кажется, очень дивясь тому, где она оказалась. Я понял, что секс с первым встречным – не ее амплуа, и еще раз пожалел о содеянном. Мы почти не разговаривали. Я, как самый последний трус, боялся заговорить с ней о вчерашнем, боялся, что она восстановит всю цепочку событий и осознает, что я подсыпал ей наркотик. Но, к моему, счастью, она ограничилась фразой: «Что-то меня вчера унесло от коктейлей. Раньше такого никогда не было». Мы молча поели, и я проводил ее, узнав на выходе, что ее зовут Ксюша.
После ухода Ксюши я взял телефон и набрал номер Вероники, чтобы сказать, что я не приду сегодня, а поеду в СЭС, а потом на «Пенофорум», как вдруг у меня свело внутренности: у меня на работе больше нет друга, который мог бы передать мою просьбу Нине. Теперь я должен звонить начальнице сам. После получаса переживаний я набрал телефон Нины и сказал о своих планах на день. Она же меня обеспокоила еще больше: «А ты не знаешь, что с Вероникой? Она не пришла на работу и не отвечает на телефон. На нее это так не похоже».
Весь день Вероника не выходила у меня из головы. Я набирал ее номер раз двадцать, но гудков не дождался ни разу. Что я должен был ей сказать? Я жаждал личной встречи, мечтал броситься на колени и молить о пощаде. Но я ничего этого не сделал. Только вечером я позвонил Нине под предлогом того, что хотел рассказать о результатах встречи, и в конце спросил, дозвонилась ли она до Вероники. На что получил ответ: «Да. Но она говорит, что она очень плохо себя чувствует, и неделю, не меньше, будет болеть. Так ей сказал доктор». Вероника лишь не сказала, что ее болезнь – это я.
37
Воскресенье. Вечер. 20:44. Все выходные я провел в спортивном зале. Я бегал, пока меня не потемнело в глазах, а потом делал упражнения, пока мышцы не перестали воспринимать нагрузки. Я сделал в субботу пятнадцать супер-сетов на грудь – занимался до тех пор, пока грудные мышцы не отказались нормально функционировать. Затем еще два упражнения на грудь сидя, потом бицепс. В воскресение я задал себе еще больший темп и провел в качалке четыре часа. Я это делал не для того, чтобы мое тело стало красивее, а чтобы причинить себе боль. Я должен наказать себя за то, что сделал с этими двумя приличными девушками. Раньше я мог честно сказать, что никогда намеренно не причинял никому зло, но теперь я потерял на это право, я сильно пал. И вместо того, чтобы попытаться что-то исправить, я убежал в зал измываться над своим телом. Каждое новое упражнение причиняло мне все большую боль, и это мне нравилось – на долю секунды я забывал о том, какая я свинья.
Я потерялся окончательно. Если раньше я думал, что запутался, то сейчас я даже не знал, как это назвать. Я опустошен. В последнее время мне помогал дневник, там я изливал свою душу, но сейчас и он мне противен. Мне противно все то, что в нем написано. Если бы родители узнали о том, во что я превратился, то как расстроилась бы мать, и разочаровался отец! Я боюсь всего: идти на работу, звонить друзьям, заходить в интернет, и, особенно, пересекаться с Вероникой. Я хотел пасть в грязь, так я и пал, только я не понимал, что при падении можно очень сильно ушибиться и забрызгать грязью окружающих.
Интернет. Mail.ru. Письмо. «Клуб Леон» приглашает на вечеринку «Дьявольский разврат в ночь на Хэллоуин». Она состоится 30 октября, в субботу, в каком-то загородном коттедже. Как всегда, не написано ни точное время, ни место, ни формат мероприятия. Однако свое участие надо подтвердить до 22 часов 22 числа. А, ну его к черту! Больше не пойду. Мне этот клуб и так испортил всю жизнь. Действие: удалить. Все, теперь не пойду.
Воскресенье. Вечер. 22:01. Да где эти дурацкие письма? Я же не удалял их. Вот одно, первое приглашение. Ответ: «Я обязательно приду на встречу «Дьявольский разврат в ночь на Хэллоуин». Ненадолго же меня хватило. Я понимаю, что, если откажусь от участия в этом клубе, у меня просто вообще ничего не останется. Из-за клуба я почти перестал общаться с друзьями, я стал хуже работать, стал издеваться над людьми. Так что весь смысл моей жизни сводится к этому клубу. И что мне делать, если я откажусь от него, я не знаю.
38
Уже начало двенадцатого, а Вероники все так и нет на месте. Как-то пусто и депрессивно стало без нее на работе. И этот гад Женя, как назло, все время что-то лыбится. Как же мне хочется заехать ему со всей силой по лицу и стереть эту мерзкую ухмылку. Никогда раньше меня не так раздражало все вокруг. Необходимо сделать кучу работы: пришли независимые анализы проб воды и повторные сэсовские. Надо проанализировать результаты и сравнить их с моими. Но я просто не могу думать о работе. Даже мысли о блондинке больше не возбуждают меня и не радуют. Я так же страстно хочу ее, но ее образ будто бы покрылся пылью из-за всех этих событий. Или же просто изменилось мое мироощущение. Не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю.
– Женя, ты разговаривал с Иваном Петровичем Деревьевым? Он прислал тебе все свои заключения?
– Еще не успел, – отвечает он мне своим нахальным тоном, при этом даже не подняв на меня взгляда. В другой раз я сдержался бы как всегда, но сегодня мне нужно было на ком-то сорваться.
– Урод, я же тебя еще в четверг попросил это сделать! – заорал я на него. – Ты совсем тупой или только прикидываешься?! Чем ты вообще занимаешься целыми днями? Ты что о себе возомнил? Тебе, такому идиоту, только и доверяют, что бумажечки носить и на звоночки отвечать, а ты и с этим не справляешься!
К моему счастью, в кабинете, кроме нас двоих, больше никого не было. Было видно, что Женя не ожидал такой реакции. Он помолчал немного, а потом сказал: «Ты пожалеешь». И вышел вон. Я только немного успокоился, как вдруг возвращается этот недоумок. Но не один, а с Ниной.
– Что случилось? – спрашивает меня начальница.
– Я сказал то, что должен был сказать уже давно. И ни на секунду не жалею о своих словах!
– Евгений