополя 1942. Готенланд - Виктор Костевич - О войне
- Линия фронта - Юрий Авдеенко - О войне
- Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский - О войне