Источник берлинской резидентуры ИНО ОГПУ А. Хомутов (псевдоним «А/1»), внедренный в начале 1920-х годов в агентурную сеть немецких спецслужб, сообщал, что в деле разведки одним из основных было «Бюро Нунция». Руководство и контроль за деятельностью бюро конспиративно осуществляла группа Абвер Рейхсверминистериума. Задачами «Нунции» являлись: во-первых, разведка в интересах военного министерства; во-вторых, собирание сведений промышленного и коммерческого характера, могущих интересовать оборонную индустрию Германии.
По данным агента, «Нунцию» возглавляли майор Лизер и капитан Рау — бывшие сотрудники немецкой разведки периода Первой мировой войны. Они хорошо владели русским языком, поскольку являлись выходцами из России. Это обстоятельство позволило им довольно быстро войти в контакт с русскими военными эмигрантскими организациями и использовать их связи в СССР для сбора необходимой информации[172].
«Нунция» и другие информационные бюро активно привлекали к выполнению отдельных разведывательных заданий отставных офицеров Генштаба, работавших в фирмах, поддерживавших деловые отношения с различными предприятиями в нашей стране.
Тайное советско-германское сотрудничество в военной и военно-промышленной сферах, зародившееся в самом начале 1920-х годов, позволяло немецкой разведке осуществлять сбор сведений в СССР, не прибегая к дорогостоящим агентурным методам. На совершенно легальной основе, например в ходе контактов с высокопоставленными командирами РККА, при посещении военно-учебных заведений, участвуя в качестве наблюдателей на маневрах и т. д., германские разведчики без труда получали необходимую информацию.
Как известно, по Версальскому мирному договору Германии запрещалось направлять военных атташе в другие страны. Однако объем проблем, решаемых в ходе сотрудничества с советской стороной, постоянно возрастал. Ограничиваться отдельными приездами в СССР германских военных представителей было уже недостаточно. Тогда было принято решение об учреждении неофициального военного представительства, которое с 1924 г. стало функционировать в Москве под вывеской постоянной комиссии по контролю за хозяйственной деятельностью немецких концессионных предприятий на территории Советского Союза. В секретных документах данное представительство именовалось как «Центр — Москва» («Ц-МО»)[173].
«Ц-МО» возглавил полковник Лит-Томсен (бывший военный летчик), однако фактически всей работой руководил его заместитель — полковник О. Нидермайер, опытный разведчик, отличившийся на этом поприще в годы Первой мировой войны. Будучи арестованным советскими органами госбезопасности в 1945 г., Нидермайер на допросе показал: «Я признаю, что, находясь в Советском Союзе с 1924 по 1927 г., занимался разведывательной деятельностью в пользу Германии, используя все легальные, а также нелегальные возможности для сбора сведений экономического и военно-политического характера…»[174]
Нидермайер утверждал, что после неудачной попытки завербовать одного из военнослужащих РККА получил категорический приказ из Берлина от начальника III отдела (отдел иностранных армий) Генштаба полковника Фишера о прекращении какой-либо разведывательной деятельности в СССР по линии «Ц-МО».
Однако можно утверждать, что военному руководству в Берлине информация продолжала поступать по другим каналам. Германская разведка успела за первые годы тайного военного сотрудничества с нашей страной добыть значительный объем данных о РККА. «По имеющимся и проверенным нами закордонным сведениям, — отмечали в одном из циркулярных писем заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода и начальник контрразведывательного отдела А. Артузов, — в штабе фашистских организаций Германии имеются точные сведения о состоянии, вооружении, расположении и настроении нашей Красной армии»[175].
В 1929 году произошло объединение немецких военно-разведывательных служб. К Абверу перешла вся работа, проводимая разведкой ВМФ, «Нунцией» и другими информационными бюро. Разведывательные операции за границей теперь становятся его основной задачей. С приходом Гитлера к власти на разведывательно-подрывную деятельность стали ассигновать значительно больше бюджетных средств[176].
Когда доминирующей политической силой в Германии стала национал-социалистическая партия, военному руководству в Берлине стало понятно, что советско-германское военное сотрудничество не имеет перспектив и легальные источники сбора обширной информации вскоре иссякнут.
В этих условиях немецкая разведка резко активизировала деятельность на советском направлении. По некоторым признакам это зафиксировали в ОГПУ. В середине 1932 г. появилось специальное циркулярное письмо по данному поводу. В документе отмечалось, что работа германской разведки в СССР все более и более переходит на нелегальные методы, которые лишь дополняются усилиями аппарата военного атташе при посольстве в Москве[177].
Завершая рассмотрение разведывательно-подрывной деятельности германских спецслужб в отношении СССР, необходимо подчеркнуть ее важную отличительную особенность. Реалистично оценивая возможности, вытекающие из многолетнего и достаточно тесного сотрудничества двух стран в такой специфической сфере, как военная, разведчики и их руководители из министерства Рейхсвера сделали ставку вовсе не на банальный шпионаж, а на выстраивание системы подчинения своему влиянию отдельных советских военачальников и даже некоторых звеньев оборонного ведомства Советского Союза. Еще в начале 1926 г. руководитель отдела иностранных армий Войскового управления Рейхсвера полковник Фишер в секретной переписке с неофициальным представителем в Москве Лит-Томсеном отмечал возрастающую заинтересованность немецкого военного руководства в том, «чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот»[178].
Такую амбициозную задачу не ставили перед собой военные круги других иностранных государств. По нашему мнению, лишь откровенно антикоммунистическая и антисемитская политика Гитлера и его окружения не дала возможности германскому генералитету продвигаться в указанном направлении.
Как показывает проведенный автором анализ ряда архивных документов, включая и циркулярные письма о работе по немецкой линии, руководство органов госбезопасности, к сожалению, недооценило оборотной стороны военного сотрудничества с Германией. Основной упор в работе чекистам предлагалось делать на выявление и пресечение фактов сбора сведений о Красной армии и оборонной промышленности, а не на обнаружение влияния немецкого генералитета и разведки на командиров РККА, участвующих в реализации совместных проектов. Ярким примером того является отсутствие должной реакции на сообщение берлинской резидентуры ИНО ОГПУ в 1932 г. о наличии в СССР некой военной партии, действующей в контакте с Генеральным штабом Германии. Такое же отношение проявилось и к подготовленной в июне 1933 г. докладной записке на имя Г. Ягоды о тайной работе немцев в СССР. Автором записки был начальник немецкого отделения ИНО ОГПУ О. Штейнбрюк, возглавлявший в течение ряда лет аналогичное отделение в советской контрразведке. «Многими не понималась тогда, — писал он позднее в ЦК ВКП(б), — вся тонкая и подрывная работа немцев против СССР… Будучи еще в НКВД и занимаясь в течение 15-ти лет работой по немцам, я знал, что в Разведупре РККА существует подобная же недооценка действительной опасности Германии и ее армии»[179].
Еще одной внешней силой, не только проводившей разведывательные и террористические акции против РККА и Флота, но и стремившейся влиять на наши вооруженные силы, являлись эмигрантские организации. Безусловно, это относится прежде всего к Русскому общевоинскому союзу (РОВС).
Одним из важных, можно сказать, даже базовых вопросов, над решением которого не один год бились лидеры союза, — это превращение Красной армии в русскую национальную, способную активно участвовать в свержении большевистского режима. «По общему мнению, которое я и сам разделяю, — писал в своем дневнике представитель П. Врангеля в Берлине, руководитель отдела РОВСа полковник А. фон Лампе, — у нас один путь для работы — союз с Красной армией и террор в самой России»[180].
Один из идеологов монархического крыла эмиграции, бывший депутат Государственной думы В. Шульгин прогнозировал в середине 20-х годов, что «армия и флот будущей России должны объединить в себе всех воинов независимо от того, под какими знаменами они стояли в тяжелейшей период смуты, за исключением тех в Красной армии, которые станут в момент свержения большевистской власти на ее защиту»[181].