После таких слов Ксения больше не делала никаких замечаний.
Через несколько дней, в самом конце июля, Дмитрий Иванович пришел к Сонцовым с вестью о том, что неожиданно приехали его родители. Он был несколько растерян и встревожен.
— Я никак не ожидал, что они прибудут сюда. Я ждал письма, — говорил он Сонцовым, Лукерье Антоновне и Саше.
— Что ж, это добрый знак, — ответила ему Прасковья Антоновна. — Они хотят познакомиться с вашей невестой — и это правильно. Мы будем рады принимать их в нашем доме, дорогой Дмитрий Иванович.
Дмитрий нерешительно улыбнулся. Он был явно смущен.
— Приехали только ваши батюшка и матушка? — спросила Лукерья Антоновна.
— Нет. Еще две моих сестры: Татьяна и Ольга.
— А сколько у вас всего сестер?
— Четыре, и все старше меня, — отвечал Дмитрий Иванович.
— Они все замужем? — спросила его Прасковья Антоновна.
— Кроме одной — Ольги.
— Стало быть, ваша сестра Татьяна Ивановна оставила семью ради того, чтобы увидеть вас?
— Да.
— А кто ее муж? — спросила Лукерья Антоновна.
— Помещик. Довольно богатый человек. Фамилия его Ерусланов, а зовут Степаном Порфирьевичем. Они живут с сестрой своим домом в Уфе.
— А дети?
— Детей у них двое.
— И она оставила свою семью ради этой поездки? Должно быть, сестра очень любит вас!
— Да, вероятно, — пробормотал Багряницкий.
— А Ольга? Вы сказали, она старше вас? — задала вопрос Прасковья Антоновна.
— Да, на два года.
— И не замужем?
— Нет. Отец очень любит ее. Да и мать тоже. Им, я знаю, очень приятно, что она не замужем и живет в родительском доме.
— Но, однако ж, родители не должны так поступать. Дочери надобно выйти замуж — такова жизнь! И родительский деспотизм тут неуместен! — воскликнула Прасковья Антоновна.
— Уверяю вас, что Ольга вовсе не страдает от «родительского деспотизма», — слабо улыбнулся Дмитрий Иванович. — Она вполне счастлива. Насколько мне известно, она никогда и не желала выйти замуж.
— Она хотела бы постричься в монахини?
— Нет. Но оттого, что она живет с родителями, она не страдает. Тем более что у нее есть собственное состояние, которое поддержит ее в случае нужды. Да и я — ее брат, и все ее сестры всегда окажут ей всяческую поддержку, если она так и не выйдет замуж. Ольге нет необходимости уходить в монастырь.
— Как это интересно, — пробормотала Прасковья Антоновна.
— Что ж… Когда Иван Михайлович и Марья Федоровна придут в себя с дороги, ведь, я чаю, путь был не близким и трудным, мы ждем их у себя, — сказал ему Викентий Дмитриевич. — А также ждем и ваших сестер.
Дмитрий молча поклонился и, поцеловав руку своей невесте, с которой за вечер и парой слов не обмолвился, в полном смятении чувств, он поспешно удалился. На следующее утро, очень рано, Дмитрий намеревался ехать в Петербург, к себе на квартиру, где уже ждали его родители. А Саша отчего-то проплакала всю ночь и заснула лишь под утро. Дмитрий ничего не сказал ей, и его холодность напугала ее, и, быть может, впервые Саша почувствовала себя неуверенно и усомнилась в его любви. Коря себя за такие мысли, она с трудом уснула в ту ночь.
Утром, чуть свет, Багряницкий выехал в столицу. Надо сказать, что приезд родителей расстроил его. Более того — он не ожидал от их приезда ничего хорошего. Почему они не написали ему? Почему неожиданно приехали, даже не упредив? Всю дорогу до Петербурга он думал только об этом. И вот теперь неотвратимая встреча приближалась.
Первое, что увидел Дмитрий, было мрачное, злое лицо отца. За ним стояла испуганная мать, позади сестра Татьяна, с видом решительным и упрямым, и Ольга, которая только одна из всех улыбалась брату.
— Батюшка… матушка… — Почтительный сын склонился к руке отца, затем к руке матери.
Марья Федоровна не выдержала и разрыдалась в голос. Однако, когда Иван Михайлович цыкнул на нее, закрыла обеими руками рот и выбежала в другую комнату.
— Что ж, Дмитрий, — начал отец. — Не чаял я, что приеду сюда. Не думал, что твоя опрометчивость поднимет меня, старика, и погонит в дальнюю дорогу с целым семейством. И я, и мать твоя, и сестры… Всех переполошил… — Багряницкий-старший нахмурился.
Дмитрий Иванович не смел глаз поднять на отца. Его охватила внезапная слабость, та самая слабость, которая обычно охватывала его дома, когда отец что-либо выговаривал ему и был им недоволен.
— Поди-ка сюда, Марья Федоровна, — позвал старик жену. — И вы идите, Татьяна, Ольга… Садитесь… — обратился он ко всем.
Все молча расселись. Марья Федоровна, уже унявшая слезы, испуганно косилась на мужа, ожидая его упреков. Но Иван Михайлович ничего не сказал жене. Он оборотился к сыну и произнес:
— Ну, рассказывай, Дмитрий Иванович.
— О чем, батюшка? — прошептал Дмитрий.
— О чем? — нахмурился старик. — О невесте своей рассказывай, о глупости своей, о прочем…
— Ох!.. — шепнула Марья Федоровна.
— Погоди, жена, — повернулся к ней старик. — Не время теперь. Смотри, — обратился он к сыну, — мать твоя рыдает, света белого не видит. Сестрицы всполошились. Что скажешь, Татьяна?
— Наслышаны мы, братец, о твоей невесте. Чтоб ты, потомок знатного рода, помещик, единственный сын, вздумал связать себя с девушкой из небогатой семьи? Род хоть и старинный, да не весьма нынче в почете! Лишь только мы обо всем прознали, тут же порешили все вместе ехать и тебя вызволять!
— Но вы же не знаете ничего, — начал Дмитрий. — Да и про Сашу… То есть про Александру Егоровну, что можете знать?
— А то, что батюшка се — Егор Иванович Старицкий — был мне хорошо известен, — заметил Иван Михайлович. — А также и имение его, и состояние мне знакомы. Многие люди писали мне о его жизни беспутной и о том, как он дни свои окончил недостойно. Шею сломал по пьяному делу. Знаю я и о его дочерях, и об их состоянии, и об их нраве. И о гордом нраве их матери — Лукерьи Антоновны — наслышан. И вот тебе мое слово: браку этому не бывать. — Отец говорил тихо, но твердо.
— Но что вы знаете? — вновь спросил Дмитрий.
— Простой нынче род, небольшое состояние. Мало этого? Гордыня их, дурной нрав, негожее родство… Не желаю я этого… Поверь мне, Дмитрий, о твоем же благе пекусь. Не пара она тебе. Знаю я тебя — наслышан и о ней. Не такая жена тебе надобна — своевольная да с характером. Возвращайся домой, и мы сосватаем тебе девушку из соседских семей. И молодую, и пригожую, и богатую, и рода хорошего… А главное, такую, чтоб характер твой робкий не перебивала. Чтоб была тихой, чтоб не шастала по балам да дворам, а была бы доброй женой и хозяйкой! Не в Петербурге тебе невесту подыскивать надо, Дмитрий.