Читать интересную книгу Особо сложные дела - Иван Неручев

— Послушай, Варя, — сказал он, — не можешь ли ты увидеть связь между появлением в нашем доме твоей рыжей приятельницы и моим самообыском? Если помнишь, он был буквально на второй день…

— Ты можешь растравлять себя любыми, самыми чудовищными предположениями, — раздраженно ответила Варвара, — но у меня поддержки не ищи: я тебе друг, а не враг. Если же ты хочешь, чтобы я порвала с ними, то… то… ради тебя, твоего благополучия я пойду на всё. — У Варвары дрогнул голос, к горлу подступили слёзы.

— Честное слово, Варя, не знаю, как и быть, — чистосердечно признался Акимов, — придется поговорить с Размаховым; выложу ему все эти «шутки» твоих Аннушек, может быть, он тут поймет, что к чему…

— Нет, нет, ты этого не сделаешь… Антоша, милый, ты можешь окончательно опорочить себя, меня и подвести ни в чем не повинных женщин… Давай будем думать, думать и смотреть в оба. Я надеюсь, всё кончится благополучно.

Однако эти надежды оказались тщетными. Тревога в доме Акимовых нарастала с каждым днем. Особенно плохо чувствовал себя Акимов. Он стал подозрительным; на улице, в автобусе, в трамвае казалось ему, что за ним кто-то следит; работая днем в своем кабинете, он вдруг вскакивал, подходил к наружной двери и прислушивался. Супруги узнали, что такое бессонные ночи, как они длинны и тяжелы, какие они отвратительные советчики в житейских делах. Жизнь потеряла свои простые маленькие радости. А тут еще пропали подружки, притихли, даже не звонят.

Варвара зашла к ним — двери заперты. Зашла вторично в выходной день — картина та же. Странно! Уехали? Но куда? И почему не сказав ни слова?

Прошло еще несколько дней. Варвара посмотрела на похудевшего мужа, и сердце у нее защемило…

Что ж, если во всем этом виновата она, она всё должна и поправить.

4

Около двух часов дня Варвара была принята следователем Сергеевым, светлоглазым молодым человеком.

Следователь предложил посетительнице стул и даже как-то весело посмотрел на нее. В синеве его глаз явственно играли лукавые огоньки. Вероятно, его забавляла какая-то веселая мысль. Что значит молодость!

— Итак, Варвара Петровна, — сказал Сергеев, — начнем нашу долгожданную беседу… Как поживают ваши Аннушки?

Варвара Петровна растерялась. Она ждала всего, но только не такого вступления.

— Что вы хотите этим сказать, товарищ следователь?

— Меня интересует здоровье ваших подружек: «милой мамы» и «портнихи»… Впрочем, вы, кажется, давно их не видели и вам трудно ответить на мой вопрос?

— Вы знаете… Я должна сознаться, — заговорила Варвара, — я шла к вам сюда с догадками, подозрениями… не более… вы же… откуда вы всё это узнали?

— Это похвально, что вы к нам пришли, хотя могли бы прийти гораздо раньше.

— Когда почувствовала, что должна прийти, тогда и пришла, — вот всё, что могу сказать. Но, ради бога, объясните мне, что случилось?

— Конечно, я объясню всё, — сказал Сергеев и поспешно вышел из кабинета. Варвара застыла. Но вот стукнула дверь. Послышался голос Сергеева:

— Прошу!

В кабинет вошли Анна Викторовна и Анна Кирилловна. За ними шел следователь.

— Садитесь! — указав на стулья у двери, предложил женщинам Сергеев. Те сели. Анна Кирилловна, склонив голову, закрыла глаза; Анна Викторовна вызывающе уставилась на Варвару, поправляя сбившиеся рыжие волосы.

— Они?.. ваши подружки? — спросил следователь Варвару Петровну.

— Да, это они, — ответила Варвара, вставая.

Вошел солдат.

— Уведите арестованных! — приказал следователь.

— Значит, всё это правда? — тихо спросила Варвара.

— Как видите, — подтвердил Сергеев. — Позвольте на этом сегодня нашу беседу закончить…

Прощаясь со следователем, Акимова спросила:

— Скажите, если можно, они что-нибудь успели?

Сергеев не ответил на этот вопрос. Он ответил на него ровно через месяц, после окончания предварительного следствия.

5

В этот день Сергеев пригласил к себе Акимовых, мужа и жену, одновременно. Акимовы всё еще были в неведении — удалось ли врагам использовать их неосторожность.

Перелистывая объемистое дело за № 08, Сергеев отмечал для себя наиболее характерные страницы, которые он намеревался использовать в заключительной беседе с Акимовыми…

«Я, как вы, гражданин следователь, назвали меня — шпионка, но шпионка пожилая только по возрасту; по стажу, по практическому же опыту совершенно юная, зеленая (извините за жаргон!). Примерно два года назад, сразу же после окончания специальной школы за границей, я попала один из южных городов Советского Союза. Там, в этом городе, я приняла поручение от неизвестного мне лица, видимо, резидента (прошу поверить, что по условиям конспирации я не знала, с кем имею дело). Воспроизвожу содержание этого обязательства.

Первое — собирать сведения о настроениях советских граждан, вызванных теми или другими мероприятиями партии и правительства по вопросам внешней и внутренней политики.

Второе — войти в доверие к представителям влиятельных кругов советского общества с целью получения особо секретных данных, касающихся, прежде всего, обороны страны.

Третье — завербовать в помощники двух-трех человек.

Все добытые материалы я должна хранить в своей памяти до особого указания.

Деньгами я была обеспечена на полтора-два года. Дальнейшее финансирование предполагалось через связного, адрес которого обещали сообщить мне не раньше десяти и не позже четырнадцати месяцев.

Практически мною сделано немного: я завербовала Губанову Анну Кирилловну (по мужу Вознесенскую), искусную портниху, работницу швейной фабрики. Завербовала ее относительно легко и была довольна своим выбором: она молчалива, достаточно хитра и осторожна. Главное же, из-за своей специальности Губанова являлась великолепной приманкой для модниц, среди которых всегда найдутся подходящие люди: жёны и дочери тех или иных крупных деятелей промышленности, военных ведомств и т. п.

Первый мой выбор пал на Варвару Петровну Акимову. Этот выбор, как мне кажется, и привел нас к катастрофе… Ничего конкретного мне с Акимовыми сделать не удалось, никаких полезных сведений от них я не получила, несмотря на все мои приемы и усилия.

Вот, пожалуй, всё, что я могу сказать о своей неудачной миссии.

Показания написаны собственноручно и являются правильными».

При очередном допросе, отвечая на вопросы следователя, Дугласова показала:

«Мне стала надоедать предварительная обработка объекта № 1. (Еще раз прошу поверить, что Акимова была первой и единственной моей «жертвой», не считая, разумеется, Губановой, моей напарницы.) Мои первые расчеты на болтливость Акимовой не оправдались. Ее бахвальство носило общий, слишком отвлеченный характер, ничего путного из него нельзя было извлечь. Еще хуже обстояло дело с Акимовым. Он оказался совершенно недоступным. Моя охота за ним привела к смешному: я не смогла даже узнать, за что же, в конце концов, ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. Акимов удивительно увиливал от разговора на любую тему, которая так или иначе затрагивала его работу. В связи с этими затруднениями у меня возникло опасение: не предупрежден ли он? Возможно, и жена его не та, за кого я ее принимаю, себе на уме. Не хотят ли эти милые люди, выполняя, в свою очередь, определенное задание, перехитрить меня?

Положительные ответы на эти вопросы логически вели к мысли о провале. А в провал свой я фанатически не верила. На свою рискованную работу я пришла, как мне казалось, предельно выверенной тропой и еще не успела нигде оставить тех или других следов, по которым меня могли бы найти.

После долгих раздумий мною и Губановой было принято решение сыграть ва-банк. Надо вызвать Акимову на какой-нибудь рискованный разговор, заставить высказать те или другие крамольные мысли, пусть даже отдельные слова, чтобы придраться к ней. Не удалось и это. Тогда я повела с ней тот нелепый разговор, о котором вам уже дано подробное показание. К чему он привел — вам лучше знать». (Анна Викторовна всё еще считала, что ее разоблачила Акимова.)

«На ваши дополнительные вопросы, — писала Дугласова в том же протоколе, — отвечаю следующее:

1. Государство, в интересах которого я действовала, назвать не могу. Это грозит мне гибелью, если вы как-то пошалите меня за мою хотя и не полную, но всё же чистосердечность. И какая вам разница: любой враг опасен… Для вас, видимо, и так ясно, кто толкнул меня на эту работу и кто так щедро финансировал… Это, безусловно, не ваши друзья. Это люди, которые смертельно ненавидят вас, ваш строй, ваши успехи, ваши планы…

2. Да, я сознательно пошла на эту работу, но только не из-за денег. Причина здесь более важная, хотя она и не смягчает моей участи. Я имею в виду убеждение, окрашенное моей религией, моей верой в бога… Ваши данные о том, что мой отец являлся крупным промышленником царской России и был близок к императорскому двору, что я переброшена сюда на самолете с подложными документами, не совсем точны, они верны лишь отчасти… К величайшему сожалению и, возможно, к большому моему несчастью, в этом вопросе я тоже вынуждена быть сдержанной. Я понимаю, что мое вынужденное запирательство повредит моей судьбе, но ничего не поделать, у меня нет другого выхода…