Взяв с собой Клыка и его самку, Карса отправился разведывать дорогу впереди. До сих пор им попадались лишь следы архаров и горных коз. Нагорье медленно теряло высоту, и урид знал, что где-то впереди течёт река, которая несёт свои воды с северных склонов к водопаду, вырезавшему углубление в крутом склоне нагорья.
Обе собаки вдруг отпрянули, прижались к ногам Карсы, пятясь от ещё одной слепой расщелины слева. Положив руку на загривок Клыку, урид заметил, что пёс дрожит. Карса обнажил меч. Он принюхался, но ничего подозрительного не почуял, из темноты тупика не было слышно ни звука, а Карса был уже так близко, что наверняка услыхал бы дыхание, если бы кто-то прятался во мраке.
Предводитель уридов шагнул вперёд.
На скальном полу возвышался огромный плоский камень, занимавший почти всё пространство — до крутых стен оставалось едва ли с локоть. Резьбы на грубой плите не было, но сама она будто излучала сероватое свечение. Карса подошёл ближе, медленно присел рядом с неподвижной рукой, которая высовывалась из-под ближнего края плиты. Ладонь была тонкой, но целой, кожа — синевато-зелёная, неровные ногти обломаны, пальцы измазаны белёсой пылью.
Всюду, куда только могла дотянуться эта рука, скалу крест-накрест покрывали борозды — глубиной в палец.
Карса сразу понял, что рука не принадлежит ни теблору, ни нижеземцу, размерами она была где-то между, кости проявленные, а пальцы — слишком длинные и с лишними суставами.
Что-то выдало присутствие Карсы — наверное, дыхание, когда он наклонился поближе, — и рука вдруг судорожно дёрнулась, а затем замерла на камне, широко растопырив пальцы. Теперь Карса разглядел недвусмысленные признаки того, что дикие животные бросались на эту руку — горные волки и создания даже более опасные. Её кусали, грызли, жевали, но, похоже, костей так и не сломали. Ладонь вновь неподвижно замерла, прижавшись к полу.
Услышав шаги за спиной, Карса поднялся и обернулся. Дэлум и Байрот шли по тропе с оружием наготове. Карса шагнул им навстречу. Байрот проворчал:
— Собаки твои вернулись и скулили.
— Что ты нашёл, предводитель? — шёпотом спросил Дэлум.
— Демона, — ответил тот. — Демона, которого навеки заточили под этим камнем. Но демон ещё жив.
— Форкассала.
— Пусть так. В наших сказаниях, видно, много правды.
Байрот протиснулся мимо Карсы и подошёл к плите. Присел и долго разглядывал в сумраке руку, затем выпрямился и вернулся к товарищам.
— Форкассал. Горный демон. Тот, Кто Искал Мира.
— Во времена Войн Духов, когда наши старые боги были ещё молоды, — проговорил Дэлум. — Карса Орлонг, что ты помнишь из этого сказания? Легенда полузабытая, одни обрывки сохранились. Даже сами старейшины признавали, что бо́льшая часть её истёрлась давным-давно, ещё до пробуждения Семерых.
— Обрывки, — подтвердил Карса. — Войны Духов — два, может, три нашествия, которые по сути не касались теблоров. Чужеземные боги и демоны. От их сражений сотрясались горы, и в конце осталась лишь одна сила…
— В том сказании, — перебил Дэлум, — только и упоминается Икарий. Карса Орлонг, может быть, эти «т’лан имассы», о которых писал старейшина из пещеры, тоже пришли во время Войн Духов, они победили и ушли, чтобы больше не возвращаться. Быть может, именно Войны Духов искалечили наш народ.
Байрот не сводил глаз с плиты. Теперь он заговорил:
— Демона нужно освободить.
Карса и Дэлум одновременно повернулись к нему, онемев от такого внезапного заявления.
— Не возражайте, пока я не закончу, — продолжил Байрот. — Говорят, форкассал явился на Войны Духов, дабы установить мир между соперниками. Таков один из обрывков сказания. За деяния демона уничтожили. Таков иной обрывок. Икарий также стремился прекратить войну, но прибыл слишком поздно, а победители знали, что не смогут одолеть его, поэтому даже и не пытались. Таков третий. Дэлум Торд, знаки в пещере ведь тоже говорят об Икарии, верно?
— Верно, Байрот Гилд. Икарий дал теблорам Законы, которые позволили нам выжить.
— Но если бы «т’лан имассы» сумели, они и его накрыли бы камнем, — проговорил Байрот и замолчал.
Карса резко развернулся и подошёл к плите. Свечение вокруг неё в некоторых местах судорожно моргало: древнейшие чары на камне постепенно слабели. Старейшины теблоров практиковали колдовство, но очень редко. После пробуждения Ликов в Скале магия приходила лишь как откровение — во сне или трансе. Старинные сказания говорили о жестоких проявлениях открытого чародейства, о зловещих клинках, закалённых в проклятьях, но Карса всегда считал, что это лишь хитроумные выдумки, призванные поярче раскрасить легенду. Он нахмурился.
— В этой магии я ничего не смыслю, — заявил Карса.
Подошли Байрот и Дэлум.
Рука по-прежнему лежала на камне неподвижно.
— Интересно, слышит ли демон наш разговор? — пробормотал Дэлум.
Байрот хмыкнул:
— Даже если слышит, как он нас поймёт? Нижеземцы говорят на другом наречии. У демонов, наверное, тоже свой язык.
— Но он пришёл, чтобы установить мир…
— Не может он нас услышать, — уверенно заявил Карса. — Разве что почувствует присутствие кого-то… или чего-то.
Пожав плечами, Байрот присел рядом с плитой. Вытянул руку, замер на миг, а затем всё же приложил ладонь к камню.
— Ни холодный, ни горячий. Эти чары не против нас.
— Значит, они должны не охранять, но лишь удерживать, — предположил Дэлум.
— Втроём, наверное, сможем его поднять.
Карса внимательно посмотрел на дородного воина:
— Что́ ты хочешь пробудить здесь, Байрот Гилд?
Тот поднял глаза, нахмурился. Затем брови его поднялись, и Байрот улыбнулся:
— Миротворца?
— От мира нет никакого проку.
— Среди теблоров должен воцариться мир, иначе они никогда не объединятся.
Карса вскинул голову, обдумывая слова Байрота.
— Демон этот, может, обезумел, — пробормотал Дэлум. — Сколько же он пролежал под этим камнем?
— Нас трое, — сказал Байрот.
— Но этот демон явился из времён, когда мы были побеждены, и если эти «т’лан имассы» придавили демона камнем, то лишь потому, что не могли убить. Байрот Гилд, мы трое — ничто для такого создания.
— Зато он будет нам благодарен.
— Лихорадка безумия не знает дружбы.
Оба воина посмотрели на Карсу.
— Мы не можем постичь мысли демона, — проговорил тот. — Но одно видим ясно: как он пытается защищаться. Эта рука отбилась от многих диких зверей. В этом я вижу знак решимости и целеустремлённости.
— Терпение бессмертного, — кивнул Байрот. — Я вижу то же, что и ты, Карса Орлонг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});