эффективных мыслеформлул, быстро обратившись к течениям эфира. Слабый чародейский талант был усилен ревущим огнём эмоций, грозди гнева «лопнули», подпитав энергией могущество стихийного заклятья. Распахнутая ладонь выпустила ураган… сногсшибательный поток, кулак ветра ударил негодяев, снеся их, будто пинок тролля. Один вылетел в окно и полностью вошёл в кучу с коровьим дерьмом, второй впечатался в стену и грохнулся лицом в ночной горшок, а обладатель голубой крови отделался шлепком о брёвна и приземлением на кровать. Смачный хруст и дикий вопль явно дал знать об ушибленных рёбрах.
- С-с-ука, говнюк, гнида вшивая, - рыдал сын маркграфа. – Я отцу скажу. Он т-тебя на крюках повесит.
- Конечно, тварь, - Этиен не нашёл ничего лучше, как плюнуть на лицо парня и на прощание стопой ударил его в пах. Тот ещё сильнее скрючился, став постанывать и материться, но разъярённому человеку уже не было дела до него.
На улице его ждала немая картина, застывший концентрированный шок и сдавленная радость. Парень глубоко вдохнул, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце… всё позади, всё прошло. Мать и дочь сцепились в объятиях и тихо плакали, крестьяне стали расходиться, дабы избежать гнева сына маркграфа. Полный мужик кивнул в знак благодарности и сам поспешил ретироваться, помогая подняться Фриде с матерью.
- Что же нам теперь делать!? – стал возмущаться старик. – О, беда на наши грешные головы! Что же нам теперь делать!? Ты поднял руку на отрока монаршего, и сам маркграф сюды явится вскоре.
- Скажите ему, чтобы искал Этиена из Штраффаля. Или Этиена Саффакос-Аврелиоса, - напоследок инспектор вынул пару серебряных монет и протянул их Фриде. – Это вам на восстановление дома. Должно хватить.
Люссиэль присоединилась к нему, и они продолжили путь в полном молчании… сказать было нечего, да и когти шока всё ещё не размыкались на душе. Оба понимали, что подобный беспредел иногда случается на окраинах Империи. Там, где свет закона более всего слаб, где сословные привилегии сильнее права, сильнее норм жизни и сострадания, а слово императора и могущество имперского суда низложено до формальностей, подобнее имеет место быть. Как учила Церковь – «демоны распаляют наши слабости и делают подобными себе, выливая масло мыслей и нервного возбуждения на огонь наших страстей и грехов. Слабые становятся сосудом для дел бесовских». Но чтобы посреди дня? Так нагло и открыто? Чтобы отрок маркграфский уподобился разбойнику или бандиту? Это не могло не вывести из колеи. Размышления не отпускали выходца из Вазиантии, и он решил хоть на что-то переключиться:
- Ну и третий «Путь», - продолжил Этиен, лишь бы заполнить невыносимую пустоту в голове, избавиться от шока и потрясения, но на этот раз слова зазвучали без особого энтузиазма. – Это «Путь закона». Они настолько досконально знают все заповеди, догматы и нормы церковного права, что готовы заткнуть за пояс любого законника или книжника. Цвет их одежд – бежевый, как оттенок бумаги. Если обладают, то используют чары, связанные с землёй.
- А где всё это закреплено? – они резко свернули, дома стали беднее, всё чаще воздух портил смрад гниения, разносившиеся из мусорных куч.
- Поучения благочестивого Иссакия и праведного Маврикия легли в основу Канонического кодекса о «Трёх путях». В основном, всё, что касается этого – в сем Кодексе. И самое странное, как по мне, - сделал недовольное лицо юноша. – Те, кто не следует никакому из этих Путей, не могут получать высшие саны в Церкви или должности в Ордене Света и Инквизиции.
- Это несправедливо.
- Но это факт.
Рассказ завершился как раз в тот миг, как они достигли окраины деревни. За деревянной оградкой, больше походящей на низкий забор, начинались просторные поля, где садился урожай, и велись основные работы. Но перед ними, в небольшой низине, окружённой златолиственными берёзами, из нор, юрт, шалашей и палаток, устроилась община, ставшая домом для нелюдей, ставшим гражданами Империи.
Спустившись по покошенной «лестнице», один вид которой способен возмутить и напугать – это полугнилые доски положенные на земляные выступы, они оказались в довольно тесном пространстве – справа и слева высокие бурые шатры из шкур и кож. Тут и там потрескивают костры, всюду витает запах жареного мяса и пьяняще-смердящий запах орочьего пойла. Рычаще-хрюкающие звуки вылетают из гортаней высоких мускулистых существ с зеленоватой кожей и волосяным покровом. Этиен увидел, как орки ведут своё простое хозяйство – свежуют туши животных, у больших неказистых котлов, покрытых чёрной копотью и гарью, варят алкоголь из всего, чего только можно.
Люсси присмотрелась, её острый взгляд выцепил норы и небольшие проходы, вырытые в земляных насыпях и возвышениях, образовавших обжитую котловину. Там копошатся низкорослые существа, чьи очертания слабо проглядываются из мрака. В приземистых буро-зеленоватых тварях, с клыкастой мордой и большими острыми ушами, смахивающей на кошачью, она узнала гоблинов.
- Удивительно, что все они смогли ужиться с людьми в этих землях, - тихо произнесла Люссиэль.
- Это естественная картина на окраинах Империи. Всегда нужно податное население, всегда нужна сила и рекруты. Согласно Имперскому закону «О нелюдях», - инспектор совершил шутливый реверанс рукой, - и благой воле Рейхстага, все расы и нации, не проявляющие агрессии и отрёкшиеся от своих диких обычаев, могут жить в любом королевстве, графстве, республике, вольном городе и прочая-прочая-прочая.
- А выгода есть?
- Конечно есть! Чего стоят только орочьи рати при имперском войске. Одни из самых лучших воинов на службе Фридриха.
- А для Лациасса?
- Грубая сила. Лучшие пахари на полях, носильщики и ополченцы. А в ловкости и быстроте собирательства ягод мало, кто сравнится с гоблинами. К тому же, посмотри, - Этиен показал на шатёр, из которого доносился звон металла, а из дыры вырывались клубы чёрного дыма. – Лучшие кузнецы здесь – орочьи. Я видел пару здешних плугов – работа грубая, но добротная, - на этот раз рука указала на шатёр, полный шкурами животных. – Орки и гоблины – хорошие охотники. Сильные, быстрые, выносливые. Они с лёгкостью завалят медведя, прогонят стаю таких или выследят монстра, - парень потёр нос, который стало щипать от стойкого запаха пота и пойла. – Ты понимаешь.
Встав посреди общины у огромного тлеющего кострища, они стали искать того, с кем можно поговорить. Орочий язык прост, но ни Люссиэль, ни Этиен не знают его в совершенстве, но вазиантиец всё же решил попробовать.
- Оррука, оррука, гдхарда умма.
В ответ пара орков расхохотались, паренёк явно исковеркал их язык, сказав