нее я бы уже не смог довериться никакой другой секретарше. Никакой другой женщине, — признался Финк. — Сама мысль о том, что где-то поблизости свободно ходит этакая… крыса с ангельским лицом. Из-за которой меня могут обвинить в предательстве, — он виновато взглянул на нахмурившегося Морби, — в том, что я передаю информацию в прессу…
— Ну уж, скажешь, никакой другой женщине. Разве такое бывает? — Морби поежился. — Странно слышать столь строгий приговор из уст самого романтичного инспектора Скотленд-Ярда.
Финк покраснел.
— А что, во всяком случае, прежде тебя так называли, за глаза, правда. Но я и теперь заметил, ты то и дело читаешь стихи. И, наверное, как и прежде, повсюду носишь с собой какой-нибудь сборник?
— Роберт Берне, — был вынужден признаться Финк, — от вас, Морби, ничего не скроешь.
Он поднялся навстречу вошедшей с подносом Молли, помогая ей сервировать столик, в то время как Морби, подойдя к шкафчику, привычным движением извлек оттуда штоф с коньяком.
— Но разве мужчина, который так любит стихи, смог бы полностью отказаться от женщин?
Говоря это, Эдмонд покосился на свою невзрачную секретаршу, словно пытаясь догадаться, какого мнения она об инспекторе Финке.
Филипп задумался.
— Я не женат, Эдмонд. Но, наверное, не потому, что настолько влюблен в свою работу, просто не встретил такую, которая бы по-настоящему понимала меня. Ту, которой хотелось бы сказать, вот послушайте:
В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг.
А если мука суждено
Тебе судьбой, тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой.
— Сколько тебе лет? — Морби раскурил трубку и с удовольствием выпустил колечко дыма.
— Сорок пять, — снова смутился Финк.
— И до сих пор у тебя ни разу не возникло желание прочитать это стихотворение какой-нибудь прелестной особе?
Финк снова смутился, теперь ему было жаль, что он так разоткровенничался перед Морби.
— Вот и мне за мои шестьдесят восемь ни разу не захотелось. Мы конченные люди, Финк. Мы влюблены в свою работу и не приемлем иного.
Он замолчал, глядя куда-то в пустоту. Молли отвернулась и поспешно встала, как показалось Финку, тайком смахивая слезу, а может, просто сообразила, что на стол не худо бы поставить какую-нибудь закуску.
— После того, как я расстался с этой… особой и покинул полицию, я долгое время вообще ничего не делал. Какие расследования? Какая картотека? Какая, к черту, секретарша?! Я надеялся прожить остаток жизни в тишине и спокойствии, подальше от всего этого позора. Я еще не сказал, что полученное от тети состояние, на которое я вполне мог содержать целый штат секретарей, я был вынужден потратить на то, чтобы заставить молчать тех, кому моя прошлая слава и удачливость не давала покоя. Но это уже между нами.
— Сожалею, что вам пришлось вытаскивать все это на свет божий.
— Мне не оставалось ничего другого, — Морби налил всем, не забыв Молли. — Пей, девочка моя, сегодня тебе это можно, — он похлопал секретаршу по плечу. — Кстати, Молли знала о моих бедах. Она просто не была знакома с… Сусанной, чего уж там теперь скрывать. Просто, когда сегодня Беркли вошел вместе с этой… прости, Молли, с этой тварью и ее представили как писательницу, пишущую в детективном жанре и уже публикующуюся…
— Представили ее после, — уточнила мисс Стоун.
— Ну да, официально после. Но я ведь был уведомлен, что бедняга Беркли приведет в четверг новую детективщицу по фамилии Билд. Мог ли я догадаться, что она теперь Билд? У меня она работала, будучи мисс Стивене. Когда же увидел и узнал… Что я должен был сделать? Отвести в сторону Беркли и рассказать ему все это тет-а-тет? На внятный рассказ у меня попросту не оставалось времени. А просто сказать, ты привел шпионку, и не давать объяснений… Или ждать, как бы она не перекинулась от Беркли к кому-нибудь другому. К Артуру, например, который, благодаря своим спиритическим сеансам, спокойно входит в Букингемский дворец? Час от часу не легче. А ведь ей ничего не стоило уговорить великого Конан Дойла взять ее с собой.
— Это тот самый случай, когда я жалею, что у меня нет пистолета, чтобы выстрелить прямо в черное сердце этой Сусанны! — проглотив коньяк, выпалила Молли.
— Не вздумай, тебя в два счета поймают, и суд вряд ли сочтет тебя невиновной в силу открывшихся причин. К тому же я не смогу свидетельствовать о том, как мерзавка выдала тайну принца, так как все еще связан тайной.
— Тогда я бы хотела нанять убийцу, — не унималась Молли. — Я отдала бы ему все мои деньги, и он…
— Можно подумать, ты знаешь, где водятся эти самые наемные убийцы, — отмахнулся от нее Морби.
— Но в любом случае я бы жизнь положила за то, чтобы вы снова вернулись на службу в полицию! — Молли зарыдала, должно быть, на нее действовал коньяк.
В этот момент дверь распахнулась, на пороге стоял Беркли.
— А мне бренди не плеснете? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, сам прошел к столу, подвинув для себя стул.
— Могу предложить неплохой коньяк из личных запасов, — Морби поднял графин, и Молли поставила на стол еще один бокал.
— В случае с Сусанной я сам виноват, доверил ценную информацию непроверенному человеку, — после недолгой паузы продолжил бывший старший инспектор, нимало не смущаясь присутствием Беркли. — Она просто делала то, к чему ее обязывал нечестивый кодекс газетного писаки, а я поступил как последний идиот, которого красивая мерзавка обвела вокруг пальца. В общем, я виноват и понес за это наказание.
— А уж я как виноват, привел шпионку в клуб!
На Беркли было страшно смотреть. Выпив залпом свою порцию, он тут же поставил бокал на стол, и Морби плеснул ему еще столько же.
— Ничего, это заседание оказались необыкновенно плодотворным для меня, и я вам вот что скажу, — Энтони по-мальчишески взлохматил руками волосы и снова потянулся за выпивкой. — Я даже в какой-то степени благодарен Сусанне, или, как там ее на самом деле. Сделаю из нее какого-нибудь персонажа, что ли… Разумеется, ничего из вашей истории пересказывать не стану. Нужно будет просто придумать для нее подходящую историю, чтобы она проявилась там во всем блеске.
* * *
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ СОСТОЯЛОСЬ последнее в сезоне заседание клуба детективщиков, так как на лето, когда жизнь в Лондоне делалась невыносимой из-за жары, все разъезжались кто куда. Конан Дойл