Читать интересную книгу Опер против святых отцов - Владимир Черкасов

- Никифор, - сказал опер, - вы за что власть, нашу церковь, наши органы ненавидите? За то, что сидели? Так это вас прежняя власть упекла.

- А чем нонешняя власть, с ее органами, той же церковью красной, лучше старой? - осведомился тот, пошире расставляя кривые ноги.

- Хотя бы тем, что вы можете себе позволить плюнуть в лицо священнику, как это было в храме на Сретенке. Свобода самовыражения, свобода слова, любых политических взглядов и верований.

- Правда ваша. На Сретенке я обновленцу этому, попу Кочеткову, в морду плюнул. Так я б ему и при Советах плюнул.

Кострецов прищурился.

- За такие фокусы и срок отбывали?

- Отбывал я за фокус, что в катакомбниках, в истинно православной подпольной церкви при коммуняках был.

- По какой же статье?

- Все по той же пятьдесят восьмой, гражданин начальничек, пренебрежительно смотрел на милиционера Никифор.

- Именно - по той же, - раздраженно произнес капитан. - Статья эта еще в сталинском ГУЛАГе была знаменита, ее "фашистской" называли, привлекались по ней изменники родины, власовцы и так далее.

- Именно, именно. В пятьдесят восьмой есть и подпункт: за клевету на советскую власть и прочие крючки. Я и "клеветал" на советскую сергианскую церковь заодно с ее властью из видения святого Иоанна Кронштадтского: "На престоле большая звезда и Евангелие со звездою, и свечи горят смоляные трещат как дрова, и чаша стоит, а из чаши сильное зловоние идет, и оттуда всякие гады, скорпионы, пауки выползают. Перед престолом стоит священник в ярко-красной ризе, и по ризе ползают зеленые жабы и пауки, и лицо у него страшное и черное как уголь, глаза красные, и изо рта у него дым идет, и пальцы черные. В этой церкви нельзя принимать миропомазание".

Кострецов, услышав про дым изо рта священника, вспомнил о сигаретном бизнесе патриархии, оживленно заметил:

- Кое-что из этого видения и на современную церковь похоже.

- Обязательно, ежкин дрын. Только вместо звезды у сергиан теперь на престоле знак доллара. Прозорливцы-то давным-давно и наш момент обсказали.

Никифор, заметив интерес капитана, начал цитировать:

"В последнее время мир будет опоясан железом и бумагой... Тогда, хотя имя христианское будет слышаться повсюду и повсюду будут видны храмы и чины церковные, но все это одна видимость, внутри же - отступление... Ходить в те храмы нельзя будет, благодати в них не будет... Истинно благочестивые христиане потерпят гонение от своих лжебратий, лицемерных христиан, многие из которых будут ограничиваться только одной наружностью, одними внешними обрядами... Священство последних веков будет в нравственном падении через две страсти: тщеславие и чревоугодие... Людей будут заставлять ходить в церковь, но мы не должны будем ходить туда ни в коем случае..."

- Это кто же - "мы"? - прервал Кострецов.

- А истинно православные.

- Значит, по-прежнему у вас выходит, чтобы молиться только в катакомбах?

- Не, - светло улыбнулся Никифор, - наши теперь, слава Богу, почти все на свет Божий вышли. Перешли под омофор Русской православной церкви за границей, ее приход ныне и в Москве есть. Зарубежные русские истинные с нашими, спаси Христос, воссоединились.

- Ну вот, и вы получили условия, а новую власть опять не признаешь, на меня как на врага смотришь. Столько на твоих глазах на Чистяках, как нарочно, произошло, а помочь не желаешь, - начальнически переходя на "ты", сказал капитан.

- Твоя правда: именно - "нарочно", - как равному тыкнул и ему Никифор. - А ты замечай все таинственное. Но власть твою безбожную, верно, не признаю и помогать не буду. Условия, ты говоришь, нам дали? Да наши приходы, когда вам надо, ОМОНом разгоняют, хотя и молимся лишь в домовых храмах. Многим ли это от бывших советских катакомб отличается? - Он вдруг повеселел. - И правильно, истинная Христова церковь всегда должна быть гонима!

Никифор посмотрел на испятнанный звезд-ными брызгами черный бархат неба и пошел от Кострецова словно от пустого места.

***

Кострецов вернулся в опустевшее ОВД, увидел, что в его кабинете горит свет. Толкнул туда дверь: за столом сидел Топков.

- Привет, Гена. Что не отдыхаешь?

- Выследил я гонца востряковских у Мариши! - ответил лейтенант, откладывая ручку и блокнот. - Кличка Вован, бригадир их группировки. Позвонил тебе домой, потом сюда, дежурный говорит: убежал куда-то, должен вроде вернуться. Я и подъехал.

- Я на Потаповский вместе с Черчем мотался. Там Ракита его хотел прирезать. Чудом Кеша гибели избежал и на этот раз. А выручил его тот самый Никифор, который после убийства на Архангельском не стал мне показания давать.

- Сектант?

- Да нет. Мы сейчас с ним долго говорили. Он объяснил, что происходит из катакомбников истинно православной церкви, а нынче - прихожанин Зарубежной церкви. Мне Саша Хромин про эти церкви рассказывал, но не возьму в толк, почему они вместе с Московской патриархией никак не договорятся?

- У этой проблемы, Сергей, длинная предыстория. Устал я сегодня, чтобы тебе ее излагать. Да и на кой она тебе?

Кость резко сдернул с себя куртку, бросил ее на стул.

- Достал меня этот кривоногий Никифор! Зону прошел, а шлет с ясными глазами на хер капитана милиции, патриархию, всю нашу власть. Вот ежкин дрын!

- Он и должен быть такой закалки, которую на Руси еще староверы героически показали. Те в петровские времена самосжигались семьями, целыми старообрядческими общинами, чтобы продемонстрировать презрение к церковным нововведениям, то есть к антихристовым деяниям.

- Со старообрядцами не сталкивался. А Никифор и Сверчка, и Ракиту видел золотой свидетель по нашему розыску. Вот дрын-то: хоть не плюнул на меня, как он с попом из патриархии на Сретенке отличился, но обозвал нас всех безбожниками.

- А тебе обидно?

- Я, Гена, на Антиохийское подворье время от времени захожу, на службах иногда стою. С женщиной одной на рыбалку под Боровск на Протву ездили, так там на всенощную в Пафнутьев монастырь зашли. Это тот самый, в котором протопоп Аввакум и боярыня Морозова томились.

Топков ухмыльнулся.

- Катакомбнику Никифору такая околоцерковность - одни примочки. Да он еще и Русской православной церкви за границей прихожанин? В этой идеал - белый воин, она с белогвардейцев началась и ее иерархи считают: истинно продолжилась от князя Владимира, крестившего Русь. Это в противовес продавшейся большевикам сергианской, патриархийной. В Зарубежной церкви монархическая, императорская крутизна необыкновенная, ревнительство православного благочестия самое ортодоксальное, консервативнейшее.

- Но мы-то уже не красные. Чего таким, как Никифор, против нас подниматься?

- Во-первых, есть мнение, знаешь ли, что Гражданская война до сих пор не кончилась. А в духовном отношении Зарубежная церковь не прощает патриархии ее нераскаянный сергианский грех, который теперь, сам видишь, разросся уже в дьявольщину с мафией, криминалом. К тому же патриархия не признает святым расстрелянного большевиками Николая Второго и других новомучеников, погибших от руки чекистов. В минус ко всему этому ввязалась патриархия во Всемирный совет церквей, желая объединиться экуменистически с католиками, протестантами, даже с представителями каких-то африканских верований, которые там шаманы представляют. Русским зарубежным ревнителям такое невыносимо.

- Да какие они теперь русские? Это деды, ну, может, отцы их родились в России, а современное поколение по-русски с большим акцентом разговаривает.

- Верно, но Зарубежная церковь получила новую перспективу с открытием своих приходов в России. У нас и по всему СНГ их десятки, туда хлынули такие прокаленные катакомб-ники, как Никифор, все православные, видевшие отступление, криминальный шабаш в верхушке Московской патриархии.

- В общем, не сговорим мы на сотрудничество Никифора?

- Никак, Сергей. Такие, как он, не на нас, так сказать, прихвостней безбожного государства, рассчитывают, а только на разборку Господа Бога.

- Ладно, возьмемся за более уступчивых. С чем этот Вован у Мариши объявился?

- Этого не могу сказать, подслушки в квартире Феогена не установлено. Но Вован у востряковских всегда на острие атаки, командует группой способных на любое бандитов.

- Подробности встречи надо постараться у самой Мариши выяснить, не отходя от кассы, - сказал Кость и набрал номер телефона арбатской квартиры.

- Алло, - сонно откликнулась Мариша на другом конце провода.

Капитан положил трубку.

- На месте она. Сейчас поеду, возьму ее тепленькой.

Кострецов натянул куртку, попрощался с Топковым. Потом зашел в каптерку ОВД и взял оттуда несколько пакетиков с порошком героина для инъекций, сунул их в карман.

***

Мариша открыла дверь Кострецову заспанной и недовольной, бросив в прихожей:

- Теперь и ночью будешь меня доставать?

- Наше дело круглосуточное, девушка. Время визитов не приходится выбирать. Да и не нарваться бы на твоих корешков, как в прошлый раз. Они тебя, как я понял, больше любят днем навещать.