совершенно не соответствуют моему восприятию наших с Лерой отношений. Всё это мне очень не нравится, хочется закончить разговор как можно скорее и задать много вопросов самой Лере. Что, чёрт возьми, происходит?
Я закипаю и чувствую, что уже не в состоянии себя тормозить. Обвинение в том, что мне нужна их квартира или что-то ещё, меня дезориентирует. Ярость плещется внутри, грозясь вот-вот вырваться наружу. Я понятия не имею, кто собственник этой квартиры. Мне это неинтересно, она мне не нужна. Как и неинтересно то, сколько денег родители переводят Лере и как она их тратит. Я не хочу говорить Нине Леонидовне, что у меня есть хорошая квартира в столице, не хочу отчитываться о состоянии моего счёта. Не хочу и не буду сводить наши отношения с Лерой к материальным вопросам.
Меня накрывает бешенством из-за совершенно диких, несправедливых и безумно оскорбительных обвинений в мой адрес. Я видел в жизни достаточно дерьма, но я никогда не использовал людей для достижения каких-то своих корыстных целей. И я не позволю никому оскорблять меня, обвиняя в том, что я ищу выгоду в отношениях с Лерой. Но в тот момент, когда я уже готов разразиться гневной и совсем не вежливой тирадой, в комнату входит Славик – и разговор прерывается. Я делаю вид, что мне на телефон пришло сообщение о форс-мажоре на работе, извиняюсь и выскакиваю из квартиры, одеваясь на ходу. С Лерой я поговорю позже, без её матери.
Сажусь в машину, с трудом успокаиваюсь и мчу домой. Внутри всё клокочет. Прокручиваю в памяти услышанное сегодня вечером – и понимаю, что всё это мне чертовски не нравится. И чем больше я анализирую, тем сильнее моя агрессия. Никогда не чувствовал себя каким-то ущербным, даже в самые худшие дни, когда со всех сторон давила безнадёга. А после того, как у меня появилась собственная квартира и постоянный, пусть пока не очень большой, доход, – и подавно. А Нина Леонидовна буквально вытерла о меня ноги, растоптала и унизила меня!
Ночью не могу уснуть. Лишь под утро проваливаюсь в сон, снится какая-то ерунда. Просыпаюсь разбитым, с головной болью. Но недаром говорят, что утро вечера мудреннее. Теперь, успокоившись немного, я соглашаюсь признать, что в чём-то я готов её понять. В конце концов, право любой матери хотеть для своей дочери более обеспеченного мужа "подходящей национальности". Точно так же будут выбирать жениха для моей сестры – не сомневаюсь, что им окажется небедный и перспективный парень из наших, возможно, сын какого-то бизнес-партнёра отца. В глубине души теплится надежда, что, если бы я рассказал о моём истинном материальном положении, Лерина мать бы не была столь категорична. Мысль, что, возможно, я сам виноват в таких резких суждениях, меня несколько отрезвляет.
Но взамен ядовитой обиды за нанесённое мне оскорбление, появляются новые мысли. Те, которым я, ослеплённый яростью, в первый момент как-то не придал должного значения. Она сказала, что Лера знает о том, что нужна мне только ради материальной выгоды, и использует всего лишь как эскорт. Как, чёрт побери, это понимать? Она мне не доверяет и верит в ту дичь, которую мне озвучила её мама? Она три месяца видела во мне альфонса и продолжала встречаться, не говоря ни слова, более того, подыгрывая мне? Чёрт, меня ведь и вправду в последнее время начал напрягать формат наших отношений, но я это списывал на строгое воспитание Леры и уговаривал себя ещё немного потерпеть. А после того, что мне вчера поведала её мама, я начинаю всё больше сомневаться в Лериной искренности.
Несколько дней я на взводе. Похоже, Лера тоже не в своей тарелке. Свидание не приносит ожидаемого удовольствия. Отчаянно выискиваю подтверждения или опровержения словам Нины Леонидовны. Придираюсь к каждой фразе. Везде мне чудится какой-то двойной смысл. Подъезжаем к дому Леры. Снова моросит дождь, холодно. Мы так и не поговорили. Меня это мучает. Накручиваю себя чем дальше, тем сильнее. Откладывать разговор уже некуда, если не сегодня, то я просто сойду с ума. Но и на улице говорить сейчас – не вариант.
– Пригласишь на чай?
– Шамиль, – испуганно, – мы же договаривались…
– Нет? Похоже, твоя мама таки была права, – понимаю, что меня несёт в опасном направлении, но остановиться уже не могу. Напряжение последних дней вырывается наружу, контролировать его я больше не в силах.
– О чём ты?
– Неважно. Теперь уже всё неважно. Давай на этом поставим точку. Прощай. Будь счастлива. Удачи в поисках правильного мужчины!
Разворачиваюсь и быстро ухожу.
– Шамиль!
Не оборачиваюсь. Не останавливаюсь. Я уже принял решение. И менять его не собираюсь. С меня довольно! Я – не мальчик для эскорт-услуг. И тем более, я – не альфонс. Я много лет рою землю носом, выворачиваюсь наизнанку, чтобы выбраться из того дерьма, в которое меня когда-то макнула лживая девка, а мой родной отец ей подыграл. И да, мне далеко не всё удалось. Но и немало у меня получилось! Я больше никому не позволю оскорблять и делать из меня идиота!
Трясёт. Заезжаю в магазин, покупаю выпивку. Я знаю, что нельзя, я никогда не пью, но сейчас мне надо унять дрожь и хоть немного расслабиться, а ничего лучшего я придумать не могу.
Бутылки мне не хватает, внутренний тремор не проходит, дурные мысли не отпускают. Вспоминаю, что где-то была ещё одна бутылка, подаренная так кстати благодарным пациентом. И… просыпаюсь от настойчивой трели телефона. На улице солнце. Чёрт. Который час? Дотягиваюсь до трубки, отвечаю.
– Гаджиев, мать твою! Ты где? Ты вообще охренел? У тебя сегодня две плановые назначены были – забыл? Где тебя носит?
– Который час? Я скоро буду.
– Да куда ты будешь? Кому ты тут нужен сейчас в таком состоянии. Уже два часа дня! Шевчука без тебя прооперировали, а Масловского перенесли на послезавтра. Сам будешь с ним разговаривать и объясняться. За Романова отдежуришь – он тебя сегодня прикрыл, график согласуешь завтра. Сегодня приводи себя в порядок. Завтра к восьми чтобы был как штык с объяснительной, – и отключается.
Вот это я попал… Голова с непривычки раскалывается. Иду за кофе. Пока кипятится вода, листаю телефон. Звонок от Леры, несколько сообщений. Удаляю, не читая. Кидаю номер в чёрный список. Прощай, лживая принцесса. К чёрту тебя и твою мамашу с вашими амбициями. Удачи в поиске денежного мешка правильной национальности и веры.