Читать интересную книгу NEXT 3. Маски сброшены - Виктор Багров

— Ну, когда снятся девочки, это не страшно. А вот когда пацанва — уже звоночек.

— Какой там звоночек — набат в ушах. Глохну, теряю сознание...

Опять за свое! Как выбить из его башки навязчивые идеи? Тех же, отправленных в небытие, мальчиков и девочек? Ударом по носу, как сделал халдей, или — очередной проповедью?

Таской не получится — можно сломать. Лучше — лаской. А еще лучше — смесью, сладко-горьким коктейлем.

— Андрюша, ты ведь в Москву приехал деревенщиной, без всякой помощи поступил и учился — на тридцать пять стипендии в месяц. Чтобы постичь науку, во всем себе отказывал. И постиг же! Фигурой стал, ученым от Бога! Кандидатскую защитил, звание получил! И что вдруг происходит? Закрывают твою научную шарагу, перекрывают кислород! А тебя, талантливого и перспективного — на асфальт, на помойку! Видишь ли, стране торговые площади срочно понадобились, задыхается она без магазинов и офисов! Жвачкой торговать негде, косметикой тайванской и танками на металлолом! Забыл?! Простил?! И снится теперь тебе сыночек того самого дяди, который десяток таких институтов, как твой, к рукам прибрал, а потом прихватил нефть, газ, золото, алмазы? Тебе снятся сотни ублюдков, к которым от самого рождения охрана приставлена, персональный шофер, врач-венеролог, массажист и повар из французского ресторана! А миллионы голодных пацанов по городкам и станционным поселкам тебе не снятся? У них ничего впереди нет, кроме перспективы превратиться в занюханного бандита, спиться и, продрав отечные глаза, увидеть, как над бывшим клубом реет зеленое знамя с полумесяцем. — Мамыкин задохнулся. От ненависти и злости. Естественно, показной. Минуту помолчал. — Выход один, Андрюха. Спросишь, какой? Отвечу честно, как на духу. Построить чистую и светлую дорогу для подрастающих миллионов. Я, и такие, как я, строим эту дорогу. Как принято выражаться, нетрадиционными методами. Это — миссия! В том числе, и твоя благородная миссия. Твой ответ извергам за надругательство. Это скрытая генетическая война, в которой гнилое меньшинство само себя уничтожит. С кайфрм, с визгом! А изумленные выхоленные папаши на старости лет увидят, что они, унизив великую страну, породили чудовищ. Это будет справедливой карой! Это будет Божьим промыслом! Его исполнители, судьи и палачи — мы с тобой... Слышишь, Андрюшка?

Аптекарь покорно кивнул. В его пустой, выхолощенной голове уложилось далеко не все. Но самое основное он все же уловил. Его почему-то назвали мстителем за нагрянувшее на Россию вселенское горе. Оказывается, он не просто изготавливает отраву — строит куда-то ведущую какую-то светлую дорогу.

Страшно захотелось выпить стаканчик этой отравы и отрубиться.

— Андрей Владимирович, вы меня слышите?

— Слышу... Мне страшно...

— Возьмите себя в руки, победите мерзкий страх и с удвоенной энергией беритесь за дело!

— Мне страшно, — повторил Аптекарь и на подрагивающих ногах поплелся к входу в трюм...

Покинув лабораторию Мамыкин в сопровождении особо доверенной личности пошел по направлению к дебаркадеру. Гордость распирала его.

— Как я? Убедил алкаша или не убедил?

— Вполне.

Черницын уверен, что хозяин зря потратил нервные клетки, но переубеждать его не решился. Вспылит и — пинком под зад отправит халдея в разваленное, пропахшее мерзими запахами заводское общежитие, из которого тот с трудом выбрался.

— И все же долго он не протянет, — задумался Мамыкин, чисто народным жестом запустив ручищу в спутанные волосы. — Нужна замена. Уговорить Кирюшу.

Как всегда, имя школьного дружка и, одновременно, злейшего врага заставила Черницына забыть о молчаливости.

— Ваш Кирилл — псих. Напомнишь ему, как продал технологию самопала — набросится с кухонным ножом...

— А ты, молчун дерьмовый, найди подход. Давить не стоит — ласково действуй, не жми. Я тоже в стороне не останусь — подключусь. Останавливать такое доходное дело — великий грех. И чужих тоже нельзя допускать. Удастся тебе охомутать Кирилла — в накладе не оставлю... Постарайся решить к моему возвращению из столицы...

Все же, Мамыкин решился посетить управление компанией. Позвонил знакомым столичным дружанам, заручился их твердыми обещаниями не оставить в беде, подстраховать. Дружки отлично понимают: повяжут Маму, доберутся и до них.

Сидя в кабине гидросамолета, рядом с почтительно поглядывающим на него пилотом, Мамыкин истово молился. Не про себя — вслух.

— Господи, Царь небесный, утешитель души, умилосердися и помилуй мя, раба грешного и немощного. Прости вольные и невольные грехи, ведомые и неведомые прегрешения: аще от юности и безграмотности творил их...

Внизу сменяли друг друга леса и поля, реки и озера, города и деревни. Они немного успокоили Мамыкина, он сконцентрировался на одной мысли — возвратиться домой целым, невредимым и с невывернутыми карманами...

Глава 10

Санчо медленно шел по коридорам и холлам Думы. Не обращая внимания на удивленные, издевательские или равнодушные взгляды законотворческих деятелей, их помощников и секретарей, недоуменно разводил руками, вздыхал, поднимал и опускал плечи, морщил круглую, добродушную физиономию.

Что-то малопонятное творится в их царстве-государстве,

какие-то турбулентные завихрения угрожают целостности надежно свинченного, отлаженного «механизма». Раньше тоже было не совсем гладко, но опасность приходила извне, сейчас она нагрянула изнутри.

Назревает серьезный конфликт между Кирсановыми — матерью и сыном. Пацан замусорил себе мозги разной дребеденью. Видишь ли, его предали, подставили. И кто — родная мамаша. Ольга Сергеевна, конечно, переживает, как не переживать — мать есть мать. Вдруг она не выдержит и ради спокойствия сына расстанется с женихом? Тогда — амба! Лавр сломается...

Со вторым пацаном в их «семействе» тоже далеко не все гладко. Федечка — не подарок. Забил себе в башку идиотскую идейку — подмять какой-то консервный заводишко. На первый взгляд, достойный замысел, но передел собствености, а задуман именно передел, имеет неприятную способность — отстреливать конкурентов, организовывать им автомобильные аварии или похищения с многомиллионным выкупом.

Тоже мне, березовский-гусинский окимовского разлива! Оба олигарха во время унюхали запах жаренного и свалили за рубеж. Сидят там, в каменых джунглях и дышат через раз. Иногда осторожно квакают, чтоьбы матушка-Россия не забыла об их существовании.

А ты, неумь, куда свалишь, в каких парижах-лондонах тебя ожидают — приготовили дворцы-поместья, наладили охрану и адвокатскую защиту? Никто не ждет, кроме таких же горемык и таких же бандитов. А на Родине запросто отвинтят голову — никто не заметит.

Ко всем внутренним опасностям прибавились внешние. Всех обиталей деревенской избушки, гордо именуемой дачей, пасут. Нагло пасут, почти не скрываются. Однажды он прихватил одного пастуха, попытался расколоть, и заработал шишку на башке. Никакой из него контрразведчик или ментовской сыщик — обычная самодеятельность помноженная на наивность и глупость.

Санчо пошевелил толстыми пальцами. Будто приготовился вцепиться в горло наемному киллеру или пастуху-профессионалу.

Вдобавок ко всем бедам, Лавр неожиданно решил отказаться от депутатства. Нашел время, овца шебутная! Правда, депутатская неприкосновенность призрачна, как фиговый листок на известном месте, но все же хоть какая-никакая гарантия. Жить-существовать без этой неприкосновенности — что голому ходить по снегу. И холодно и боязно.

Уперся правдолюбец рогом — с места не сдвинуть, не переубедить. Дескать, хватит с меня депутатского безделья, по горло сыт думской говорильней, так недолго геморрой заработать, коросту на языке нажить. Буду сидеть на бережку с удочкой, любоваться природой и напевать женушке любовные признания.

Кайф!...

Пуля в спине не подействовала, простреленное плечо не заставило задуматься, известие о слежке не насторожило. А уж душеспасительные беседы и дружеские советы «оруженосца» вообще пропускаются мимо ушей.

А Лавр, между прочим, для него не просто дружан — родной брат, ради которого он готов на все. При необходимости — загородит жирной грудью, раздавит любого фрайера, наехавшего на него.

Сколько лет уже они — в одной упряжке? Двадцать, тридцать? Лавр — коренник, Санчо — пристяжной. Для верного оруженосца, бывшего вора Сашки Мокшина, Федька Лавриков — единственный по настоящему родной человек, наполненный всевозможными достоинствами. Санчо верит в него, как христианин в Христа, мусульманин — в Аллаха.

Кажется пришло время защитить своего кумира. От кого — пока не ясно, но — защитить! Если понадобиться собственной жизнью.

Занятый кислыми раздумьями, Санчо прошел мимо входа в

буфет. В конце коридора спохватился и возвратился к застекленной двери пункта думского питания, в котором народные избранники подпитывают витаминами уставший от законнотворческой деятельности организм.