Читать интересную книгу Дольчино - Станислав Жидков

— Как, брать в плен добрых христианок?

— Это слишком!

— Проклятые швабы забыли, что они не в Палестине!

— Неужели мы потерпим, чтобы с нашими землячками обращались, как с басурманками?

В одно мгновение повозка была окружена стрелками и сопровождавшие её солдаты оттеснены в сторону.

— Ну-ка, дочки, выбирайтесь живее, — разрезая кинжалом верёвки, сказал седоусый воин. — Да не бойтесь. Пусть сожжёт меня огонь святого Антония, если мы позволим этим безбожникам вас тронуть.

— Смотри, братцы, они еле держатся на ногах!

Десятки рук помогли девушкам сойти с повозки. Заливаясь слезами, пленницы поспешили воспользоваться свободой. И, надо сказать, вовремя. На крики возниц уже мчались рыцари во главе с самим бароном.

— Teufel![29] Кто посмел тронуть добычу? — плохо выговаривая итальянские слова, воскликнул предводитель отряда.

Обозники указали на усача и нескольких стрелков. По знаку барона рейтары кинулись к ним. Всё произошло так быстро, что стрелки не успели опомниться, как были схвачены. Лишь старый воин выхватил кинжал и стал отбиваться. Но барон пришпорил коня и, напав сзади на храбреца, по локоть отсёк ему правую руку. Пригрозив повесить виновных, если не будут выданы беглянки, рыцари погнали заложников.

Устрашённые кровавой расправой, стрелки не решились прийти им на помощь. Однако как только люди барона скрылись за монастырскими стенами, воцарившаяся вокруг тишина прорвалась проклятиями и угрозами. Устыдившись своего малодушия, все вооружились луками и арбалетами и двинулись к храму святой девы, чтобы силой освободить товарищей.

— Постойте! Так ничего не добьёмся! — подняв с земли отрубленную руку друга, крикнул бородач в кольчуге и наплечниках. — Глупо лезть самим на немецкие пики. Прежде надо найти капитана. Амброджо Саломоне не оставит своих в беде.

— Модесто дело говорит!

— Правильно!

— Где наш капитан?

— Да здравствует Амброджо Саломоне!

Толпа стрелков рассыпалась по лагерю в поисках предводителя.

В гостях у Бенедикта Нурсийского

Пока происходили описанные выше события, на другом конце лагеря, в монастырской трапезной, построенной расчётливым архитектором по соседству с храмом Мадонны, весело проводили время четверо лихих собутыльников.

Ни затянувшиеся распри кондотьеров, ни возбуждённые голоса рыцарей и солдат, долетавшие в узкие окна залы, не тревожили добрую компанию. За длинным, потемневшим от копоти дубовым столом перед грудой объедков и дюжиной опорожнённых фляг сидели каноник Адерико Арборио и три воина. Им прислуживал престарелый монах-бенедиктинец.

Рядом с каноником расположились известный верчельский нобиль, родственник епископа, Томазо Авогадро ди Казанова и принимавший участие в походе испанский гранд дон Педро де Бассо. Оба были богато одеты и прекрасно вооружены. Под их широкими бархатными камзолами с нашитыми сверху крестами поблёскивали стальные доспехи. Пластинчатые нагрудники и наколенники были искусно выложены серебром.

Сидевший напротив третий воин отличался от двух других грубоватой простотой одежды. Сбросив на пол крепкий стальной панцирь, он остался в подбитом ватой старом кожаном камзоле, вытертом дочерна в местах соприкосновения с металлом. Охотничьи сапоги, не раз чинённые суконные штаны да висевший у пояса широкий кинжал, с которым он не расставался даже за столом, дополняли наряд. Низкий, прикрытый седеющими волосами лоб и тонко очерченные линии рта придавали его лицу выражение решительности и упрямства. Необычайная ширина плеч и валявшаяся у ног огромная палица говорили об исполинской силе. Это был капитан вольных стрелков Амброджо Саломоне.

Отправив в рот остававшийся на блюде кусок жаркого и допив из кубка вино, капитан окинул взглядом опустевшие фляги и повернул к бенедиктинцу багровое, заросшее густой бородой лицо.

— Ну-ка, брат, пополни иссякшие сосуды, не то жажда сведёт нас в гроб прежде, чем доберёмся до еретиков.

— Да поторопись, — подхватил Томазо Авогадро, — иначе мы совсем скиснем. Не пристало добрым рыцарям скучать за пустым столом.

— Золотые слова! Когда caballero[30] перестаёт сражаться, лучшее, что он может сделать, — это побеседовать с полной фляжкой, — кивнул испанский гранд.

— Но ваша беседа длится с заутрени, а сейчас благовестят к вечерне, — недовольно заметил монах, прислушиваясь к доносившемуся звону.

— Не может быть, — удивился Амброджо Саломоне. — Неужто так быстро бежит время?.. Верно, ваш дурак звонарь ошибся… Впрочем, всё равно, хорошенькая бутыль — не чужая жена, с ней можно поболтать и подольше.

— Отец настоятель не велел приходить в кладовую, — снова возразил бенедиктинец. — Вы и так уж пять раз посылали туда.

— Так ступай в шестой, старый бездельник! — топнул ногой предводитель стрелков.

— Иди, иди, не ленись, сын мой, — встрепенулся задремавший было Адерико Арборио. — Hodie mihi — cras tibi![31] Приор Фаустино не пожалеет вина для доблестных воинов. — Каноник добродушно похлопал монаха по плечу и весело добавил: — Да прихвати заодно того пирога с начинкой из перепелов. Святой Бенедикт Нурсийский, основатель вашего ордена, тоже любил сладко поесть.

То ли убеждённый столь веским доводом, то ли устрашённый волосатой ручищей капитана, внезапно потянувшейся к пустой фляжке, монах не стал дольше упорствовать и поспешил исполнить волю гостей.

Амброджо Саломоне наполнил до краёв свой кубок.

— Хвала мадонне, в этой дыре отличная верначча. Клянусь сатаной, я бы тоже дал обрить макушку, чтобы почаще полоскать рот такой водицей.

— Не кощунствуй, Амброджо! В святых местах не принято поминать грязнорылых. — Толстая физиономия священника сморщилась, будто он увидал на тарелке гадюку.

— Кто сидит под крестом, тому не страшен и бес с хвостом, — подмигнул рыцарям капитан. — Но, право, нам повезло! Видно, сама пречистая дева печётся о здешних бенедиктинцах. До сих пор тряпичники не добрались до их погребов.

— Без её покровительства не обошлось! — смакуя вино, сказал Томазо Авогадро. — Да и какому святому по нутру раздавать добро еретикам!

— Помилуй бог! — воскликнул дон Педро. — Надо возблагодарить небо, что этого не случилось, иначе, разрази меня гром, что бы мы сейчас пили?

— Не слишком предавайтесь зелью, дети мои! Трезвым владеет бог, пьяным — лукавый, — пододвигая к себе бутыли, наставительно произнёс Адерико Арборио. — Не следует забывать: умеренность — мать всех добродетелей, ибо сказано в писании: «Сладкого — не досыта, горького — не допьяна».

Каноник долго ещё проповедовал необходимость воздержания. При этом он так часто освежал память из кубка, вспоминая соответствующие цитаты, что под конец язык его стал заплетаться.

Капитан вольных стрелков и рыцари почтительно внимали святому отцу, продолжая дружно расправляться с пирогами и вином. Когда оловянное блюдо и бутыли опустели наполовину, а настроение собеседников пропорционально возросло, разговоры приняли более светский характер.

— Однажды мы стояли по соседству с монастырём кармелиток, — пряча в усах ухмылку, рассказывал Амброджо Саломоне, — так верите ли, эти безгрешные святоши..

— Э!.. Осади назад, сын мой, не гневи господа! — прервал его каноник. — Чувствую, в словах твоих одна ересь.

Капитан махнул рукой и снова взялся за кубок.

— Нет, вы только послушайте! — продолжал свою историю Томазо Авогадро. — Я ему говорю: «Ты должен мне её уступить», а он своё: «Кто вошёл сюда первым?» Ну, схватились мы за мечи, стали в позицию. Пришлось мне выбить из него дурь, а заодно и мозги… Но самое интересное не в том!.. Когда моя красотка случайно задела ногой его расколотый шлем, что бы, вы думали, мы там увидали? Как раз на месте, куда пришёлся удар, были начертаны имена святых угодников. Оказывается, он купил доспехи у францисканца, торговавшего чудотворными латами. Вот на что мошенник надеялся! Однако недаром говорят: «Коли быть собаке битой — найдётся и палка». Незадолго до того я тоже отвалил этому монаху сотню дукатов. На мече, который я у него приобрёл, были начертаны те же самые имена. Вот и нашла, что называется, коса на камень!

В подтверждение сказанного верчельский рыцарь достал из ножен меч и протянул собеседникам.

— Вот совпадение! — в один голос воскликнули Адерико Арборио и испанец, рассматривая гладко отполированное лезвие с аккуратно выбитым на нём длинным перечнем святых.

— Недурной крест для доброй руки, — с видом знатока произнёс Амброджо Саломоне, когда меч перекочевал на его сторону стола. — Только при всех достоинствах ему далеко до моей кормилицы. — Капитан поднял с пола тяжёлую окованную палицу и легко подбросил её вверх. — Какой панцирь устоит, будь хоть трижды покрыт именами угодников?