Но это все же детали. Для нас важно другое: что такой нелицеприятный судья, как Н. И. Пирогов, назвал Арендта в числе первых среди «дельных представителей медицины и хирургии» Петербурга 30-х годов.
В 1855 году медицинская общественность торжественно отметила 50-летие врачебной деятельности Николая Федоровича Арендта, которому было присвоено символическое звание «Благодушного врача».
Поскольку сегодня слово «благодушие» имеет некоторый иронический оттенок, откроем словарь Даля и обратимся к первоначальному смыслу: «доброта души, любовные свойства души, милосердие, расположение к общему благу, добру, великодушие, доблесть, мужество на пользу ближнего, самоотвержение».
В свете сказанного об Н. Ф. Арендте возникает естественный вопрос: как мог он, искусный и добрый доктор, оставить Пушкина без активной медицинской помощи (нельзя же всерьез относиться к лечению холодом), к тому же сообщить ему правду о безнадежности положения?
А. С. Пушкин. С гравюры Н. И. УткинаПисьменный стол в кабинете А. С. Пушкина
Именно такого рода обвинения были предъявлены H. Ф. Арендту спустя много лет после гибели А. С. Пушкина. При этом невольно новейшие принципы ведения подобных больных были перенесены в пушкинские времена без учета уровня хирургической культуры прошлого.
Чтобы нам не впасть в такую же ошибку, вспомним несколько страниц из истории медицины.
Опустошительные войны начала XIX века выдвинули на первый план интересы военной хирургии и, в частности, вопросы лечения ран.
В отчетах ведущих хирургических клиник воюющих стран можно найти интересную информацию об исходах ампутаций конечностей, трепанаций черепа. И совершенно отсутствуют сведения о результатах лечения раненных в живот и грудную клетку, словно таких ранений не было вовсе.
В послевоенное время к этому перечню крупных операций добавились перевязки сосудов по поводу аневризм и исключительно редко – грыжесечения, которые давали огромную смертность.
«Грыжесечения принадлежат к труднейшим и опаснейшим операциям, – писал в своем руководстве по хирургии, вышедшем в 1835 году, профессор X. X. Саломон, – так как для ее производства требуется не только точное знание анатомии, но особенная опытность, спокойствие духа, осмотрительность, а иногда даже предприимчивость в действиях оператора».
Знаменитый профессор, несомненно, переоценивал значение индивидуальных способностей хирурга для исхода этого вмешательства. В наши дни грыжесечение считается рядовой операцией, и ее успешно выполняют даже начинающие врачи. Между тем сам великий Н. И. Пирогов в 1852 году в числе 400 операций сделал лишь пять грыжесечений, из которых три закончились смертью больных от гнойных осложнений.
Я так часто обращаюсь к имени Н. И. Пирогова, потому что в истории отечественной хирургии он сыграл решающую роль. Своими трудами он дал небывалый толчок развитию русской медицинской мысли, а многие идеи, высказанные им на заре развития хирургии, не стареют и по сей день.
Так вот, по мнению Н. И. Пирогова, изложенному им в фундаментальном руководстве «Основы военно-полевой хирургии», не рекомендовалось раненному в живот вскрывать брюшную полость и даже вправлять обратно выпавший наружу сальник. Нарушение этого правила вели к развитию воспаления брюшины (перитониту) и смерти больного.
Еще долго после гибели Пушкина операции на органах брюшной и грудной полости будут находиться под запретом, и поэтому в книге М. Лахтина «Большие операции в истории хирургии», выпущенной в 1901 году, они совершенно не найдут отражения.
Операция на брюшной полости для предотвращения «худых приключений», как в те времена именовались осложнения, требуют соблюдения целого ряда условий.
Во-первых, эффективной борьбы с болью.
Но лишь через 10 лет после смерти А. С. Пушкина появился эфирный наркоз.
Во-вторых, борьбы с раневой инфекцией.
Но великому английскому хирургу Дж. Листеру, создавшему учение об антисептике, исполнилось лишь 10 лет, когда умирал наш Пушкин, а открывший пенициллин А. Флеминг еще не родился.
Чтобы успешно выполнить операцию, которая требовалась Пушкину, – удалить засевшую в крестцовой кости пулю, должно было пройти еще без малого шесть десятилетий. В 1895 году Рентгеном были обнаружены особые лучи, впоследствии названные его именем. В 900-е годы, благодаря работам Ландштейнера о группах крови, была разработана методика безопасного переливания крови, что значительно расширило возможности хирургического лечения раненых.
Однако, здесь не лишне будет заметить, что первый случай удачного переливания крови был осуществлен в Петербурге еще в пушкинские времена: 8 апреля 1832 года (в пятницу на Страстной неделе, как было указано в отчете) младший городовой акушер Вольф, приглашенный на квартиру к бедной женщине, погибающей от послеродового кровотечения, в отчаянии решился прибегнуть к операции переливания крови и тем самым спас жизнь матери большого семейства, хотя, как выяснилось позже, совершенно случайно.
Событие это прочно вошло в историю отечественной медицины; но недавно доктору А. В. Шабунину удалось внести уточнение: автора первого удачного переливания крови звали Андрей Мартынович Вольф, а не Г. Вольф, как писали до сих пор. Буква «г» пристала к его фамилии как сокращение от «господин».
Но вернемся к нашей истории болезни.
Итак, многоопытный Н. Ф. Арендт отказался от мучительной и бесперспективной операции. Это его решение соответствовало золотому гиппократовскому правилу: «При лечении болезней надо всегда иметь в виду принести пользу или по крайней мере не навредить».
Скорее всего выжидательная тактика Н. Ф. Арендта и его пессимистический прогноз совпали с мнением профессоров X. X. Саломона и И. В. Буяльского, в тот же вечер осмотревших А. С. Пушкина и больше не привлекавшихся друзьями и родственниками к лечению. Из знаменитых российских хирургов не консультировал Александра Сергеевича только Н. И. Пирогов, находившийся в Дерпте, но и он вряд ли что-либо смог бы предложить.
Я только что привел одну из максим Гиппократа, которой придерживался Н. Ф. Арендт. Но есть еще и другое – не менее известное его правило, которое Арендт счел возможным нарушить:
«Окружи больного любовью и разумным утешением; но главное, оставь его в неведении того, что ему предстоит и особенно того, что ему угрожает».
Почему он не обнадежил смертельно раненного поэта?
Не будем возвращаться к возникшей перед Пушкиным необходимости выполнения целого ряда неотложных дел.
Главная причина, по-видимому, не в этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});