Читать интересную книгу Лжедмитрий I - Николай Алексеев

Белый-Туренин, напротив, скучал по ней, как по сестре, и, подозревая, кто виновник всего этого, едва удерживался от желания «вздуть» отца Пия. Он не раз допытывался, куда увезли Анджелику.

Раскрыть эту тайну ему удалось не скоро, но все-таки удалось, и он порешил сообщить Максиму Сергеевичу, как только увидит его.

Однако, пока он увидел жениха Анджелики, прошло времени очень и очень немало.

XXII

Опять в лесной усадьбе

— Так ты говоришь, отец мой, что приехал ко мне по делу? Послушаем, послушаем, какое такое дело! — с усмешкой говорил пан Феликс Гоноровый, не отводя своего тяжелого взгляда от лица собеседника. Этим собеседником был не кто иной, как сам патер Пий. Быть может, от тусклого, неровного света сальной свечи, стоявшей на столе, лицо патера выглядело еще бледнее обыкновенного. В глазах его виднелось что-то похожее на смущение.

— Да, да! Есть у меня до тебя дело, сын мой.

— Вот никогда не думал дел с тобой водить! Чего не бывает! — смеясь, промолвил пан Феликс. — Ну, говори, говори.

Отец Пий немного помолчал, потом начал:

— Я знаю — хоть и ходят про тебя глупые слухи, но я им не верю, — что ты — верующий католик.

Пан Гоноровый только гмыкнул и закусил усы, чтобы не расхохотаться, а патер продолжал:

— Поэтому я уверен, что ты не осуждаешь подобно многим вольнодумцам тех некоторых суровых мер, к которым иногда вынуждена прибегать наша святая церковь…

— Молодцы вы, патеры, молодцы! Лихо спасаете еретиков! На костры их, на костры! Ха-ха!

— Именно спасаем! — с жаром проговорил патер — Не лучше ли претерпеть краткие земные мучения, чем терпеть вечные муки? Через очистительный огонь мы проводим их к вечному блаженству!

— Ну-ну, конечно! У вас цель благая!

Отца Пия коробило от насмешливого тона пана Феликса, но он не давал ему заметить это и спокойно продолжал:

— В настоящее время я тоже вынужден прибегнуть к суровой мере: дело идет о спасении двух душ, и задумываться нельзя. Неподалеку от тебя, в Гнорове, живет заклятый еретик.

— А! Вот оно что! Не пан ли Максим?

— Он самый.

— Та-ак! — протянул Гоноровый. — Ну, говори, говори.

— Он хотел жениться на панне Анджелике…

— Знаю! Мимо это! Вспомнить не могу спокойно, что ускользнул он тогда из моих рук! — крикнул пан Феликс и стукнул кулаком по столу так, что патер вздрогнул.

— Эта свадьба не должна состояться…

— Вот это любо!

— Еретик не хочет отрешиться от своих заблуждений: я не могу допустить, чтобы он заразил ересью чистую душу панны Анджелики. Вот я и пришел просить тебя помочь мне в этом.

— Как могу я тебе помочь?

— Нужно уничтожить этого еретика! — отчеканил патер.

— Без следа и без остатка? Ха-ха!

— Так именно.

— Как видно, ты очень заботишься, чтобы его грешная душа попала в рай! — с хохотом заметил пан Феликс.

— Я не желаю вечной погибели даже грешной душе, — скромно опуская глаза, промолвил патер.

Гоноровый продолжал хохотать.

— Тебе, верно, было бы приятнее всего, — сказал он между приступами смеха, — чтобы этот грешник прошел через очистительный огонь?

— Ты понял мою мысль, сын мой.

— А костер нужно устроить, полагаю, из его собственного дома?

— Именно.

— Ты мне нравишься, поп! Ты — молодчина! — вскричал пан Феликс, хлопая патера по плечу.

Пий от этой ласки весь, как-то съежился.

— Ты не прочь мне помочь?

— Пожалуй.

— Я вижу, что ты — добрый сын церкви.

— Эти глупости ты, поп, лучше оставь: сказать правду, чихать я хочу на всю вашу братию с самим папой.

— Грешно, сын мой…

— Мимо, мимо! Знаю, ты сейчас про бесов да пекло толковать начнешь, так ты это припрячь для баб — авось они испугаются, а меня этим не больно испугаешь. Помочь тебе, говорю, не прочь, а только даром работать не буду.

— Я не могу понять, сын мой, — растерянно пробормотал отец Пий.

— Сейчас поймешь. Что это, попик, так у тебя пазуха оттопырилась? Фу, как ты схватился за нее! Можно подумать, что у тебя там кошель с деньгами лежит, — сказал, насмешливо улыбаясь, пан Феликс.

— Что ты, что ты, сын мой! — беспокойно вертясь на скамье, пролепетал патер.

Дело в том, что у него там действительно лежал кошель. Собираясь отправиться к пану Гоноровому, он захватил с собой деньги на случай, если встретится надобность подкупить пана. Он рассчитывал выдать лишь в задаток несколько червонцев, отнюдь не показывая кошеля. Теперь он каялся, зачем привез с собою весь свой капитал; благоразумнее было взять нужных пару-другую монет, и только, он проклинал свое неблагоразумие, но уже делать было нечего.

— Та-ак, — протянул Гоноровый. — И то сказать — откуда у тебя могут быть деньги? Так ведь?

Патер вздохнул с облегчением.

— Я только бедный монах.

— Верю тебе, поэтому я не возьму за это дело с тебя много.

— Но я думал, сын мой…

— Думал, что я так, из одной чести? Ха-ха! Нашел дурака! Шум, поди, по всему повету поднимется, как молва об изжарении пана Максима разнесется; догадаются, кто это учинил, мне и стар, и мал проходу не даст, удирать отсюда придется поскорей — хорошо, что теперь скрыться можно, время удобное, вся Польша колобродит: москаль-царевич объявился и полки набирает, — а ты останешься голубком чистым да, поди ж, меня будешь честить и так и сяк, и за это за все ты мне одно благословенье свое поднесешь? Ха! Не-ет! Ты, брат, вижу, гусь, но только ведь и я не гусенок! Вот что, попик: хочешь, чтобы все было сделано? Сделаю отлично, но за это мне ни мало ни много — три тысячи злотых отсчитай.

— Сын мой…

— Врешь! Никогда я твоим сыном не был.

— Три тысячи! Ты просишь очень много!

— Без торгов, поп!

— Но откуда мне взять столько?

— Будешь торговаться — пеню возьму!

— Сбавь хоть половину.

— А, так?.. Знаешь, я очень любопытен. Будь другом, покажи, что это лежит у тебя за пазухой?

Патер смущенно захлопал веками.

— Там… книги.

— А! Книги? Тем лучше! Верно, божественные? Покажи, покажи! Я очень люблю божественное чтение.

Отец Пий быстро сорвался со скамьи.

— Вот что… Хорошо. Я согласен, даю три тысячи. Принимайся за дело. Завтра привезу в задаток половину… Теперь пора, спешу…

— Нет, брат, постой! Уж если на то пошло, не надо мне и трех тысяч. Плюю на них! Что деньги? Прах! Я предпочитаю им божественное чтение. Да, да! Ты мне должен показать книги, которые при тебе. Непременно! Ну же, ну! Вытаскивай скорее! Что же ты?

У патера руки не поднимались вынуть кошель.

— Стефан? — позвал пан Феликс.

Тот вырос, как из земли. Раны, которые он получил на лесном побоище, оказались довольно легкими, и он уже давно был здоров.

— Что треба, пане?

— А вот, видишь ли, попик не может достать из-за пазухи сверточка, так ты помоги ему.

— Нет, я сам, я сам, — забормотал патер, но уже было поздно: рука Стефана ловко вытащила кошель.

— Ага! Вон у тебя какие книги! И не стыдно тебе обманывать друга? А? Ведь я тебе — друг? Да? — говорил пан Гоноровый, принимая из рук Стефана кошель.

Патер только тяжело вздохнул.

— О, тут куда больше, чем три тысячи! Раза в четыре клади, — продолжал пан Феликс, раскрывая туго набитый кошель. — А ты еще торговался. Стыдно, стыдно! Я тебе говорил, что возьму пеню, если станешь торговаться, ты не унялся — вини себя. Потом ты меня еще обманул — за это нужно другую пеню. Пеня да пеня — выходит две пени, а попросту — кошель мой!

Патер сделал движение руками.

— Что? Не по вкусу это? Еще бы! Но слушай, так и быть, сделаю для тебя, ради дружбы нашей, уступочку: возьму половину… Стефан! Отсыпь половину, а остаток спрячь ему за пазуху. Мы со Стефаном, попик, честные люди, не разбойники какие-нибудь: те бы все взяли, а мы только половину. Живей, живей, Стефан! Что же ты молчишь, отец мой — будь моим отцом, если это тебе нравится! — не похвалишь нашу честность? Похвали! Скажи: добрые мы люди или нет?

— Добрые, добрые… — пролепетал, едва шевеля губами, отец Пий.

— Правду сказать, терпеть я не могу вашего брата — патеров. Признаться, не будь ты мне другом, тебе отсюда целым не пришлось бы уйти. Ха-ха! Чего ты задрожал? Отсчитал, Стефан? Клади ему кошель назад. Помнится мне, что, когда я езжал к Влашемским, ты на меня волком всегда смотрел, пани Юзефе наговаривал… Ну, опять задрожал! Фу! И трус же ты, погляжу я! Хотел бы я тебе отплатить, уж давно бы отплатил. А я не хочу, я ведь — христианин немножко. Христианин я? Как по-твоему?

— Христианин, христианин! — поспешил подтвердить отец Пий.

— Что ты кланяешься? Уже уходишь?

— Надо… Поздно уж, — бормотал патер, двигаясь к двери.

— Посидел бы, побеседовал с приятелем! Ха-ха-ха! Все-таки идешь? Эх, какой ты! Ну, иди, иди! А это дело, будь спокоен, я исполню как следует. И костей не доищутся его. Ишь, тебе не терпится уйти! Ступай уж, Бог с тобой. Проводи попа, Стефан.