— Но ведь они имеют в диаметре до сотни километров!
— Некоторые достигают и трехсот!
— Я и говорю, Иван Макарович, невозможно вообразить себе такие огромные вулканы!
— А метеоры такие можно вообразить? Каким он должен быть, чтобы выбить впадину диаметром в сотни километров?
— Даже на Земле есть довольно большие кратеры…
— Вы имеете в виду Аризонский метеорит?
— Да, Иван Макарович.
— Действительно, он огромный, но диаметр кратера, который он выбил в земной коре, составляет всего-навсего тысячу двести семь метров! И потом обратите внимание: там метеорит сделал впадину глубиной в 174 метра, но не образовал вокруг горное кольцо. А здесь вокруг кратера настоящие горы, да еще и на громадном расстоянии от него…
— Как же объяснить их происхождение?
— Прежде всего надо определить эпоху их возникновения. Это можно будет сделать, изучив залежи свинца, который получается в результате распада радия. В настоящее время я склонен допустить, что большие цирки возникли здесь в эпоху застывания коры Луны. Кора тогда была такая, что извержение вулкана могло образовать на ней кольцевидную волну, которая откатывалась от центра извержения на десятки и сотни километров. Откатывалась и застывала. Иногда взрывы были так сильны, что вязкость коры не могла затормозить волн, и они распадались.
— А белые полосы, идущие радиально от многих кратеров?
— Таких образований, как вокруг кратеров Тихо, Коперника и Кеплера, не так уж и много. Мысль об их вулканическом происхождении возникла еще в девятнадцатом столетии. Теперь мы с вами убедились, что светлые полосы — сияние вокруг кратеров — на самом деле не что иное, как вулканический пепел.
— С этим я согласен; мне только не ясно, как пепел мог залечь на таких громадных расстояниях. Светлые полосы, идущие от Тихо, пересекают почти весь диск Луны.
— Что касается этого, то можно допустить, что светлые полосы — следы сравнительно поздних извержений. Эти извержения произошли, конечно, еще тогда, когда на Земле не только не было телескопов, но не существовало даже самих людей. Может быть, именно благодаря разогреванию коры расплавленной магмой Луна в то время уже потеряла атмосферу и селениты погибли. Воздушная оболочка, конечно, затормозила бы движение изверженных газов, атмосферные течения завихрили бы пепел, а спустя некоторое время и совсем бы его развеяли или размыли… Ну, а раз воздуха не было, то он и лег такими радиальными линиями. Тысячелетия проходили одно за другим, а здесь — ни дождя, ни ветра… Такою представляется мне в общих чертах история этих образований.
— Вы считаете, что атмосферу Луна потеряла потому, что разогрелась кора?
— Не иначе. Расчеты показывают, что Луна может удерживать газовую оболочку. Только высокая температура явилась причиной ее потери. Моря расплавленной лавы…
— Посмотрите! — воскликнул Загорский, указывая на далекую долину.
Там то и дело вздымалась пыль — словно кто-то беспорядочно бомбардировал равнину. Разрывы приближались в сторону плато, на котором находилась «Комета». Что, если попадет? Плугарь и Загорский окаменели. Рвануло на склоне горы, дальше и дальше… Взгляд ловил острые высокие фонтаны пыли, грудь вздрагивала. Опасность была так очевидна, так страшна, что останавливалось дыхание. Все ближе к ракете, ближе… Пронесло!
Пот градом катился по лицу Плугаря, но профессор посмотрел на Загорского, на киноаппарат, висящий через плечо, и, скрывая волнение, спросил:
— Разве вы не снимали? Какое это чудесное явление — метеорный рой бомбардирует Луну!
— Да я… Я боялся за «Комету»!
— В другой раз не зевайте, — уже более ровным голосом продолжал профессор. — Если представится случай — обязательно сфотографируйте столкновение метеоритов с Луной.
Промчался метеорный дождь — и снова — неподвижность. Словно и «Комета» оцепенела среди мертвого пейзажа…
УЛЬТИМАТУМ ДИКА
На экране локатора появилась фигура. Она топталась возле Олиной записки, подавая руками какие-то сигналы.
— Зовет, — сказал Иван Макарович, отклонившись от экрана. — Видно, настало время переговоров.
Профессор начал одеваться. Все вопрошающе смотрели на него. Милько не вытерпел:
— Неужели вы пойдете, Иван Макарович? Да плюньте…
Ольга молчала. Она хорошо знала, что когда отец что-либо решил, отговорить его невозможно.
Иван Макарович молча надел скафандр и вышел.
Ольга подошла к Загорскому и посмотрела через его плечо на экран. Вот фигура отца приближается к незнакомцу. Сошлись, остановились. О чем они говорят?
Если бы локатор мог передавать не только отражения, а и звуки, в «Комете» услышали бы такой разговор:
— Я есть директор и представитель фирмы «Атомиквельт», отрекомендовался по радио чужой скафандр. — Я есть командир экспедиции Дик. Надеюсь — вы есть Плугарь?
— Да, — ответил Иван Макарович,
— Нам надо установить добрососедские отношения, — продолжал Дик, речь которого становилась все чище. — Я уже посылал к вам. Но, к сожалению, ваш механик…
— Отказался изменить Родине…
— Зачем такие выражения, мистер Плугарь? Чтобы в дальнейшем не было никаких эксцессов, давайте установим зоны деятельности.
— То есть?
— Как долго вы здесь пробудете?
— Мы здесь пробудем до тех пор, пока этого будут требовать интересы науки, пока не выполним свой программы научных исследований.
— Чудесно! А не считаете ли вы, профессор, что для науки большой загадкой является другое полушарие Луны, — то, которого никогда не бывает видно с Земли.
— Охватим и то полушарие, всему свой черед.
— А не видите ли вы, что нам на этом полушарии тесно? Я предлагаю вам — именно в интересах науки — перебазироваться на другую сторону…
— Это что — ультиматум?
— Оставим громкие слова, профессор! Мой добрососедский совет можете расценивать, как хотите. Вы же сами сказали: ваша цель — наука. Вот и перебирайтесь на то полушарие. Для наблюдений за звездами там идеальные условия. Не будет мешать диск Земли…
— Мы сами знаем, где нам лучше работать.
— Ага, не хотите? Под ширмой науки вы здесь закладываете военную базу! Мы этого не потерпим. Тем более, что эта территория принадлежит нашей фирме.
— Не в наследство ли получили?
— Я говорю официально: эта территория и все, что на ней, под ней и над нею — все это собственность нашей фирмы. У нас имеются документы!
— Как же вы приобрели эту «собственность»?
— Купили у другой фирмы.
— А та где взяла?
— Где? — Дик замялся. — Да… просто открыла продажу территории Луны… Но это, в конце концов, нас не касается. Мы купили — вот главное!
— Если вас не касается, то нас — тем более! Может быть, ваши фирмы оптом и в розницу продают звезды Млечного пути, может, вы приобрели кольца Сатурна или Большой Воз? Это ваши внутренние дела.
— Значит, не признаете?
— Не признаем,
— Ну, хорошо. Я не сомневаюсь, что международный трибунал защитит интересы фирмы. Кстати, что означает эта надпись? — генерал носком сапога указал на записку Ольги.
— Вы же грамотный?
— Что это — угроза использовать атомный реактор? И это называется «атомная энергия в мирных целях»! Мы уже зафотографировали этот документ, о нем узнает весь мир!
— Вы многословны. У нас мало времени.
— Значит, отклоняете наше предложение о перебазировании?
— Самым решительным образом.
— Вы, очевидно, недооцениваете положения, профессор! Я вам помогу в этом. Наш полет подготовила атомная фирма, а не Академия наук, как у вас. Вскоре прибудет еще одна ракета. Это будет не только демонстрация могущества…
— Мы не боимся угроз, — перебил его Иван Макарович.
— Вас привлекают стратегические залежи?
— Мир, труд, наука, — вот что нас привлекает!
— Залежи нового радиоактивного элемента, который мы назвали «Селенит-1», открыли мы и не уступим никому! — повысил голос Дик. — В то время как мы с вами здесь вежливо разговариваем, наши лаборанты проводят над ними испытания. И кто поручится…
— Вы все сказали?
Плугарь повернулся и ровным шагом, не торопясь, направился к ракете,
КАТАСТРОФА
— Значит, продолжим свою работу, товарищи? До наступления ночи осталось, по моим подсчетам, семьдесят часов… и тридцать восемь минут… вот и еще одна минута прошла… За это время можно многое сделать. Нам необходимо пополнить коллекцию минералов, перенести экспонаты из города селенитов… Астрономические наблюдения придется, к сожалению, отложить. Надо провести систематические съемки, чтобы получился полноценный фильм, а не отдельные фрагменты. Ясно, товарищ Загорский?