– Так это ж на нужного! – снова начала кипятиться Мария Адамовна. – А зачем ты тогда Индюшихе нашего деда сватать стала? Главное, и рубашка-то у него в клеточку! И сам он не здешний, и даже глаза синие!
– Да у вашего-то деда какие уже синие? – бурчала Валентина. – Они у него… вон… как у вареной рыбы! А рубашка… Так сейчас в клетчатых вся деревня ходит. И не деревня тоже… Хватит уже… сами мне чуть всю работу не загубили… Чего у вас, поесть-то ничего нет?
– Сейчас приготовим, – кивнула Мария Адамовна. – Ты давай, доедай уже эти блины, а завтра мы с утра в магазин сбегаем. Мам, завтра, как проснетесь, сходите с отцом за продуктами, списочек я вам набросаю.
– Миша! Пойдем спать, нам завтра в жуткую рань вставать, мы еще не обошли всю деревню, к тому же… Машенька, денюжку тоже оставь, Мишина пенсия у нас пойдет на… на новую беседку. И надо кур прикупить… породистых… да Миша еще лошадку маленькую хочет. Ой, прямо столько дел, столько дел в этой деревенской жизни.
Михаил Иванович скрипнул зубами и направился за супругой, Иван Михайлович сразу же шмыгнул к телевизору, а женщины уселись на кухне делиться последними новостями.
Марии Адамовне пришлось рассказать, что успехов в соединении судеб она пока еще не достигла. Да, если честно, здесь бы старую семью сохранить, а то еще Люба эта… Вот прямо как бельмо на глазу!
– Слушай, Маш, а чего ваш Михаил Иванович терпеть не может? – вдруг спросила Валентина.
– Да все он терпит, – махнула рукой Мария Адамовна. – Что в тарелку ни сунь, все сметелит.
– Я тебе не про еду. Есть у него какие-нибудь идейные принципы? Ну вот… допустим, пьяниц он на дух не терпит или женщин легкого поведения?
– Вот с женщинами… тут наоборот, мне кажется, – закручинилась Мария Адамовна. – Эта Индюшиха – то с одним, то с другим, а наш дед прямо на нее налюбоваться не может! Да… Михал Иваныч, Валя, бабу Нюру нашу не любит, вот что я тебе скажу. Та уж и так возле него, и эдак, а он…
– Нет, ну это само собой, я про…
– Ну и чего? – заглянул вдруг на кухню Михаил Иванович и обратился к Валентине: – Ты уже нормальная? Переоделась? А то я как увидел гадалку эту, так весь сон из башки вышибло!
– Пап, да ты чего? – округлила глаза Мария Адамовна. – Мы ведь уже разобрались! Валя это так… пошутила!
– Ну да, ну да… – закивал свекор. – Я так… еще раз проверить… Попить вышел, да думаю, дай-ка еще раз гляну, а то я… шибко этих гадалок… прям не люблю их до ужасов! Вот выворачивает меня всего.
Валентина пристально посмотрела на главу семейства, переглянулась с Марией Адамовной и повела головой:
– То-то я и смотрю… вывернуло тебя уже. Сам на себя не похож… Слушай, Михал Иваныч, а тебя здесь никто, случайно, не того, не приворожил?
Михаил Иванович вытянулся струной и отчаянно замотал головой:
– Н-нет! Да и кто у нас здесь приворожит, ко мне никакие бабки не ходят… Нет, ну чего ты несешь-то, Валентина?
– А тут и не обязательно бабки могут, сейчас в книжках любой приворот опишут подробно и еще на дом выедут, – вздохнула сватья. – Вот скажи, никто тебе дохлую черную кошку не подкидывал? Или, к примеру, мышь какую засушенную?
Михаил Иванович с каждым словом становился все бледнее. Нечистой силы он боялся. Еще в детстве, когда жил в деревне, бабка ему такое рассказывала… Ну, ее понять можно, детских сказок она вовек не читала, вот и несла всякую чушь, что в голову взбредет… По молодости-то Михаил Иванович только посмеивался над бабулей, а вот с возрастом… Да и по телевизору всяких колдунов стали показывать.
– Чего примолк-то? – добивала родственника Валентина. – Не подбрасывал ли тебе кто иголок в дом? Может, где под кроватью натыкали? Или хвост крысиный? Лапку лягушачью?
– Ой, Валюша, – подперла щеку кулачком Мария Адамовна. – Откуда ж он знает? У него ведь здесь эта… Любка Индюшиха командовала. А ты ее глаза видела?
Валентина театрально охнула и на целую минуту онемела.
– Да ничего у меня нет! – взорвался старший Коровин. – И не было! Никаких там… лапок! Хвостов! Иголок! Крыс! Чего вы?! На ночь глядя всякую чушь несете?! Специально уморить…
– Точно… – страшным шепотом прошипела Валентина. – То-то я и смотрю… Я с ней разговариваю, а у нее глаза так и бегают, так и бегают… как мыши… Это она! Точно вам говорю, она и приворожила!
– Быстро всем в койку! – не выдержал Коровин. – Не позволю на хорошего человека клевету наводить!
– Видала? – печально посмотрела на сватью Мария Адамовна. – А ведь раньше-то мы и голоса его не слышали. Помню, наша-то матушка деда и олухом назовет, и недоумком, он же только молчит да головушкой кивает. А сейчас, видала? Какой протест! Какое бурное несогласие!
– К гадалке не ходи – приворожили, – кивала Валентина. – Индюшиха эта ваша.
– А чего делать-то теперь? – спрашивала Мария Адамовна, совершенно не обращая внимания на свекра, как будто тот и не стоял рядом, как будто его и не трясло от таких страшных новостей и как будто бы он уже мысленно со всеми не прощался. – Как спасать-то деда, Валя?
Та немного подумала, а потом решительно велела:
– Индюшиху больше не пускать, быть ближе к жене и детям, ну и… в город вам надо.
Вот назад Марии Адамовне старших Коровиных везти совершенно не хотелось. Она только-только приучила Элеонору Юрьевну к тому, что жить в деревне – это модно, стильно, престижно и прекрасно для здоровья, как на тебе – в город! Да она уже придумала, какую перестановку дома сделает, когда вернется!
– Нет, Валюша, я слышала, что лечиться надо там, где заразился. В деревне то есть. Так что… не надо им в город.
– А мне кажется, что лучше будет, – не соглашалась Валентина. – Подальше от соблазна, с глаз долой…
Мария Адамовна на минуту потеряла на собой контроль:
– Вот ты живешь одна! Со своим мужем! Поэтому тебе и кажется всякая дрянь! А мы в своей квартире вместе со стариками уже столько лет! И мне лучше знать, что там кому кажется! Так что… Пап, ты ее не слушай, мы тебя подлечим, отворожим, и будешь ты в своем домике поживать, как царь! Маменька вон себя царицей уже чувствует.
– Я ничего не понял… – наконец пролепетал Михаил Иванович. – Мне что делать-то?
– Спать идти! Отдыхать! – в голос возопили обе дамы, и Коровин потрусил под бочок к своей царице. Все же так спокойнее.
Глава 5
Люба от Коровиных шла домой сама не своя. По лицу ее блуждала улыбка, в голове витали мысли о счастье, и даже то, что рядом сопел этот Петр, ее совершенно не напрягало. Да пусть идет! Это же он так… квартирант, и все. А вот скоро… Эх, чего ж бабка-то не уточнила, какого числа Люба встретится со своим голубоглазым, седым, в клетчатой рубашке? А может быть… может быть, она уже и встретилась? Да только сама еще своего счастья не видит? А… а может быть, и видит? Уж больно этот неизвестный на Михаила Ивановича похож. А чего? И старше он ее, и хозяйственный, и глаза… черт, какие ж у него глаза-то? Вот ведь неудача, даже не заглянула в них ни разу…