Не помню, как все было дальше, с годами воспоминания исчезают. Так сказать, стираются из головы.
Помню лишь как прощался с Ксюшей. На пороге дома, стоя возле входа. Я обнимал её, она лакала и обнимала в ответ. Последнее что я сказал, было сухое: «Я вернусь».
Я сел в машину к Витали, в салоне воцарилась тишина. Я понял, что что-то упустил. За все время пребывания здесь я ни разу нормально не говорил с другом. Он выглядел обеспокоенно, словно на нервах.
— Я приеду к тебе через два дня. — Что? Приедет ко мне? Зачем, я же еду к родителям.
— Зачем тебе ехать ко мне? Как же работа?
— Мы закончим к этому времени, да и я беспокоюсь за тебя и твою маму.
Почему ты всегда думаешь обо мне? Не стоит ехать так далеко ради меня. Лучше езжай домой, увидимся после. Да и пока меня нет позаботишься о Ксюше. — К этому времени мы уже подъехали к вокзалу, руки Виталика сжали руль, он открыл дверь машины и громко хлопнул.
— Почему ты вечно думаешь о ней? Все это время я только и делаю, что слышу Ксюша то, Ксюша сё. Кроме нее, что больше никого нет? — Мой друг стал срывать голос. Он не кричал, но голос охрип.
— Ты не понимаешь, она особенная. Она такая одна. — Взяв свои вещи, я вместе с парнем прошел на перрон. Поезда то приходили, то уходили. Мы взяли сумки и сели на самую дальнюю скамью.
Я не знаю, как описать это чувство, но я уже подозревал, что разговор будет серьезным. Нагнетающая атмосфера и напряжение в воздухе сдавливали мое сердце. На улице стоял вечер, небо уже затянуло облаками, но солнце оставляло на них свой красный след.
— Ты сказал, что она особенная. Но что в ней такого?
— Она всегда рядом, она добрая, красивая и с ней весело. Ты не поймешь.
— Я понимаю… — проговорил он почти тихо, а после усмехнулся. — Знаешь, а ведь именно я был рядом всегда. Каждый раз приходил к тебе, слушал тебя и говорил с тобой. Был готов на все угодно. Мы ведь вместе прошли и огонь, и воду, и медные трубы. Так почему особенная она?
— Виталь, это другое.
— Другое? Думаешь это и правда другое?.. Я ведь… — он мгновенно замолчал и повесил голову. Признаюсь честно, я впервые видел его таким. Он сидел на лавочке, сложив руки на коленях. Упираясь локтями в ляжки, он что-то сжимал в руках. Его одежда слегка скрипела. Одет он был во все черное, словно собрался на похороны, единственный светлой вещью были белые кеды.
Пальцы его, то дрожали, то дергались, позвоночник напрягся и он встал.
— Я ведь… тебя. — Его голос заглушил прибывающий поезд, но сидя вот так вот, рядом с ним, я слышал все предельно ясно.
Да вы наверняка подумали в правильную сторону.
Передо мной стоял мой лучший друг. Он сжимал в руках маленький крестик с цепочкой, и создавалось ощущение, что он искренне надеется, что эта вещица поможет ему собрать мысли в кулак. Лицо парня было направлено ко мне и опущено. Его глаза выглядели опухшими с самого начала, но я даже не заметил.
«О боже, почему я»? — этот вопрос беспокоил мои маленькие мысли. Неужели так было всегда? Неужели я просто не замечал? И все же почему сейчас? Почему я?
В своей голове я уже сформировал огромный диалог, но ответить смог лишь одно.
— Это не так. Ты ошибаешься
— Это так Влад, прими это.
— Нет… Пожалуйста не надо. — теперь хрипел уже мой голос. Почему именно моя дружба, моя жизнь, почему именно у меня все идет крахом? — Не надо.
Я смотрел в лицо моего бывшего друга. Его глаза блестели от накопившейся в них воды.
— Чем я хуже? Это потому что я парень? — его глаза мельтешили туда-сюда, словно он не мог сконцентрироваться на чем-то одном, а может он и вовсе боялся смотреть мне в глаза? — У тебя ведь никогда не было этих Стереотипов.
— Виталь, я…
— Нет. Не надо так. Не смотри на меня с этой жалостью, я её не достоин. — он сглотнул накопившийся комок эмоций в горле и выдавил — Я не жалок. Не капли. Не стоит жалеть меня только потому, что я признался тебе. Это было очевидно всегда, просто ты этого не видел. Я признался тебе, не потому что хочу взаимности, а потому что потом будет поздно. Я прекрасно знаю, что я твой Лучший друг. — он выглядел бледным и потерянным. Он уже знал, каков будет мой ответ. А я, и представить не мог, как ему сейчас больно. — тебе стоит пойти и уточнить время отправления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Этими словами он показал, что хочет побыть один хотябы минуту.
Я жалок.
Я не смог ответить ему что-то внятное, не смог поддержать, не смог понять и даже попытаться что-то сделать. Как долго это продолжалось? А что важнее как долго это могло продолжиться? Я бы и дальше был мудаком, который не обращает внимания на чувства других?
Я всегда делал вид, что это все меня не касается. Но знаете что?
Если всю жизнь делать вид что тебя ничего не касается, то твое существование пройдет мимо и твое счастье тебя тоже не коснется.
И похоже, меня оно тоже не коснется.
Когда я вернулся, Виталя сидел на закрытой лестнице вокзала. Народу там было мало, и никто не мог помешать его раздумьям. Видя эту картину, я неким образом вспоминаю события двухлетней давности. Виталик часто приход ко мне и так же часто ждал меня в подъезде. Ему до жути нравилась атмосфера старых и пустых подъездов. Он сидел на пыльной и грязной лестнице и что-то перебирал в руках. Он всегда вертел что-то в руках, например, когда думал, устал, волновался. Это помогало ему расслабиться.
Сейчас же он сидел на лестнице с опущенной головой. Раньше он чуть ли не подскакивал при виде меня. Как же быстро все изменилось.
Вскоре я окрикнул его, и мы направились обратно на перрон.
Я уже мог видеть поезд издалека, и мне хотелось как можно скорее в него сесть. Электрички до моего родного города не ездили каждый день, но даже если бы и ездили, я терпеть не мог такие места. Ксюша их тоже не любит.
Ну вот. Опять я думаю о ней.
Я вновь смотрю на Виталю. Мое сердце импульсивно бьется и вот-вот готово выпрыгнуть из груди.
Парень стоявший рядом, одетый в одежду моего друга, имея лицо и прическу моего друга и по всей видимости и являющийся моим другом, смотрел в даль совсем пустыми глазами. Он не был похож на себя и именно поэтому я и подумал, что это не Виталя.
Мимо нас проехал поезд и резким порывом ветра раскидал пряди волос на лице Витали. Громкий гудок, который послал нам машинист, чтобы мы отошли от края перрона не вселил в нас страха.
— Я вернусь и мы поговорим. Я не хочу тебя терять.
— Возможно, придется.
— Почему? Неужели нельзя вернуть все как было?
— Потому что мы всегда теряем то, что хотим удержать всеми силами.
Я сел в вагон. И попрощался с лучшим другом.
***
Я сел в вагон. А что было дальше?
Если честно, я плохо помню события, произошедшие после моего расставания с Виталей. Более или менее я помню лишь следующий день.
Вернувшись на свою малую родину, я не спешил повидаться с друзьями, я даже домой не отел. Позвонив отцу, я узнал, в какой больнице лежит мама и сразу же направился к ней.
Расписавшись на посту медсестры, я направился в палату реанимации. Мне сказали, что у мамы был приступ ил что-то похожее, я плохо разбираюсь в медицине.
Кроме запаха хлорки и медикаментов, в больнице чарующе пахло чем-то молочным. Мой желудок в мгновение ока дал о себе знать.
Стены больницы были зеленые, косяки облезлые, а в палатах стояли тяжелые деревянные двери.
Открыв дверь в палату номер семь, я сразу увидел маму. Лицо её было бледным и исхудавшим. Она всегда была крупной женщиной и очень часто пыталась похудеть, но се час она была не похожа на себя.
Я словно смотрел на абсолютно незнакомого человека.
Её волосы всегда были яркими и густыми, сейчас же, её стрижка больше напоминала мужскую. Одета она была в бриджи и березовою кофточку.
Увидев меня, она улыбнулась.
— Мне не сказали, что ты приехал. — о Боже. Услышав это тихий и хриплый голос, я чуть было не заплакал.