Итальянец прилетел из Москвы, задержался пару дней в столице Белоруссии, и вот он уже в Гродно. Хорошо, что по всем документам он проходит как мой заграничный агент и имеет тесные связи с «Госкино». В противном случае никакое ГРУ не помогло бы гражданину страны, члена НАТО, свободно перемещаться по СССР. Понятно, что какие-то агенты должны вести ди Марко, но я пока никого не обнаружил. Касаемо самой встречи, то Андрей Геннадьевич разрешил пообщаться нам тет-а-тет, с условием, что Франческо примет новые правила игры. А куда он денется с подводной лодки?
Прогуливаясь по деревенской грунтовке и наслаждаясь июньскими пейзажами, я постепенно посвятил своего компаньона в нынешние расклады. Судя по отсутствию особого удивления, итальянец предполагал что-то подобное.
— Ты же понимаешь, что швейцарцев насторожит транш из нового банка? Предложи своим друзьям перечислить деньги на наш счёт в банке Виргинских островов, а далее мы начнём спокойно оперировать общей суммой. Ну, потеряют они какие-то копейки, только в таком деле нельзя экономить, — ответил итальянец, обдумав мои слова, — Мы лишний раз засветимся, так как переводы в любом случае контролируются. Только это уже сложности твоих новых друзей. Странно, что они не хотят работать напрямую через банк сеньора Карнауха.
— Это деньги совершенно разных структур. Не путай советское правительство и разведку. И ещё. Надеюсь, ты понимаешь, что даже намёк об уходе информации в чужие руки, поставит крест на нашей деятельности? — останавливаюсь и внимательно смотрю в печальные глаза импресарио.
— Алекс, если товарищи разрешили ввести меня в курс дела, то они всё просчитали. И я прекрасно понимаю, что теперь являюсь смертником. Вот только хотелось бы понять, какого чёрта я ввязался в это дурно пахнущее дело?
— Деньги, Франческо! Огромные суммы, которых хватит даже твоим правнукам! — отвечаю с усмешкой, — И не переживай, мне пообещали, что с нами будут играть честно. Хотя, полностью согласен, мы с тобой сейчас, как два сапёра без права на ошибку. Только не считай всё это работой на иностранную разведку. У тебя точно не будут требовать добывать секреты твоей Италии. Считай, что мы сотрудничаем с обычной корпорацией. Кстати, многие западные компании спокойно работают совместно с ЦРУ или МИ-6. Так что обычная ситуация для тех, кто в курсе.
— Давай сменим тему, — предложил итальянец, — Насколько я понял, инструкции поступят напрямую ко мне в Милан? Тогда я и начну переживать. У нас нарисовалась большая проблема. Компании, с которыми мы заключили контракты на рекламу, требуют новые ролики. Как мы это будем решать — не знаю. Никто не хочет работать с твоими помощниками, да и двое из них уже уволились. Наша парижская студия фактически простаивает, благо ребята снимают всякую мелочёвку. Но серьёзным воротилам нужны твои работы. Как бы не получить иск на немалую сумму.
Да, с рекламным бизнесом получилась очередная засада. И если «LV» готов немного подождать, то остальные партнёры начинают нервничать. В принципе, я уже начал решать создавшуюся проблему. Но не факт, что на мои условия пойдут заказчики.
— Я недавно начал строить фактически собственную киностудию, — Франческо аж рот открыл от удивления, услышав подобную новость, — Мне выделили землю на севере Москвы, недалеко от киностудии им. Горького. Но речь сейчас не об этом, ибо это долгий процесс. Пока нам приходится использовать старые павильоны, в которых нет недостатка. И я не вижу проблемы, почему не снять часть рекламных роликов в Москве? Нам же не обязательны натурные съёмки европейских городов — можно обойтись декорациями. В конце концов, часть клипа можно смонтировать, добавив нужные виды уже в Париже. Главное — договориться с местными, жутко жадными до валюты, чиновниками. Будем считать расходы на отчисление в советский бюджет обыкновенными налогами. Просто мы их не заплатим во Франции. Заказчики переведут деньги на наш счёт в Швейцарии, оттуда мы сделаем транш «Внешэкономбанку» или иному получателю. Вдруг наши доблестные руководители захотят поставить новую партию верблюжьих одеял в Экваториальную Гвинею или партию книг по ядерной физике для талантливых детишек Заира.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ди Марко сначала не понял шутки, но потом звонко рассмеялся.
— Алекс, но ты ведь понимаешь, что мы полностью увязли? — серьёзным тоном спросил импресарио, — Ни о какой независимости более не может идти речи. Ты сам говоришь, что нас могут использовать в переводе денег на специфические нужды. Боюсь, что всё это закончится очень плохо.
— А у нас нет иного выхода, друг мой. Хорошо, что никто не покушается на наши личные капиталы. Это уже отличная новость, — стараюсь успокоить итальянца, хотя сам не особо верю, что подобные договорённости будут соблюдаться постоянно.
Уж слишком большой кусок мы отхватили, я так вообще сейчас весьма состоятельный человек. С учётом спекуляций с золотом и будущей операции с нефтью, есть вариант стать мультимиллионером. А это значит, что прятать деньги станет всё сложнее. Думаю, американских налоговиков уже интересует, куда уходят миллионы долларов отчислений от проката моих фильмов. Англичане тоже очень любят совать свой нос в чужие дела. Одна надежда на швейцарцев, которые пока ещё не прогнулись под новые реалии. И всё это на фоне того, что я не могу выехать за рубеж и получать информацию в онлайн режиме.
— Она передавала привет и написала тебе, — вдруг сменил тему ди Марко и вытащил из внутреннего кармана конверт, — Понимаю, что лезу не в своё дело, но не отталкивай её. Хотя бы ответь на письмо, прошу тебя как друга.
Франческо именно лезет в чужое дело и мою заметавшуюся душу. Я думал, что мне удалось погасить все чувства к Аните, но увидев конверт, сердце бешено забилось. При этом мне известны перипетии её жизни, правда, исключительно из глянцевых журналов. Что творится на душе моей бывшей любви, я не знаю. И если бы не этот чёртов итальянец, то я и дальше продолжал оставаться в счастливом неведении. Зачем это ей? Прошлого не вернуть, да и особо будущего у нас никогда не было. Первым порывом было разорвать письмо, но я прекрасно понимаю, что хочу его прочитать. Лёша, ты совсем запутался, и людей за собой тянешь.
* * *
Франческо переночевал в Гродно, предварительно проведя целый день на съёмках, и остался весьма довольным увиденным. Проводив итальянца, я ещё сутки не прикасался к письму. Наконец, вечером, доделав все дела, открываю бутылку вина и далее вскрываю конверт. Вообще-то, у нас сухой закон, но я здесь начальник и мне сегодня можно. Пытаюсь достать само письмо, но первыми пальцы нащупали глянцевую бумагу, оказавшуюся фотографией.
На снимке изображена всё ещё красивая, я бы сказал роскошная блондинка, и забавный мальчик лет трёх. Анита одета в закрытое платье с короткими рукавами, а Алессио форсит в детской версии морского костюма. Только вместо бескозырки, у мальчика на голове забавный берет с помпончиком. Понятно, что я знаю имя мальчика, хотя шведка усиленно скрывает сына от журналистов, и его снимков в журналах не найти. И прекрасно понимаю, в честь кого его назвали, только на итальянский манер.
Письмо, кстати, было достаточно кратким и практически без эмоций. Просто меня поблагодарили за счастливые деньки и сына. Далее, Анита перечисляла свои бизнес-планы и текущие дела. Судя по описанию, всё идёт замечательно, и она весьма состоятельная особа. Ещё она, оказывается, знает о моём сложном положении и готова вступить в борьбу с советской системой, дабы меня отпустили.
Хотя, мотивация Аниты мне понятна. Они там, на Западе все малость малахольные, и считают СССР тюрьмой народов. Наверняка шведка решила, что Лёшу заслали, чуть ли не в Сибирь и его срочно надо спасать. Мол, тебе есть куда ехать, и не беспокойся о финансовой стороне вопроса. А ещё тебя ждёт сын, и вообще всё будет в шоколаде. Если она думает, что так выражается поддержка, то глубоко заблуждается, но всё равно приятно. Только на душе стало ещё хуже. У меня в Москве фактически не разрубаемый Гордиев узел, тут ещё старая любовь дала о себе знать. В прошлой жизни всегда старался следовать правилу: уходя — уходи. Но здесь система дала сбой. Короче, запутался Алексей Анатольевич, и чем дальше, тем хуже. Ещё и фактическое рабство, в которое меня загнало ГРУ.