Читать интересную книгу «Ныне и присно» - Константин Мартынов

Позже, на пути в Каянь, Сергей часто жалел, что не бросился под клинок, когда хватало духу — не пришлось бы, надрывая жилы, гнать яхт против течения, не пришлось за пределами сил человеческих тащить через болота по гнилым расползающимся гатям… капелька боли, и много чего не пришлось!

К примеру, еще раз пережить встречу с «заскочившим на огонек» Тимофеем…

Зачем издеваться-то? Чужое тело занял, в теплой квартире живешь — смотри телик, пиво пей! Так нет, не сидится ему в двадцать первом веке. Все лазит, грехи замолить пытается. Хрен ли с молитв? Сотрясение эфира и ничего более. Наверху виднее — кого, куда, зачем и насколько…

Полынно—горькие мысли оборвал громкий треск. В двух шагах от Сергея, отчаянно балансируя на треснувшем бревне, взмахнул руками Федор Букин.

«Потонет ведь!» Сердце испуганно трепыхнулось.

Лопнувшая бурлацкая лямка слетела с плеча Букина, чтобы линялой змеиной шкурой плюхнуться в стороне от гати. Рядом с помором вздыбился почерневший, облепленный тиной обломок бревна. Букин извернулся, в падении пытаясь дотянуться до протянутых к нему рук, вытянулся стрункой… не хватило считанных сантиметров — ногти зацепили обломок бревна, прокарябали в раскисшей коре глубокие борозды… и Букин ушел в трясину с головой.

Три удара сердца между треском бревна и взбулькнувшими на месте падения Букина пузырями… три удара сердца…

Сергей так и не понял, что толкнуло его к проглотившей жертву трясине, казалось ноги сами оттолкнулись от бревен и метнули тело на кромку гати. Мерзкая, воняющая гнилью жижа плеснула в лицо, но пальцы уже нашарили безвольно уходящее в глубину тело, вцепились в подмышечную впадину… Теперь держать! Держать!!!

— Зачем патал? — зашипел вмиг нависший над ним Кафти. Глупый монах! Встафай! Кто яхт потаскать путет? Яхт потаскать много лютей нато!

Букин перестал бороться за жизнь, пальцы не выдерживали тяжести безвольного тела, слабели… еще чуть-чуть, и они сорвутся!

Кнут разорвал ветхую рубаху, лохмотья окрасились кровью… Сергей даже не вздрогнул.

«Эх, занырнуть бы поглубже, да уцепиться получше… не получится — лямка не дает… лямка… Лямка?!»

Правая рука отпустила тонущего лопаря, вынырнула на поверхность.

«А мы ее на ноги, да обмотать пару раз… Есть!»

Шабанов судорожно вдохнул… и соскользнул с бревна. «Теперь, вниз… черт, не ухватить никак… ага, получилось. Теперь не отпустить… Поморы вытащат. Обоих! Сейчас… сейчас…»

Болотная жижа забила нос, тонкими струйками сочится сквозь плотно стиснутые губы… виски давит железным обручем… «Ну же… Ну! Почему не вытаскивают? Почему медлят? Ну скорее же! Мочи нет терпеть! Скорее!!!»

Лямка натянулась. До звона. Казалось, еще чуть, и его разорвет пополам… Сергей лишь покрепче ухватил Букина.

«Давай, мужики, давай! Шустрей, ядрена мать!»

Он злобно оскалился, вонючая жижа с готовностью плеснула в рот. Голова разрывалась от боли, в груди пылал огонь, руки выламывало из суставов…

«Хрен тебе, сволочь! — мысленно орал Сергей болоту. Не отпущу! Слышишь?! Не отпущу!»

Болото сдалось. Разочарованно чвякнув, выплюнуло проглоченную и почти переваренную добычу.

Сергей закашлялся, освобождаясь от натекшей в рот мерзости. В следующий миг воздух с клекотом ворвался в легкие. Чистый, упоительно свежий!

«Жив. Все-таки жив!»

Чьи-то руки оттащили Шабанова от предательски ненадежного места, стерли грязь с лица, позволяя разлепить веки. Шабанов открыл глаза — высоко над ним голубело небо. Чуть правее зенита, тянулся к югу журавлиный клин… или то дикие гуси?..

— Ты его отпусти. Слышишь, Тимша? Откачивать Федора надо, а ты держишь! Давай, парень, отпускай, не бойся!

Разве он кого—то держит? Просто руки свело. Сергей виновато улыбнулся.

— Подсобите, мужики! — рыкнул невидимый Заборщиков.

В серегины запястья впились чьи-то жесткие пальцы…

— Эко уцепился! — в голосе звучало неподдельное уважение. — Клещами не оторвешь!

Руки таки разогнулись. Поддаваясь насилию — Сергей явственно услышал протестующий хруст. Тут же исчезла лежащая на груди тяжесть. Рядом послышались шлепки, донесся кашель, кого—то вырвало…

— Оклемается. Видит Бог, оклемается Федька-то! Надо бы его в яхт положить, пусть отдышится!

Шабанов, улыбаясь, смотрел в бездонную синь. По телу волнами прокатывалась истома…

— Хфатит лежать, бестельник! Итти рапотай!

Кованый железом сапог врезался в ребра. Синева Небес померкла, словно по ней мазнули грязью. Умеет, чертов Кафти, вернуть раба «на круги своя». Не откажешь…

Серегу вздернули на ноги, подставили плечи. Кафти молча смотрел, как поморы впрягаются в лямки. Флегматично ждавшие, чем дело кончится, финны и не выпрягались. Пузатый яхт сдвинулся с места…

«Потащили? А я гирей на поморах висеть? — Сергей упрямо вскинул голову. — Ну уж нет!»

Коротенький шажок в сторону… теперь наклониться… осторожно — чтоб не упасть… голова-то кружится…»

Волочившаяся по гати лямка вернулась на серегино плечо. Где-то неподалеку насмешливо фыркнул Кафти. Сергей не обратил внимания.

На горизонте замаячили торфяные увалы — болото кончается. Гать уже не сплошная — только над особо зыбкими местами. Под ногами чавкает — все еще ждуще, с голодной алчностью…

«Зря надеется, сволочь. Не обломится! Поморы-то рядом топают, шатнись — сразу чье—то плечо страхует. Молча. Может, самому что-нито сказать надо? А что?

Сказать… Где слова-то? Ведь не Рэдрик Шухарт — Шабанов! Не в Зоне рос!.. Или уже в Зоне? Тьфу, пропасть!»

Сергей откашлялся.

— Я, это… ну… в общем, спасибо, мужики!

«Еще бы слезу пустил, позорище! Лучше бы и впрямь пасть не разевал!»

Сергей внутренне замер…

«Не ответили… Я, что-ли набег проспал? Не объяснять же, что в тот день водку хлестал на задворках мурманских?!»

— Ну и хрен с вами, молчите дальше! — буркнул вконец разобиженный Шабанов.

Заборщиков по-медвежьи тяжело повернулся, мрачно зыркнул из-под насупленных бровей… Бесконечной чередой потянулись секунды…

— Обалдуй, — вынес наконец вердикт помор.

Лопарь Матрехин фыркнул… следом в один голос захохотали братья Протасовы. Громко, от души — каянские бонды испуганно шарахнулись в сторону, крайний шлепнулся в грязь, вскочил — поскуливая и потирая ушибленную о затонувшую корягу задницу.

Снова шаг за шагом прочь от родных берегов… как час, как день назад… Нет. Что-то изменилось. Шабанов еще не мог понять что, однако умирать больше не хотел.

* * *

Река — озеро — волок… Шест — парус — бурлацкая лямка… команда шведа впрягается наравне с поморами… короткие перерывы на еду… скудную еду — ржавая сельдь и сушеная треска. Вместо сна — каменное забытье… пока рев лютующего шведа и удар кнута не вернут к постылой реальности.

Сопки по-осеннему рыжие, на макушках и голых склонах белые пятна ягеля. Скалы пестрят выходами кварцевых жил которые на крест похожи, которые на гигантского человека…

Сергей запоминает приметы, услышанные названия, шагами отмеряет протяженность участков… не для будущего побега чтобы хоть чем-то занять отупевший от монотонности разум:

Кемь — Юшкозеро — Кимас — порожистыми протоками в озеро Каменное — швед обозвал его Rivijarvi… здесь кончается Русь, начинается Каянь…

Впрочем, у Заборщикова на сей счет особое мнение.

— Каянь… — изредка мрачно ворчал помор. — не Каянь Окаянь бесовская! Опоганили Восьмиречье! По древнему ряду чьи земли? От Сиговца до Кеми—реки промыслы новгородские были, да лопь лешая кочевала. А теперь что? Понаперло свеев, житья от них нету!

Заборщикову конечно виднее, он сюда не раз ходил… и, по слухам, не рыбой торговать.

Странная мысль заставила Серегу встрепенуться — какие слухи? Что может знать он, мурманчанин двадцать первого века, о разбойничьем прошлом угрюмого помора? Неужели тимофеева память просыпается, его собственную замещая? Чем это закончится?.. А-а, неважно! Все равно дорогу запоминать надо — Тимше ее знать неоткуда.

Волок за волоком от одного мелкого озера к другому, чьи названия вряд ли и местные помнят… Самый длинный и тяжелый — на Иванозеро… а ведь прав Серафим, наши это места!

Еще одно приметное место — высоченная стена кроваво—красного гранита вырастает из синей глади. Захочешь, не забудешь…

Волоки закончились. Грести стало легче — водораздел остался позади, теперь шли по сливающимся в единую цепь озерам. Течение почти не чувствовалось, зато устойчивый северный ветер туго надул паруса.

Время шло. То один, то другой яхт устремлялся к устьям впадающих в озера речушек — каянь расползалась по родовым гнездам. Вслед что-то кричали — то ли прощались, то ли передавали приветы дальней родне. Ни один из кольчужников не отделился — костяк весайненовской банды следовал за предводителем.