отвечала на его звонки, а когда написала, он сорвался ко мне. После нашей переписки прошло минут сорок, и он уже был у меня под порогом. Я его впустила. Потом мы снова поссорились. Спустя минут двадцать, он уехал. Бабушки в подъезде смогут вам сказать точное время, когда он пришел и ушел. Но это точно все происходило в тот момент, когда ограбление совершалось. Он не мог быть в двух местах одновременно.
— Хорошо, какого рода ссора была у вас? — я посмотрела на адвоката, и он дал положительный кивок.
— Во вторник он приезжал ко мне, и мы делали совместную домашнюю работу по литературе, а в среду, когда я выходила из школы, меня толкнул одноклассник и шапка упала в грязь.
— А по короче?
— Не торопите ее, она итак нервничает. Не советую на нее давить, иначе я подам иск за давление на свидетеля. — полицейский был недоволен и жестом дал понять, чтобы я продолжала.
— Я шла мимо Артем и его друзей, у нас парковка перед центральным входом. Он предложил подвести меня, я отказалась. Он хотел помочь, настаивал, и в силу импульсивного характера, сказал, не подумав обидные фразы, которые услышал весь двор и это стали обсуждать.
— Что за фразы?
— Это не имеет никакого отношения к делу. — осек адвокат. — У вас есть показания свиделся, теперь проверьте их, бабушки у подъезда страшная сила, так что поторопитесь, мой клиент у вас уже четвертый день, и вы его удерживаете незаконно.
Лицо стража порядка надо было видеть. Я ему как кость в горле. Он попросил нас выйти, а сам отдал распоряжение проверить мои слова. Я была окружена толпой взрослых, но больше всего говорила Надежда Павловна, она так искренне меня благодарила, что я пришла и не побоялась. После часа диких восторжений в мою строну, я все же выбралась о взрослых и села на скамейку, и тут ко мне подсели друзья Артема, но все молчали. Мне же и лучше. Могу подумать наконец над произошедшим. Мы молчали пол часа, и в голове был вакуум, ни одной мыли. Думала только о том, что с ним могли сделать за эти дни в камере.
— Почему он не сказал следователю, что был у меня? — тихо говорю их компании.
— Он не хотел тебя впутывать. Знал, что начнется давление со стороны следака, что тебя будут таскать, что в школе могут слухи поползти, о том, что вы были так поздно вместе. Он просто не хотел все усложнять между вами. — сказал Витя, кажется.
— Дурак он, не та ситуация, характер свой показывать. Его же могут посадить без моих показаний! Он этого не понимает?
— Все он понимает, просто ты же его мышонок, — Усмехнулся, Женя.
— Его мышонок? — я удивленно посмотрела на них.
— Он сказал, чтобы мы к тебе не приближались, ты под его крылом в статусе младшей сестренки, а значит неприкосновенна и он за тебя впряжется если что. — парирует Павел.
— Мне казалось, что он меня ненавидит. — очень тихо говорю, потому что боюсь начать плакать.
Мы просидели еще около часа, и ко мне подошли и сказали, что показания подтвердились, и я могу идти домой, а так не хочется, бабушки начнут осуждать, плюс теперь надо успеть все рассказать маме до них. Хотя, я ей итак все рассказала, все, кроме полиции сегодня. На это времени просто не было. Я уже почти ушла ото всех, как поняла, что вокруг тишина гробовая, и тут меня резко хватают за руку и тащат из отделения. Тут я понимаю, что это Артем. В его глазах столько ярости, что становится страшно. Его вид ужасен, его явно избили, ведь не упал же он так удачно: губой, бровью, щекой… Выйдя на улицу он начал свои пламенные крики, и на нас все смотрели.
— Ты в своем умен? Какого черта ты пришла? Кто тебя просил? Так нравиться быть мать Терезой? Так вот, в твоих услугах не нуждаюсь. Сам бы выкарабкался! Сплетен захотела еще больше? Теперь не вини меня в них. Я тебя не трогал, нет же, приперлась она. Вот кто тебя идиотку просил? — он то трусил меня за плечи, то махал руками вокруг меня, при этом меняя уровень крика, но я все равно ежилась от неприятного тона, а не от страха. — Какого черта тебе дома не сидится? Ты понимаешь, чем тебе это грозит? Ты хоть иногда думаешь головой? Ой дура, какая же ты дура! Опять винить будешь? Так вот, тут извинений не будет.
Все, с меня хватит, я итак на нервах. Я влепила ему хорошую пощечину, потому что достал. Даже рука колоть начала от силы удара.
— Спасибо лучше бы сказал, чем устраивать демонстрацию. Сама со всем разберусь, тоже мне, герой нашелся, впутывать он не хотел. Лучше бы тогда за языком следил! Ты о матери с отцом подумал? Что они пережили за эти дни? Нет? Не думал? Тут можно было засунуть свое самолюбие и сказать, где ты был. Не та ситуация, чтобы строить из себя героя. Ты как всегда думаешь только о себе, эгоистичный придурок. Пошел ты к черту! — кричу все это ему, потому что у меня истерика, и плевать, что на нас все смотрят. Я хочу уже уйти, как он останавливает меня.
— Снова думаю только о себе? Ты себя слышишь? Да я о тебе в первую очередь думал! Чтобы тебя не тронули! Ведешь себя как обиженный ребенок!
— Так я и есть ребенок, но ты еще больший! Не понимаешь почему снова поступил как эгоист?
— Нет, — протяжно и грубо говорит он.
— Ну хорошо, для тех, кто в танке. Сейчас молодец, герой, я не при делах, меня не тронули. Супер просто! А потом? Ты подумал какого мне будет, когда я узнаю, что тебя посадили, а я могла этого не допустить? Думаешь мне было бы весело, думаешь я была бы тебе за это благодарна? — в его взгляде что-то изменилось. Он словно только сейчас все это осознал. Хотя, похоже он был ослеплен нашей ссорой в тот момент, и не мог думать разумно. Он притягивает меня к себе и крепко обнимает, просто стискивает в своих объятьях, а я утыкаюсь лицом в его мощную грудь.
— Спасибо тебе, и прости, я такой