Летом Эд уехал к морю на спортивные сборы. Ольга простилась с ним накануне, чтобы не смущать мальчика перед друзьями из команды. В день его отъезда было сухо, одуряюще жарко и пусто. Ольга включила на полную мощность офисный кондиционер, вызвала по очереди всех сотрудников и потребовала от них месячные отчеты. Нет, конечно же, она не позволяла себе запускать дела фирмы, но, тем не менее, в этих отчетах оказалась масса неясных моментов, и недели две Ольга практически не выходила из своего кабинета. Затем она подрядила офис-менеджера Грегори составлять сумасшедшие графики, до предела забивая рабочие дни встречами, приемами и переговорами. Такую бурную деятельность компания не развивала с момента ее основания. Ольга просиживала на работе и выходные, но ведь оставались еще и ночи… От ночей было некуда деться.
И вот тогда ей стало страшно. Игра, которая с отъездом Эда должна была кончиться легко и безболезненно, вместо этого выродилась в нелепое наркотическое наваждение. Сны… эти сны уже не казались невинными и смешными. Как-то Макс сообщил утром, что она разговаривала во сне — он, конечно, ничего не разобрал, но с тех пор Ольга спала только в своей комнате.
А потом Эд незаметно вырвался за пределы воспоминаний и снов. Ни одной служебной поездки яе проходило без того, чтобы на другом конце улицы не мелькнула оранжево-зеленая бейсболка. Несколько раз Ольга даже заставляла водителя тормозить… словом, все это было уже более чем слишком. Она пыталась встряхнуться, отрезветь, — в конце концов, реально существовал всего лишь долговязый семнадцатилетний мальчишка, не умеющий связать двух слов, интересы которого свободно умещались между боксом и бейсболом. Этот мальчишка сейчас махал битой где-то на юге, загорал, пил пиво с друзьями, знакомился с местными девочками и имел на все это полное право. Она сама прикусила язык, когда чуть было не попросила писать ей хотя бы раз в неделю. Для мальчика это было бы каторгой, а для нее… Тогда она понимала, что именно на таком эпизоде временного прощания в самый раз закончить эту историю вообще.
В августе Ольга считала дни до возвращения Эда.
В начале сентября он приехал.
Весь темно-коричневый, с розовыми шелушащимися пятнами на носу и скулах и совершенно белыми ресницами. Еще больше вытянувшийся и раздавшийся в плечах. И — Ольга заметила это мгновенно, с первого же слова, с первого жеста, с первого прямого взгляда в его синие глаза, — совсем, совсем не такой.
Собственно, в этом возрасте мальчики и должны меняться, думала она, сжимая руль и стараясь замечать дорожные знаки. Грубеть, взрослеть. Она и сама приложила к этому руку. В конце концов, она может в любой момент порвать с этим новым Эдом. И, скорее всего, так и сделает.
В гостиничном номере-люкс горел камин, остывало во льду шампанское и негромко звучала запись Поля Мориа. Музыку Эд вырубил первым делом. Затем поискал глазами телевизор и, развалившись с пультом на широкой кровати, включил какую-то спортивную передачу. Ольга присела рядом, на самый краешек. По экрану под крики и свистки хаотично метались бейсболисты, бесновались зрители на трибунах. Эд приподнялся на локтях, потом резким рывком сел, подался всем корпусом вперед, и на его кирпичной шее около самого выреза белой футболки вдруг забилась, затрепетала толстая упругая жилка. Ольга вцепилась ногтями в край косматого пледа, все поплыло перед глазами, неудержимым порывом она бросилась к Эду, отчаянно, как утопающий, обхватила его плечи, прижалась щекой к пульсирующей жилке. Наваджение кончилось, все сомнения и попытки самоанализа стали ненужными и смешными, все теперь было предельно ясно: она не могла без него жить. Не могла жить…
Эд слегка высвободился, откинул голову и, глядя в глаза Ольги, хриплым голосом грубоватого подростка попросил:
— Дай досмотреть.
… — Дай хотя бы досмотреть, — раздраженно бросил он, отрываясь от ее губ. Он не позволит! Он решил, он мужчина, а не тряпка вроде отца. Если сегодня, значит сегодня, и без никаких. Пит объяснял ему, как это делается, а у Пита было много девчонок, и шикарных, не то что она. Очень просто: отмочить что-нибудь такое, чтоб она обиделась, чтобы убежала, хлопнув дверью, — а потом не идти мириться, и всего-то. Ни одна баба не придет мириться первая. И она… Эд закусил губу, отгоняя настойчивые сомнения, — она тоже ни в жизнь не придет. Он с размаху ударил ногой по пивной жестянке, приноровившись, чтобы по пути она сбила еще несколько. Грохот получился что надо. Банки еще вовсю дребезжали, когда Эд обернулся к Ольге и как мог грубо спросил:
— А сколько тебе, кстати, забыл, лет?
Ольга слабо улыбнулась, нарочито не опуская глаз.
— Тридцать восемь.
Эд набрал в легкие побольше воздуха. Надо было захохотать как следует, во всю глотку, громче телевизора, громче грохота жестянок…
— А на вид и все тридцать девять!!!
…Она должна была сделать все это раньше, еще до его приезда, — и постричься, и вдвое чаще ходить в тренажерный зал, и завести новый гардероб в молодежном и спортивном стиле… Может, тогда было бы иначе. Кончался теплый сентябрь, начинались дожди, и Ольга уже чувствовала, что все рушится. Эд все чаще не приходил на свидания и все реже оправдывался после этого. Эд грубил и наглухо замыкался в себе, она теперь практически ничего не знала о его жизни между их встречами. Эд… в общественных местах он держался так, словно стеснялся ее. Но ведь — Ольга в бессильном отчаянье вглядывалась в зеркало — у него не было оснований для этого! Не было!
Однажды, гуляя с Эдом по городу, она совершенно случайно бросила взгляд в огромную зеркальную витрину супермаркета и, честное слово, далеко не сразу поняла, кто это: высокий, красивый, спортивный парень и миниатюрная девушка в джинсовом костюме. Они держались за руки, они так подходили друг другу! Эд, глупый, родной мальчишка, как он мог этого не видеть?! Она молодая, совсем молодая… И вдруг ее мысли озвучились сзади мужским голосом:
— Молодые люди, пройдитесь еще, а?
Эд обернулся, и в тот же момент Ольга рванула его за руку, увлекая к двери супермаркета. В глубине витринного зеркала она увидела бородатого человека с телекамерой на штативе, он хотел снять их с Эдом, а может быть, уже снял… Она лихорадочно пыталась вспомнить лицо оператора, черт, эта борода, половина телевизионщиков бородатые… Если он работает у Макса!..
Ольга никак не могла успокоиться, тяжело переводя дыхание, а Эд смотрел на нее недоумевающе, лишний раз он убеждался, что связался с истеричной старой женщиной.
До сих пор ей даже не приходило в голову серьезно скрывать свою связь с Эдом. Это получалось само собой, без особой конспирации, — Ольга давно избавила свою жизнь от всякого контроля с чьей-либо стороны. После случая с телеоператором все разом стало гораздо сложнее. Обнажилось то, что она скрывала от себя долго и старательно: эта игра, эта шутка, этот непонятный роман, эта великая любовь, которая сейчас неудержимо рушилась на глазах, могла увлечь за собой, разрушить вдребезги и всю ее жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});