а большую часть питательных веществ он получает из органической пищи. Кроме того, в Сайберии плотоядные растения достигают значительных размеров, а их основная добыча — уже не насекомые, а мелкие млекопитающие и птицы…
— А слово «осокорь» вам ни о чём не говорит? — добавил я.
— Осокорь… — задумалась Коржинская. — Это чёрный тополь, Pópulus nígra. Достаточно тривиальное дерево, ареал его распространения — главным образом западная часть Евразии. В наших краях он тоже встречается, но гораздо реже.
— А изменённые разновидности? Бывают среди них плотоядные?
— Об устойчивых мутациях осокоря мне сведений не попадалось. Другое дело, что эдра может вызывать разовые мутации, причём достаточно сильные. Большинство из них, правда, ведёт к гибели объекта или к нарушению репродуктивного механизма, поэтому такие экземпляры остаются в единственном числе… А почему вы спрашиваете, Сибирский?
— Да так… Любопытство.
— Мне известно о вашем сотрудничестве со Священной Дружиной, — оживилась профессор. — Если вам вдруг попадётся интересный с точки зрения биологии экземпляр, я была бы признательна, если бы вы посодействовали тому, чтобы наша кафедра получила доступ к его изучению.
— Ну, экземпляры, которые нам попадаются, обычно… не безобидны, — возразил я. — И потому подлежат уничтожению. Так что изучать можно только то, что от них останется.
— Понимаю. Но и останки представляют огромный интерес.
— Хорошо. Я ничего не могу обещать, но… поговорю на этот счёт с начальством, — кивнул я.
Если честно, я и не задумывался, а что вообще Путилин делает с останками чудовищ. Уж точно не в мусорку выбрасывает. Я видел, как он тщательно упаковывает все, даже самые мелкие улики, но куда их потом девает? Отправляет в Службу Экспертизы? Надо и правда уточнить этот момент…
Больше я профессора не отвлекал, а чуть погодя, когда мы дошли уже до середины оранжереи, я и вовсе потихоньку отделился от группы студентов, прошмыгнув в один из боковых проходов, ответвляющихся от центрального. В конце его я заметил дверь, рядом с которой стояли прислонённые к стене грабли и лопата. Похоже на вход в какую-то подсобку. И раз уж её видно с центрального прохода, то, возможно, и Катя именно её имела в виду…
Пригибаясь, чтобы не задеть нависающие над головой побеги каких-то вьюнов, я аккуратно прокрался к двери. Попутно снова присматривался к обстановке магическим зрением — вдруг всё-таки попадутся какие-то следы. Но здесь, в оранжерее, выслеживать Одарённую было затруднительно — большинство растений здесь тоже довольно мощно фонили эдрой, и это здорово отвлекало.
Дверь в подсобку оказалась не заперта. По ту сторону я, к своему удивлению, обнаружил не маленькую кладовку, а проход в целый лабиринт каких-то полутёмных вспомогательных помещений, которые к тому же находились в стадии перманентного ремонта. Уже через несколько шагов после двери пришлось пригибаться, чтобы пролезть под деревянными лесами, заляпанными пятнами белил, потом лавировать между кадками с какими-то засохшими кустами, перешагивать через мешки и ящики…
Куда идти, тоже было не очень-то понятно — проходов я насчитал аж пять штук, в том числе один — на уровне второго этажа. К нему вела ржавая лестница, похожая на пожарную.
Сунувшись в дверь слева, я обнаружил за ней разнорабочего в заляпанном краской комбинезоне, спящего на придвинутых друг к другу ящиках. О том, что он меня обнаружит, можно было не беспокоиться — запах перегара в комнатёнке стоял такой густой, что можно было и самому захмелеть. За следующей дверью обнаружился довольно большой склад с инструментами и какими-то мешками — скорее всего, удобрениями, к тому же довольно вонючими.
Завернув за угол, я оказался в тупиковом коридоре с еще тремя дверями, на двух из которых висели ржавые навесные замки, похоже, не открывавшиеся годами. За третьей — ещё один склад со всяким садовничьим добром…
Мда… Похоже, глухо.
Быстро нарастало разочарование, смешанное с раздражением, особенно когда я ещё и умудрился вляпаться полами шинели в ведро с какой-то чёрной жижей. Оттирая пятно, я всё же не переставал оглядывать склад.
Но кого-то же Скворцова здесь видела? И вряд ли бы она перепутала Беллу с каким-нибудь местным рабочим или даже тёткой-дворничихой. Как минимум, она видела молодую черноволосую женщину. А что такая особа могла делать здесь, возле подсобок?
Мне вспомнился момент, когда я сидел на чердаке ресторана Хаймовича, скованный параличом, насланный Беллой. И их разговор с Арамисом… План с шипом хорош, но без этого юноши у нас вряд ли что-то получится… Что за план с шипом? Ассоциации сразу с какими-то растениями. Шипастых среди них хватает — взять тот же плотоядный кактус, о котором только что рассказывала Коржинская…
Ещё один довод в пользу того, что Белла может скрываться именно тут, на территории университета. Она ведь и студенческую форму раздобыла через Скворцову — ещё тогда, пару недель назад. Так что довольно давно здесь крутится. Правда, чтобы скрываться здесь долго, ей нужно какое-то более-менее обжитое помещение. Как минимум отапливаемое — ночи уже очень холодные…
Я решил всё же обследовать, что скрывается за остальными дверями, и в итоге, толкнув последнюю из них, вышел на улицу, во внутренний дворик, явно предназначенный для рабочего персонала. Он был обнесён дощатым забором, вдоль которого складировались кучи какого-то хлама, которому не нашлось места на основном складе. Длинное бревенчатое строение с печной трубой на крыше и маленькими застекленными окнами — как раз, видимо, жилой барак для рабочих. А в дальний конец, к воротам, ведёт заметная колея. Сюда время от времени привозят какие-то запасы…
И тут я замер — потому что увидел машину. Небольшой чёрный грузовичок с открытым кузовом и брезентовой крышей кабины стоял прямо у крыльца барака. Примерно такой описывали свидетели, когда Бэлла увезла Полиньяка прямо с территории универа. И, кажется, на таком сбежал Арамис из Громовских бань. А может, и прямо на этом. Очень уж похож. Что-то не верится в такие совпадения.
Да у них здесь ещё одно логово! У «Молота Свободы» или конкретно у Беллы с Арамисом.
Я подошёл к машине, заглянул в кабину, сосредоточился на поиске следов остаточной эдры… Есть! Последние сомнения были развеяны.
Позади меня скрипнула дверь — кто-то вышел из барака.
— Эй, ты чего у машины шастаешь? А ну, пшёл отсюда!
Я обернулся, окинув взглядом небритого мужика лет сорока, в потёртой кожанке и бесформенном картузе с треснувшим козырьком, натянутым на самый лоб. На подсобного рабочего из оранжереи не похож, скорее шофёр.
— Я кому сказал? Отошёл от машины! — нахмурившись, прорычал он. — И вообще, сюда нельзя!
В груди вдруг заклокотала ярость, смешанная с отвращением, и подавил я её с огромным трудом и даже некоторым удивлением. Кажется, если бы дал себе волю — то просто раздавил бы этого несчастного мужичка на месте. В буквальном