Орджоникидзе.
Юрец попрощался за руку с сидящим сзади Беком, вылез с переднего сиденья, открыл Марусе дверь. Девчонки долго обнимались и решили торжественно передавать рюкзак завтра утром перед занятиями.
Маша с Юрой нарочито медленно, неуверенно шли к подъезду девушки.
– Ты останешься? Мамы нет. Она у нового отчима.
– Если оставишь.
– Хочу кое-что понять. Ответь на один вопрос… Только не считай меня неадекватной, ладно?
– Зависит от вопроса, конечно… – задумчиво произнёс парень.
Маруся ткнула его в плечо.
– Вот сейчас прям не сильно адекватно было, – картинно засмеялся молодой человек, потирая якобы ушиб.
– Дурак… – она закатила глаза.
– Спрашивай уже давай, а то меня оставишь, а места живого на мне нет.
– Ты останешься и всё? Ты меня не хочешь? – выпалила девчонка.
Повисла пауза. Оглушила тишина. Юра как будто собирался с мыслями. Остановился. Посмотрел в никуда. Девушка замерла.
– Юр, ты взрослый мальчик, не хочешь – не говори…
– Маша, ты меня хорошо видишь?
Кивнула.
Старший сержант Иванов продолжил:
– Рано, конечно, начинать разговоры о бывших. Но тут не совсем об этом, так что… – запнулся, продолжил: – Можешь себе представить, что ты встречаешься с молодым человеком, вполне себе симпатичным, интересным. Его забирают в армию. Он по собственному желанию и настоянию отца «с шашкой наголо» уходит.
Хотя были варианты и «откосить», и отсрочить… да куча вариантов была… Все ваши общие друзья против, отговаривают. Но он идеалист и конченый придурок, как оказалось. Короче, обещаешь ждать. Честно ждёшь. А потом узнаёшь, что он погиб. Плачешь, винишь всех и вся. Горюешь. По-настоящему горюешь. Через полгода, о чудо, он возвращается с того света (во всех смыслах) – живой, но… не такой, как раньше: он кричит ночами, когда крепко спит, он начинает, как псих, учиться играть хоть на какой‑нибудь гитаре, и исключительно на это пока что способен, у него красные, глубокие, плохо заживающие шрамы по всему телу…
– Да при чём тут шрамы вообще? Это разве важно? – вспылила Маруся. Вскинула руки, сложила сначала на груди. Потом протянула к лицу юноши, хотела дотронуться, но парень перехватил кисти, поцеловал пальцы, так и продолжал держать их в своих руках.
– Так вот, шрамы по всему телу, которые иногда можно трогать, а иногда… а иногда они сами по себе вызывают не то чтобы физическую, а какую‑то необъяснимую внезапную боль где‑то внутри. И каждое касание как ножом в масло… Так вот, с таким чудесным молодым человеком девушка быть не подписывалась. Сейчас у неё, кстати, маленький сын, крепкая семья. И это прекрасно. А парень очухался, насколько возможно, насколько получилось, встрепенулся и пошёл жить взятую взаймы у товарищей жизнь. За себя и за них. Больше не встречался ни с кем серьёзно. Врать не буду, девушки были, разные, по чьим‑то меркам, много, но дальше весёлого флирта, нескольких свиданий, дружеского взаимовыгодного секса ничего не заходило.
А в октябре на вечеринке у приятеля он познакомился с красивой, юной (на много лет младше себя) девушкой: сильной, самостоятельной, самодостаточной, целеустремлённой. Подумал, что это будет интересный, быстрый, ни к чему не обязывающий роман. Чем дольше они общались, тем больше крепло осознание того, что так не выйдет. И вот теперь он, «примечание» – я, стоит здесь и думает, что если проведёт рядом с ней ночь, не пробудет, а займётся сексом, во всех смыслах расслабится, глубоко заснёт, перестанет себя контролировать, то приступы паники, неуправляемого крика, истерики и боли вернутся. И самое смешное, что за себя ему не страшно – разберётся! «На луну отвоет», а там отпустит как‑нибудь, на убыль пойдёт… А она, эта невероятная девушка, испугается, растеряется, не будет знать, что делать, и это её тоже, как модно говорить, травмирует. Я такого для тебя не хочу.
Юра затих. Хотел было отпустить Марусины руки, но та сама вцепилась клещами:
– А с чего этот чудесный парень, «старый солдат, не знающий слов любви», взял, что девочка не слышала криков? Истерик? Горячки? Не видела припадков, не знает, как себя вести?.. Я всё‑таки была права…
– В чём?
– Ты – дурак. Страшнее не крики и конвульсии, а когда молодой человек, который нравится до дрожи в коленках, скрытничает, ой, прости! Оберегает! И этим выносит тебя за скобки реальной жизни. Не пускает в свою, не оставляет личного выбора. Решает за вас обоих. Сам. Чтоб прям наверняка «как лучше»! Хреново, когда предыдущий опыт не делает нас умнее, подготовленнее, честнее с собой… а просто лишает целого куска счастья, закрывает навсегда окна возможностей… – Маруся не смогла закончить свою тираду. Юра резко дёрнул кисти на себя и вниз. По всем законам моторики девушка, ещё крепче вцепившаяся в парня, практически налетела на него. Тот неуловимым движением сместился вбок. Мгновенно оказался у неё за спиной, забрал шею в локтевой замок, второй рукой обхватил через грудь противоположное плечо. Прижал головой голову – подвижность оказалась полностью нейтрализована.
– Всё‑таки «оставляешь»? – прошептал еле слышно, жадно, губами прямо в ухо.
Машка попыталась запрокинуть голову, «отдавая шею». Потрясла русой копной. Закатила, прикрыла глаза и выдохнула:
– Дура-а-ак… пошли, холодно.
34
Денис попросил таксиста остановить у торца жёлтой пятиэтажки, не заезжая во двор. Несмотря на влажность и густой полуночный воздух хотелось хоть сколько‑нибудь пройтись. Виски давал о себе знать, даром что щедро разбавленный колой. А ночь обещала быть долгой: Аля и работа.
Парень сунул водителю деньги, вылез из автомобиля, вытянул девушку. В этот раз алкоголь подействовал на неё вдохновляюще – всю дорогу девчонка обнимала и касалась Бека так, что могло не хватить терпения до конца короткой поездки.
Она то тащила его за собой к подъезду, то резко останавливалась, чтобы поцеловать, кусалась.
– Если сейчас же не прекратишь, трахну тебя прямо здесь! – просипел Ден, обнимая Алю за талию и сильно сжав волосы на её затылке, когда та в очередной раз повисла на нём и вцепилась зубами в губы, попыталась сделать то же самое с серьгой в мочке левого уха.
– Киборги на улице не трахаются! – снова отстранилась и резко рванула к подъезду.
Бек дёрнулся за ней. Догнал только у домофонной двери. Аля набирала код.
Развернул. Впечатал спиной в мокрый металл. Поднял руки девушки, сцепил одной своей. Коленом развёл ноги – полураспял. Расстегнул пальто, задрал подол плиссированной форменной синей гимназической юбки, стащил вниз колготки, просунул кисть внутрь, развернул ладонью к лобку, сжал.
У Али вырвался стон.
Сжал сильнее. Стал водить ладонью вверх-вниз.
Застыл на секунду, резко отстранился.
– Издеваешься? – хрипло выдохнула.
– Да, – недобро улыбнулся Денис, вводя