Как так получается, никто до сих пор толком не знает, но у слона должны быть особые приемы, потому что когда он нападает или убегает, не таясь, то поднимает такой несусветный тарарам, что его надо слышать собственными ушами, чтобы поверить. В охотничьих угодьях деревни Бакабе я наткнулся на след нескольких слонов. Они свалили и повырывали с корнями почти все деревья на небольшой плантации и ушли, должно быть, в тот момент, когда мы выходили на вырубку, — вода все еще стекала струйками в громадные круглые следы их ног. И мы не слышали ни звука, хотя бегом бросились в лес следом за ними.
На фотографиях слоны чаще всего стоят среди высокой травы, возле рек или в более или менее открытой саванне. Эти фотографии сделаны в Восточной Африке и вводят в грубейшее заблуждение. В Западной Африке слонов редко увидишь в такой местности; собственно говоря, их вообще редко приходится видеть, хотя их там очень много, особенно в районе Мамфе. Гиганты обитают в глубине лесов нагорий и в густых вечнозеленых лесах. Взглянув на тот или другой лес, вы ни за что не подумаете, что там могут скрываться слоны; листва по большей части находится вне пределов досягаемости даже для слонов, а земля сплошь опутана лианами толщиной от бечевки до обхвата человеческого туловища.
В лесу скрываются многие другие животные, и большие и малые. До сих пор я упоминал только тех из них, на которых мы натыкались почти случайно, но были и другие, которых нам приходилось выслеживать. Одно из них — буйвол.
Я поддался уговорам сурового старого охотника и отправился на поиски этих коварных и опасных животных. Но без энтузиазма — по целому ряду причин, в том числе потому, что меня абсолютно не интересует так называемая крупная дичь. Мне пришлось глубоко раскаяться в своем слабоволии, но причины тому были иные.
Мы вышли из деревни на рассвете, и охотник (насколько мне удалось разобрать, его звали Эантдуду) нес неимоверных размеров старинное ружье, абсолютно бесполезное при нападении буйвола, а я — винтовку, оружие, которого я опасаюсь и недолюбливаю главным образом потому, что не очень-то уверенно с ним обращаюсь. Мы направились к северу сквозь невысокую густую поросль с неизменной скоростью — четыре мили в час. В полдень мы все еще шли, теперь уже на запад, и я начал подозревать, что со мной сыграли одну из самых обычных африканских шуточек. Африканцы прекрасно знают пристрастие англичанина к спорту и пешим походам и, объявив, что выведут спортсмена на дичь, просто таскают его по лесу день-деньской — посмотрим, дескать, на что ты способен, — отнюдь не собираясь даже близко подходить к местам, где водится дичь.
Тем не менее часа в два мы оказались в непосредственной близости от крупной дичи. Старик Эантдуду пришел в величайшее возбуждение — он то вытягивался в струнку, то нырял под кусты, вынюхивал что-то в воздухе, на земле и в зарослях, разыскал кучи навоза и целую сеть следов, ползал, извиваясь, на животе и бегал без устали кругами, а я — за ним.
Внезапно впереди раздался оглушительный треск, и было слышно, как множество тяжелых туш с шумом ломятся через чащу, убегая от нас. Потом все ненадолго затихло, как вдруг что-то с треском пронеслось мимо. Мы упали на колени, пытаясь заглянуть под кроны низеньких деревьев, но ничего не увидели. Тут за нашими спинами прогремел выстрел, и Эантдуду подскочил — я решил, что пуля угодила в него. Мы бросились вперед.
Выбежав на маленькую полянку, мы увидели четверку совершенно голых охотников, стоявших вокруг крохотной мертвой антилопы-дукера. Этого мой друг уже не выдержал. Его проклятия потрясли лесные дебри и, очевидно, голых охотников, так как они более или менее потеряли дар речи, что отнюдь не свойственно африканским охотникам. (Постепенно я сообразил, что они браконьерствуют в охотничьих угодьях родной деревни Эантдуду.)
Все это только ухудшило положение, так как мой ветеран не желал сдаваться. Он заявил, что надо поискать дичь в другом месте, — как оказалось, примерно на таком же расстоянии от деревни, только уже не на северо-запад, а на юго-восток. К несчастью, я понял это слишком поздно. Когда мы вернулись в деревню, — естественно, без единого буйвола — мне уже ни до чего не было дела. Примерно неделю я приходил в себя после нашей прогулочки, и как раз тогда мы добыли «буйвола» (по крайней мере мне кажется, что это можно назвать буйволом).
Несколько дней спустя, уже под вечер, мы спокойно работали, как вдруг где-то за домом поднялся чудовищный шум. Рев и треск двигались к дому с неимоверной скоростью, и, прежде чем мы успели выйти и спросить, в чем дело, весь персонал ворвался в дом. Мы жили в большой мазанке из камыша с глиной, слегка приподнятой на земляной насыпи; позади нее рядком стояли небольшие домики, где помещалась кухня и жили наши помощники. И вот в комнату с диким воем ввалился повар Айюк, с головы до ног облепленный комками вареного риса и кусками цыпленка в соусе из красного перца.
— Помоги, помоги, хозяин! — вопил он. — Лесная корова (буйвол) ходи задом сквозь стенку кухни, гуляй по огонь, обед пропади совсем!
— Сам вижу! — заорал я в ответ. — Давай бери ружье, живо!..
Были принесены ружья и фонари, и мы осторожно стали обходить вокруг дома. Шум удалялся от кухни вниз по пологому склону, расчищенному от леса и засаженному небольшими кустиками перца. Луч фонаря, почти потерявшийся на расстоянии, выхватил из темноты двух крупных животных с опущенными к земле головами, бодающих друг друга.
— Ага! Большой мясо дерется, это мясо много сильный!
Я передал винтовку Джорджу.
— Бога ради, бей наповал, — сказал я, — пока они не бросились крушить наши владения.
Дрожащей рукой я направил фонарь, а Джордж тщательно прицелился и выстрелил. Раздался душераздирающий рев, и оба животных пропали из виду. В наступившей тишине мы услышали топот убегавшего в соседний лес буйвола.
— А, хозяин стреляй много хорошо!
«Хозяин стреляй хорошо» — что правда, то правда; со всех сторон неслось «Хозяин» с присовокуплением похвал! Все это вполне заслуженно, ибо Джорджу никогда не изменяла твердость руки.
Мы собрались с духом, взяли фонари и целый арсенал оружия (раненая «лесная корова» — самое опасное животное) и осторожно двинулись вниз по склону. Туши нигде не было видно, и мы стали поминутно оглядываться, ожидая внезапного нападения. Затем вышли к обочине глубокой канавы и направили туда свет своих фонарей.
И что же предстало нашим глазам? Там лежала упитанная маленькая домашняя коровенка, воздев к небу все четыре коротенькие ножки, прямые и негнущиеся, как у чучела, выброшенного из стеклянной витрины.
Преднамеренное убийство любимой коровы местного жителя могло вызвать бесконечные осложнения: корова в Африке — то же самое, что у нас «роллс-ройс». Однако на сей раз обошлось без неприятностей, потому что владелец жил в другой деревне, а не в той, где мы квартировали, и не сумел убедительно объяснить, что именно его «мясо» делапо на чужой территории. Я так представил дело вождям обеих деревень: уж если человек пускает своих коров вытаптывать у соседей посадки перца и губить обед их гостей заодно со всей кухонной утварью, то пусть он и несет наказание.
Однако выпутаться нам все же не удалось. Оба вождя парировали мои аргументы, заметив, что, раз уж мы так умело прогоняем ночных мародеров, почему бы нам не помочь немного в охране других посевов. Как оказалось, значительную часть урожая каждую ночь уничтожают какие-то большие прожорливые животные. Вожди поставили вопрос таким образом, что нам ничего иного не оставалось, как согласиться оказать требуемую помощь. Мы пообещали засесть в засаду до темноты в том месте, где незваные гости выходили из близлежащего леса.
Однако мы не дождались ничего, кроме полчищ изголодавшихся комаров, а так как я сильно подозревал, что только ради этого деревенские жители и организовали нашу засаду, больше мы на эту тему не заговаривали. Но я все же чувствовал, что нет дыма без огня, поэтому взял на себя обязанность каждый вечер выходить в лес, примыкающий к полям. Не прошло и трех дней, как я наткнулся на нечто куда более весомое, чем комары.
На самом краю возделанной земли стояла маленькая африканская хижина. Крыша ее провалилась, трава одинаково неуемно росла как снаружи, так и внутри. Когда я подошел к этой развалюхе, оттуда что-то выскочило. Я замер и прислушался. Ничего. Но я был твердо уверен — •* животное где-то недалеко. Тогда я несколько раз еле слышно щелкнул языком, и через несколько секунд высокая трава вокруг меня зашевелилась сразу в нескольких местах. Тут я понял, что смотрю во все глаза не на травянистую лужайку, а на целое стадо буш-боков (Tragelaphus scriptus).
Эти прелестные, грациозные маленькие антилопы носили на шкурке такой идеальный камуфляж, что в полосках света и тени от стеблей травы попросту растворялись, сливаясь с фоном, но, когда они сдвинулись с мест, я увидел их отчетливо. Был среди них один красавец, увенчанный великолепно завитыми рожками с белыми кончиками. Шкурка его была буквально расписана золотисто-оранжевым цветом и настоящей вязью тонких белых штрихов — словно гигантскими буквами, что и отражает научное название. Там был еще молодой самец, три самочки и несколько совсем молодых антилоп.