Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетя Марта облегченно вздохнула:
— Разумеется. Мадам Вагнер очень благожелательная женщина.
Мадам Вагнер действительно была очень благожелательной, но не очень умной женщиной. Поэтому она страшно удивилась визиту Януша и принялась задавать ненужные вопросы. Януш отвечал на них с полным самообладанием. Дело в том, что профессорская квартира показалась ему совсем не такой, как в прошлый раз, вовсе не такой темной и запыленной. Не сразу он понял, что в передней сняты те коричневые бархатные занавеси, что теперь она пуста и побелена; вдоль стен стояли узкие полки, заставленные иностранными книгами. И только тут сообразил, что не был в этой квартире дальше передней и потому огромный профессорский кабинет с дубовыми шкафами до самого потолка показался ему незнакомой, но вполне приличной комнатой. Мадам Вагнер расспрашивала его о разных подробностях смерти Зоей, и он — вот странно! — с удивительной легкостью рассказывал этой абсолютно чужой ему особе то, чего бы не рассказал никому из близких; более того, это даже доставляло ему удовольствие. Наконец-то он мог выговориться — и даже стал рассказывать о смерти ребенка, хотя об этом профессорша его и не спрашивала. И как раз во время этого разговора он понял, что ничто, кроме этих подробностей, его сейчас не интересует, что все его мысли крутятся только вокруг этих подробностей: как Зося выглядела, какая она была тяжелая, когда он укладывал ее в гроб, как в полубессознательном состоянии стягивала с рук кольца и отдавала ему.
— Вот они, — и он показал мадам Вагнер эти кольца, так как всегда носил их в кармане жилета, — в одном пять брильянтов, а в другом пять рубинов и пять брильянтов…
Мадам Вагнер удивленно взглянула на него, и он догадался, что она подумала, будто он собирается предложить ей эти кольца.
Он улыбнулся ей и сказал:
— Вы видите, как я уже того…
Он встал, попрощался и вышел. Было уже около часу. Солнце тускло пробивалось сквозь туман. Он взглянул на Вавель, — башни приняли какой-то фиолетовый оттенок, подернутые туманом, они были далекими, незнакомыми и искусственными. Как будто вырезанными из бумаги для балаганного представления.
— Вот и все, — произнес он вслух. — А что дальше?
И верно, вот он посетил уже два дома, и это ничего ему не дало. Ни на минуту не заполнило той ужасной пустоты, которую он ощущал не только вокруг себя, но и в себе. Медленно, шлепая по грязи, точно старик, он пошел в сторону Рынка, надеясь кого-нибудь встретить на линии АБ.
«В Кракове ведь достаточно постоять пять минут на линии АБ, чтобы встретить всех, кого хочешь и не хочешь встретить из жителей этого города. — Януш встал возле магазина Фишера, глядя на Сукенющы, на башню ратуши и на Мариацкую башню. — В том доме жил Гете, — вздохнул он, — только давно, в начале жизни, когда он был еще далек от создания второй части «Фауста».
«Вместо того чтобы ехать в Краков, — подумал Януш, — надо было пойти в Варшаве к Эдгару, он бы мне помог».
Конечно, он знал, что Эдгар бы ему не помог, что поможет только время. Но ведь надо же как-то это время избыть, как-то просуществовать, как-то прожить. И к тому же именно в это время надо ответить самому себе на несколько вопросов, на несколько простейших вопросов. Не таких вечных, как: «Что есть вселенная? Что есть человек?» — а на простые вопросы: «Любил ли я Зосю? Почему бежал из Гейдельберга? Почему приехал тогда в Краков? Почему приехал сейчас?»
И тут он встретил знакомого, но только никак не краковчанина. Из толпы, которая в это время обычно снует, стоит, глазеет на линии АБ, вдруг вынырнул хорошо знакомый ему по Варшаве типичный продукт этой самой Варшавы — Адась Пшебия-Ленцкий.
— Что это вы, граф, стоите на углу, будто фонарный столб? — Адась чуть ли не в объятия его заключил, стиснув за плечи. — Вот это встреча, а? Ведь я же вас, граф («графа» он выкрикивал во весь голос, чтобы слышал каждый прохожий, в этом-то и была вся его варшавская природа, ибо что значит графский титул для Кракова?), я же вас целые годы не видел! Куда вы, граф, направляетесь?
Януш отделался неопределенной улыбкой.
— А я иду обедать, и притом в абсолютном одиночестве. Я ведь тут по дядиным делам, то есть по делам княгини, вашей сестры. Чудесная встреча. Идемте вместе пообедаем, а?
Януш тут же согласился. Это его даже устраивало. Одному идти в тот ресторан, где он был тогда с Зосей, — что бы это ему дало? Да, конечно, надо пойти именно с этим болваном, который будет пить водку, кричать на официантов, хлопать его по плечу и выкрикивать свое излюбленное «граф» на весь зал. Может быть, это как раз то, что ему больше всего нужно: заглушить боль, стереть воспоминания, захлебнуться в водке здесь, в Кракове, в том самом Кракове. Он даже обрадовался этой мысли и, когда они двинулись к ресторану, взял Адася под руку. Ленцкий от такой чести пришел в неимоверный восторг и старался идти как можно медленнее, чтобы их видело как можно больше людей. Когда они проходили мимо кабачка «Под баранами», Адась спросил:
— Вы бывали здесь?
И когда Януш с улыбкой отрицательно покачал головой, он прочел недоверие в круглых кошачьих глазах Адася.
«Разыгрывает, ну да ладно», — подумал, очевидно, этот юнец.
Адась Ленцкий был куда более искушенным знатоком Кракова, нежели Януш, он привел Януша в хороший, хоть и скромный ресторанчик на Гродзкой, тут же за костелом святого Андрея. Проходя мимо костела, Януш хотел было остановиться, посмотреть на него, сказать что-то о татарах, которые некогда его осаждали, но Адась не хотел его слушать.
— Идемте, граф, идемте, — торопил он. Видимо, ему не терпелось попасть в кабак.
Усевшись на красный клеенчатый диванчик, он сразу почувствовал себя как дома и тут же принялся разыгрывать роль хозяина, хотя Януш ни минуты не сомневался, что платить за все придется ему. Начал Адась с водки и селедочки. Януш не стал возражать, ему было все равно. Выпили.
В ресторане была только тощая буфетчица, чахоточная особа с горящими глазами, и худосочный, маленький, слишком угодливый официант, который сразу не понравился Янушу и по мере того, как у него начинало шуметь в голове, нравился все меньше и меньше.
Впрочем, говорил Януш мало, предоставив высказываться Адасю. А тот после двух рюмок начал рисовать открывающиеся перед Янушем блестящие перспективы, то есть, собственно, не столько перед ним, сколько перед его племянником, Алеком. Через год-полтора Алек станет совершеннолетним и должен вступить во владение всем оставленным ему бабкой наследством. Пока что этим наследством ведала княгиня Мария.
— Вы даже не представляете, граф, — говорил Адась, намазывая свежим маслом булку и накладывая на нее кусочки селедки, — вы даже не представляете, до чего ваша сестра — хотя у нее, правда, куча хлопот с приданым той итальянской графини, — до чего она разбирается в счетах. Дядя порой просто за голову хватается…
— Так, может быть, это ее достоинство? — спросил Януш, на которого водка на этот раз как-то не действовала. — Особенно, если дело касается чужих денег!
— Вы меня простите, но она же не умеет пользоваться случаем! — уже не очень церемонясь, заявил Адась.
Януша встревожило то, что Адась распускается, выпив такую малость.
— Она держит все в бумагах, как советует ей дядюшка. Ну, понятно, не все, потому как добра у нее завались, но вообще все в бумагах, во вкладах за границей. Говорят, что ей Спыхала большие суммы в заграничные банки переводит…
Тут Януш слегка поморщился. Адась, видимо, что-то еще соображал, так как сразу переменил тему разговора.
— А как вы смотрите на то, чтобы завести скаковые конюшни?
Януш откинулся на красном диванчике и чуть не расхохотался.
— Ну что вы, да какая же может быть в наше время конюшня? Разве мы себе можем это позволить?..
— Но ведь мы же в бегах будем участвовать!..
— Все так, но для этого нужны знающие люди.
Официант принес стеклянную тарелочку, полную темных маринованных рыжиков.
— Чистая гибель для желудка, — сказал Януш.
— А вы что, страдаете желудком?
— Немного.
— Ерунда все это — желудок!.. Поехали! — и Ленцкий вновь поднял свою рюмку.
— Зачем же так гнать! — пытался удержать его Януш. Но уже чувствовал, что водка действует — голова как будто бы ничего, но точность движений уже утрачена. Зацепил за вилку, салфетка упала на пол. Официант поднял ее и сказал:
— Извольте, пан граф.
Януш пожал плечами.
— Уже знает, что я граф.
Адась подмигнул.
— Да вы не умиляйтесь, они тут всех титулуют. И меня графом зовут…
Януш смутился — настолько-то он еще был трезв.
— Нет, правда, постройте у себя в Коморове конюшню, — с жаром принялся уговаривать его после третьей рюмки Адась. — Это же такое доходное дело!
- Хвала и слава Том 1 - Ярослав Ивашкевич - Классическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Хвала жизни! - Михаил Коцюбинский - Классическая проза