Потянулись долгие дни, полные грусти. Вышегородской боярышне отвели небольшую, но весьма теплую светлицу с маленьким окошечком. В углу комнаты находилось ложе с теплым пологом, на полу раскинулся медвежий мех, вдоль стен стояли длинные лавки, устланные разноцветными ткаными покрывалами, и пара высоких сундуков с одеждой, которую Позвезд велел своим слугам купить на торгу у иноземцев. За Купавой ухаживали, словно за княжной, но мысли об отце, матушке и особенно о меньшом братике печалили девушку до боли в груди. Тревога томила сердце, и не с кем было поделиться своей тоской.
Сидеть в одиночестве в светлице было нестерпимо грустно, и Купава с осторожным любопытством бродила по княжескому терему. При этом она старалась не попадаться на глаза суровому новгородскому князю. Ярослав всегда недовольно морщился, когда у него перед глазами оказывалась девушка, привезенная на его подворье младшим братом. В отличие от Позвезда правитель Новгорода был светел ликом, имел серые глаза и льняные волосы, мягко опадающие на плечи. Ярослав мог бы казаться приятным собой, но уж слишком был холоден и строг. Казалось, его четко очерченный рот и вовсе не умеет улыбаться. Те, кто помнил мать Ярослава, княгиню Рогнеду, уверяли, что своим обликом и нравом он удался в нее.
Когда домашние новгородского князя собирались вечером за общим столом, Купава едва притрагивалась к пище и украдкой бросала осторожные взгляды в сторону Позвезда. Переяславский князь отвечал ей все той же спокойной улыбкой, в которой читалась вежливая приветливость, смешанная с равнодушием. Замечая их взгляды, Ярослав обычно сердился и зло крутил светлые усы длинными пальцами, на которых сверкали красивые перстни.
* * *
Позвезд не мог понять, что происходит с ним, и все время ругал себя за то, что привез Купаву в Новгород, оторвал от родного дома и близких людей и обрек на одиночество. Но общаться с ней, как прежде, он теперь не мог.
Ярослав встретил младшего брата весьма настороженно. Он давно понял, что близится время тяжелых испытаний и потому основательно усаживался в Новгороде, ласкался к новгородцам, и те отвечали ему добром, ценя быстрый его ум. В задушевных беседах и на пирах давались обещания: князь сулился поставить Новгород выше других городов, навсегда освободить от платежа ежегодной дани. Ярослав знал, что отец готовится отдать великий стол Борису, и твердо решил оторвать свои земли от Киева. Оказаться под властью у младшего брата — нежного, нечестолюбивого юноши — было стыдно и печально.
Кроме того, давно известно, что к власти рвется Святополк и для него хорошей опорой будет его тесть, Болеслав польский. Можно лишь догадываться, какая участь ожидает сыновей Владимира, если Святополк добьется желаемого. В лучшем случае, им предстоит признать власть нового великого князя: послушно платить дань и ожидать, что в любой момент Святополк может лишить их собственных уделов. Этого Ярослав допустить не мог и потому решил, что Новгороду уже сейчас следует обрести свободу от власти киевского князя.
Отцу, видимо, что-то стало известно о его замыслах. Именно поэтому он и прислал к нему Позвезда. Наверно, рассчитывает на то, что мальчишка, славящийся красноречием, сумеет образумить старшего брата, а заодно разузнает о его думах. Что ж, пусть поживет в Новгороде и убедится в том, что лучше дружить с новгородским князем, нежели с вышегородским хищником. Пусть набирается ума-разума. Подумать только — вздумал увлечься дочерью боярина Блюда! Как можно было поверить этой девчонке!
Многие были уверены, что именно Блюд приложил руку к убийству князя Ярополка. Не было никакого сомнения, что боярин теперь захочет во искупление своего греха вернуть Святополку Киевское княжество, которого тот лишился из-за гибели отца. И дочь Блюда ничуть не лучше своего батюшки.
Доверенные люди Ярослава пристально следили за тем, что происходит вблизи Киева, и без задержек отправляли в Новгород донесения о любых мелочах, касающихся Святополка. Не так давно Ярослав получил сообщение о том, что в доме вышегородского князя не все обстоит благополучно. Княгиня Регелинда вне себя от ревности из-за того, что всю осень Святополк пропадал в лесах у своей новой наложницы — дочери боярина Блюда. Рассказывали также, что девчонка сбежала и Святополк отправил людей на ее поиски. А Позвезд подобрал ее и теперь привез в Новгород. То, что девчонка оказала им услугу, поведав о черных замыслах Святополка, вовсе не оправдывало ее. Конечно же, она решила выдать своего полюбовника из-за какой-нибудь глупой ссоры.
Ярослав сообщил о своих соображениях брату:
— Ты правильно сделал, доставив эту девку в Новгород. До поры до времени не стоит оставлять ее без пристального внимания. Если эту девицу отправить обратно в Вышгород, она может помириться со своим полюбовником и ускорит кончину нашего отца.
Позвезд с трудом сдержал себя, чтобы не повздорить со старшим братом. А затем призадумался. Кое-что разумное было в словах Ярослава. Но неужто Купава и впрямь была любовницей Святополка? Юноша отказывался в это верить, и все-таки в душу жалящими змейками вползали подозрения.
Почему она оказалась ночью в лесу, вдали от Вышгорода, где жили ее родные? Неужели и впрямь развлекалась с князем где-нибудь на лесной заимке?! А затем, повздорив с любовником (что было неудивительно при вспыльчивости Святополка), девушка сбежала от него. Чтобы отомстить, Купава решила выдать замыслы полюбовника киевскому князю, но заблудилась и оказалась в переяславском лесу. Там ее и нашел Позвезд.
Нет. Не может быть, чтобы Купава по доброй воле легла в постель к Святополку. Скорее всего, он принудил ее к этому… Боже милостивый! Ужасно представить, что это милое, нежное создание сжимал в своих жадных объятиях вышегородский князь!
И все-таки Ярослав прав — Позвезд не должен думать о бывшей наложнице Святополка, пусть даже благодаря ей удалось предупредить отца о готовящемся покушении. Впрочем, из Киева до сих пор не было никаких вестей о том, что опальный Святополк попал в еще большую немилость у киевского князя. Похоже, Владимир не придал значения словам, которые были произнесены девушкой в горячечном бреду, или же счел, что Позвезд задумал оговорить старшего брата.
Молодой князь решил избегать Купаву. Легко сказать, а трудно сделать. Сердце успело прикипеть к девушке, и, когда во время вечерних застолий она вскидывала на Позвезда вопрошающие очи, князь чувствовал, как в груди начинает гулко стучать сердце. Болезненная бледность оставила Купаву, и стало очевидно, что боярышня весьма хороша собой — нежная кожа, небольшой носик, детские пухленькие губки и ясные глаза, в которых дрожали капельки чистых слез. Во взоре этих трепетных очей Позвезду все время чудился немой укор. Обиженный взор Купавы и легкая дрожь в уголках ее нежных губ умоляли князя забыть о том, чья она дочь и в чьей постели лежала.