Читать интересную книгу Сироты квартала Бельвилль - Анна Кальма

Однако в холодильнике стояли две пузатые белые бутылки, и Клоди облегченно вздохнула: втайне она и сама хотела выпить молочка за завтраком.

Она быстро одела Бабетт, причем заметила, что нарядный матросский костюмчик девочки уже изрядно помят и запачкан. «Интересно, подумал ли Жюль о платьицах для своей дочки?» — мелькнула у нее мысль. Впрочем, остановиться на этой мысли ей не пришлось: Бабетт торопила завтракать и идти смотреть собаку. На время малышка как будто позабыла о Жанин и о маме с папой — Казак поглощал все ее мысли. Приближаясь к клетке собаки, Клоди крепко прижала малютку к себе: что-то сейчас будет?

Вот и Казак — его большая пушистая голова, круглые уши, волнистая рыже-белая шкура, медвежьи, глубоко запрятанные в шерсти блестящие глаза.

— Казак, Казак, здравствуй, вот и мы! — нарочито беспечно заговорила Клоди, крепко держа за руку малышку. — Казак хороший, Казак добрый… Ты его не боишься, правда? Только не нужно пока подходить слишком близко. Казак ведь с тобой еще незнаком, он даже никогда, наверное, не видел таких маленьких девочек…

Однако Казак, обнюхав их издали, вдруг запрыгал, затанцевал, приветливо виляя хвостом. Верхняя губа его приподнялась, показывая кипенно-белые зубы.

— Смотри, Бабетт, он тебе улыбается! — закричала радостно Клоди. — Смотри, какие у него красивые зубки, какой он пушистый…

— Казак… хочу Казака… — пролепетала малышка, храбро приближаясь к железной решетке.

— Он не может к тебе подойти. Видишь, он за решеткой, — сказала Клоди.

Личико малышки мгновенно сморщилось, рот искривился.

— Казак… Иди сюда, ко мне, Казак… — заныла она, уже приготовляясь плакать.

— Хорошо, хорошо, только, пожалуйста, не плачь, — заторопилась Клоди. — Ну знаешь что: хочешь, мы возьмем собачку к себе в домик? Хочешь?

— Хочу, — пролепетала Бабетт.

— Ох, и влетит мне за Казака, если ненароком приедут дяди и застанут собаку в доме! — вслух рассуждала Клоди, с трудом отстегивая тугой карабин цепи, который никак не хотел подаваться: видно, давно никто не отпускал собаку побегать на воле.

Но вот цепь упала на землю. Казак, еще не веря своему счастью, помотал головой, взвизгнул пронзительно и вмиг перемахнул через решетку. На дорожке перед домом он исполнил буйно-радостный танец с прыжками выше головы и счастливым визгом. Клоди крепко прижимала к себе Бабетт, но Казак, натанцевавшись, улегся у ног девочек и положил свою круглую ушастую голову прямо на лакированные туфельки Бабетт. Клоди ласково погладила его, и Казак в ответ облизал ей нос.

Бабетт была в восторге, она радостно смеялась, теребила пса за уши и хвост, даже лежала с ним рядом, а Клоди радовалась, что вот наконец девочка успокоилась, не капризничает, не требует свою Жанин и, видимо, совершенно довольна жизнью. Все трое устроились на ковре в холле: Клоди принесла игрушки Бабетт, которыми заинтересовался Казак, облюбовавший небольшой мячик и резинового ежа. Он то подкидывал высоко мячик и ловил его на лету, то бросался на ежа, делал вид, что охотится за ним, брал его в зубы и, услышав резиновый писк, далеко отбрасывал от себя. А Бабетт валялась на ковре, заливаясь смехом, тиская собаку, и Казак в ответ только улыбался да лизал ей руки.

— Вот видишь, какой у нас завелся друг, — трепля собаку за уши, говорила Клоди малышке.

Однако скоро Клоди заметила, что Бабетт уже не так охотно играет с собакой, что все чаще она начинает грустно поглядывать по сторонам. И правда, вскоре послышалось знакомое:

— Хочу к маме… Где Жанин?..

И опять хныканье, капризное и печальное.

К счастью, у Клоди был большой запас сказок. В ход пошли Сандрильона, и «Мальчик с пальчик», и «Три поросенка», и «Красная шапочка». Под эти сказки Бабетт заснула, и Клоди смогла приготовить несложный обед, пока Казак караулил спящую на ковре малышку. Бульон, вареный цыпленок — все это Клоди умела сготовить еще для отца.

Однако за обедом снова полились капризные слезы:

— Не буду-у… Не хочу-у… Не люблю куру-у…

— Но это же очень вкусно, Бабетт, маленькая… Смотри, и я ем, и Казак ест, и ему нравится… Казак, ты хочешь бульона? И косточку тоже будешь?

Казак гарцевал вокруг стола, всем своим видом показывая, что и бульон и цыпленка он съест с благодарностью. Его пример заставил Бабетт проглотить только полчашки бульона. Ни кусочка второго она съесть не пожелала.

— Господи, что же я стану с тобой делать! — с отчаянием твердила Клоди. — Ведь ты почти ничего не ела со вчерашнего утра! Ну, скажи своей подружке Клоди, чего бы тебе хотелось покушать: кашку, салат, мяса?

— Котлетку Жанин… — опять раздался жалобный голосок. — Жанин… Котлетка…

Клоди чуть не расплакалась сама:

— Ну где я возьму тебе эту котлетку? В Онфлёре хозяйка ухитрилась что-то сварганить для тебя, а я ничего такого не умею… Вот, оставили меня с тобой на мученье! А вдруг ты умрешь с голоду, кто тогда будет виноват? Наверное, все скажут, что это я тебя уморила! Боже мой!

Казак, видно, понимая, что девочкам несладко, терся то возле Клоди, то возле Бабетт, сочувственно подскуливал, клал им поочередно на колени свою круглую, ушастую голову, смотрел, казалось, в самое нутро умнющими медвежьими глазами.

Взгляд Клоди уже в который раз обегал уютный холл: что бы такое придумать, чтобы занять малышку, развеселить ее, заставить поесть?

Вдруг глаза ее усмотрели на низком столике в углу темный экран большого телевизора.

— Ба! Совсем позабыла! Ведь у нас есть еще развлечение! — радостно воскликнула она. — Иди сюда, Бабетт, маленькая, сейчас мы с тобой будем смотреть телевизор и есть вкусные бутерброды.

— Броды… — неуверенно повторила Бабетт.

— Да, да, бутерброды, — с деланным оживлением продолжала Клоди. — Ты же почти взрослая девочка и, конечно, знаешь: все, когда смотрят телевизор, непременно должны при этом что-нибудь жевать. Ты знаешь это, Баб? Будешь смотреть и кушать?

— Буду, — пролепетала малышка.

— Ну вот и отлично! — бесконечно обрадовалась Клоди. — Вот смотри, я делаю тебе вкусный-превкусный бутерброд с ветчиной. Держи его. А теперь иди сюда: видишь, вот я включаю телевизор. Сейчас экран засветится и заговорит…

Бабетт снова уселась на ковре перед телевизором. Рядом растянулся Казак. Он получил остаток малышкиного бульона и кусок цыпленка и, видимо, чувствовал себя вполне в своей тарелке.

Экран телевизора замерцал призрачно-голубоватым светом, на нем промелькнули какие-то беглые тени, тени превратились в молодого, щеголеватого диктора, который, жеманно поджав губы, что-то, видимо, говорил. Однако звука не было. Сколько ни нажимала, сколько ни крутила Клоди кнопки телевизора, он молчал. Девочка вспомнила, что накануне Ги и Жюль намеревались смотреть футбольный матч, но телевизор молчал. Они пытались его чинить, бранили на чем свет стоит какого-то мастера Брасье, который копался в его внутренностях и, как видно, все испортил.

Бабетт жевала свой бутерброд и смотрела скучными глазами на диктора с кокетливыми бачками, продолжавшего что-то говорить. Клоди понимала, что вскоре малышка будет снова пускать слезу и звать Жанин и маму. «Что делать? Что же делать?» — раздумывала Клоди.

И вдруг — о чудо! — диктор исчез, и на его месте появились прелестные кошечки: одна взрослая, пестрая, и три котенка — черный, белый и тигровый.

— Бабетт, смотри, смотри, да ведь это «Кошки-аристократки»! — радостно завопила Клоди. — Смотри, Бабетт, сейчас мы увидим с тобой приключения этих кисок!

Браво! Теперь и звука никакого не нужно: Клоди отлично знает историю кошек-аристократок! Пускай только показывают, а уж она сумеет рассказать Бабетт их приключения, понятные даже самым маленьким детям.

— Вот смотри: та большая кошка — это кошка-мама, — начала она, удобно примостив Бабетт у себя на коленях. — А три котенка — это три ее дочки. Все кошачье семейство получило богатое наследство от своей хозяйки. Богатая дама оставила кошкам свой дом с садом, обстановку, много денег. Но у дамы был еще слуга, который за ней ходил и работал на нее всю жизнь. Видишь, вон на экране тот человек с усами — это и есть слуга Серж. Серж очень обиделся на хозяйку за то, что она оставила все наследство кошкам, и поклялся истребить все кошачье семейство. Ты поняла, Бабетт, что значит «истребить»? Нет? Это значит, что он поклялся уничтожить любыми способами маму-кошку и трех ее дочек. Но кошка-мама ходит очень довольная: она ничего не знает о злых мыслях Сержа, она рада, что у ее деток теперь есть деньги и они смогут учиться. Вот видишь, котятки сидят за роялем — учатся играть. Тигровый, видно, лентяй: смотри, как он жмурится, ему, конечно, хочется спать, а не упражняться на рояле. А беленькая — хорошая, прилежная киска, вон как она играет гаммы… До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до-о… — запела Клоди. — Очень красивая киска, такие у нее ловкие лапки… А сейчас, видишь, они все сидят за столом, завтракают, и мама-кошка учит своих дочек хорошим манерам. Мяукает, что за столом нужно сидеть прямо, не разваливаться, не класть локти на стол. Вот Серж принес им на блюде рыбу. Мама-кошка учит кисок резать рыбу только специальным ножичком, ловко отделять косточки. А у Сержа мрачное, сердитое лицо, он на кошачье семейство просто смотреть не желает. Может, и рыба, которую он принес, отравлена…