Ангерран запер окно своей комнаты во избежание нежелательных проникновений и улегся на постель, чтобы дать своему телу заслуженный отдых. На корабле он порядком измучился от качки и теперь мечтал поскорее забыть о связанных с плаванием неприятных ощущениях. Засыпая, он вспомнил о том, как улыбалась ему благодарная египтянка. Юноша тешил себя надеждой, что их пути еще пересекутся.
Чуть свет Ангеррана навестил Гуго де Люирье и вручил ему внушительную сумму в обмен на молчание.
— Когда меня примет Пьер д’Обюссон[8]? — спросил Ангерран, для которого эта аудиенция значила больше, чем полученные деньги.
— Скоро, друг мой, очень скоро. Вы должны понимать, что Великий магистр очень занят. Будь я на вашем месте, я бы не стал тратить время на ожидание. Меч, подобный вашему, не должен ржаветь без дела, к тому же люди вашего ранга могут позволить себе обойтись без рекомендаций. Почему бы вам не поступить на один из наших кораблей? Наши моряки охраняют подступы к ближнему Востоку и к Египту от пиратов и защищают европейцев, которые торгуют с Османской империей.
— Потом, вполне возможно, я так и сделаю. Если таковы будут пожелания Великого магистра, — заупрямился Ангерран.
— Как пожелаете. С вами мы больше не увидимся, поскольку завтра же я отплываю назад во Францию, — со вздохом сказал Гуго де Люирье, вставая со стула.
Ангерран проводил его к двери. Воспоминания о египтянке не давали ему покоя.
— Еще один вопрос: как она?
Гуго де Люирье нахмурился и окинул юношу недобрым взглядом.
— Муния полностью оправилась от потрясения, могу вас в этом заверить. Сейчас она в полной безопасности в монастыре, где готовится принять крещение. Не советую вам пытаться ее найти. Турки до сих пор в городе, ждут судна, которое доставит их в Анатолию. Они могли установить за вами слежку, чтобы вы привели их к ней. Благодаря вам она до сих пор жива. Вы, конечно же, не захотите подвергать ее новой опасности?
В любезных словах и тоне гостя ощущалась некая напряженность, отчего Ангеррану стало не по себе. Однако аргументация госпитальера была безупречна.
— Разумеется, нет! — не без сожаления признал он.
Посетитель удалился.
Прошел месяц, но Ангерран до сих пор не удостоился чести быть принятым Пьером д’Обюссоном. Более того — выяснилось, что лейтенант Гуго де Люирье ему солгал. По непонятным причинам он тоже оставался в городе. «И наверняка неплохо проводит время», — решил Ангерран, коря себя за глупость и доверчивость. Судя по всему, Гуго де Люирье даже не потрудился поговорить о нем с Великим магистром. Подумав немного, он отправился в северо-западную часть города, где находился дворец главы ордена госпитальеров. Там он представился и попросил аудиенции. Подозрения подтвердились: во дворце Великого магистра об Ангерране де Сассенаже слышали в первый раз. Секретарь Пьера д’Обюссона пообещал, что в ближайшее время магистр его примет.
Чтобы развеяться, Ангерран отправился гулять наугад по городским улицам, разглядывая великолепные строения из тесаного камня, так похожие на дома богатых сеньоров во Франции, — с такими же башенками и галереями с навесными бойницами. Не желая признаваться в том даже себе самому, юноша искал место, где Муния изучала закон божий, а Гуго де Люирье плел свои интриги. С египтянкой он хотел увидеться, чтобы узнать, благополучна ли она; что до лейтенанта, то не помешало бы ему о себе напомнить. Однако случай не пришел ему на помощь, и к ужину Ангерран вернулся на постоялый двор. В этот час в заведении было полно посетителей и пахло вкусной едой. Отовсюду слышался смех, ругательства и разговоры моряков, солдат и торговцев, но из всего множества языков чаще звучали французский и греческий. Он прошел к столику у окна, который хозяева держали свободным специально для него. Когда на лестнице, ведущей в общий зал из погреба, появился хозяин, Ангерран махнул ему рукой. Он знал, что ужин ему подадут быстро и он будет обильным и вкусным, а девушка, прислуживающая ему, придет к нему в комнату и разделит с ним постель, как только заведение опустеет.
В задумчивости он не сразу заметил мальчика, подбежавшего к его столу. Только когда тот потянул его за рукав, Ангерран пришел в себя.
— Для тебя! — с трудом выговорил ребенок и протянул ему записку. Было очевидно, что язык франков ему не родной.
Удивленный Ангерран решил проверить, нет ли тут ошибки, и вопросительно посмотрел на трактирщика — пузатого грека с отвисшими до середины шеи щеками. Тот кивнул в знак подтверждения. Когда Ангерран сунул мальчику в руку монетку, тот убежал, не дожидаясь ответа. Оставшись в одиночестве посреди этого гама, шевалье де Сассенаж тихонько развернул записку.
«Будьте сегодня ночью, с двенадцатым ударом часов, у южной потерны монастыря Святой Магдалины. Вы один можете мне помочь».
Подписи не было, но красивый почерк и надушенная бумага не оставляли сомнений в личности особы, написавшей это послание. Ангерран шепотом спросил у девицы, которая принесла суп, как пройти к монастырю Святой Магдалины, а потом занялся своим ужином, с нетерпением дожидаясь назначенного часа.
Монастырь находился в северо-восточной части города, по соседству с кварталом, отведенным под казармы госпитальеров. Завернувшись в плащ, почти невидимый в тени столетних олив, Ангерран укрылся за стволом дерева неподалеку от низкой сводчатой двери, вырубленной в стене. У него над головой, меж пудрово-синих облаков, через равные промежутки времени мелькали, оставляя за собой короткий огненный след, падающие звезды. Никогда небо не казалось ему таким ярким, а ожидание — таким тягостным. Когда прозвучал, двенадцатый удар колокола, дверь приоткрылась, выпуская на улицу почти невидимую в ночи тень. Он бросился навстречу. Это была Муния.
— Спасете ли вы меня еще раз, шевалье? — спросила она без всяких преамбул, сжимая его руки в своих.
— Не раздумывая! Но какая опасность вам угрожает? Турки покинули город.
— Я боюсь их меньше, чем эту свинью Гуго де Люирье!
Такой ответ стал для Ангеррана полной неожиданностью.
— Неужели он вас…
— Много раз, пока мы были на корабле. Он сказал, что это — плата за то, что я до сих пор жива.
Ангерран в гневе сжал кулаки.
— Подлец! Попадись он мне сейчас…
— Я до сих пор в его власти, шевалье. Он пристрастился к удовольствиям, к которым меня принуждает. Вчера он сказал, что собирается на мне жениться, поскольку тогда сможет потакать своей гнусной природе совершенно безнаказанно.
— Может, вы не так его поняли? Он — монах, и не думаю, что ему позволят…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});