— Возьму самый теплый плащ, проскользну через черный ход, а оттуда — через конюшню. Все слуги сейчас при деле — кто подметает главную залу, кто прибирает на кухне. — Амисия сверкнула ослепительной улыбкой и убежала прочь, пока ее не стали отговаривать.
— Будь осторожна, — тихо сказала ей вслед Келда, а потом со вздохом добавила: — Вот бы мне быть такой же храброй и решительной.
— А я рад, что ты на нее не похожа, — негромко возразил Фаррольд; девушка даже вздрогнула — она совсем забыла, что он стоит рядом. — Амисия — красавица, да ведь и ты не хуже, только с тобой спокойнее.
Этот комплимент показался Келде сомнительным. Фаррольд, заметив ее неудовольствие, поспешил разъяснить недоразумение:
— Амисия — словно норовистая лошадка: неизвестно, чего от нее ждать.
Такое сравнение еще меньше понравилось Келде — Амисию вряд ли обрадовало бы сходство с лошадью, пусть даже с самой красивой. Фаррольд совсем смутился:
— Мужчины сторонятся сумасбродных девушек, которые без конца мечутся то туда, то сюда, очертя голову. Мне, по крайней мере, такой нрав не по душе. Я бы предпочел связать свою жизнь с женщиной доброй и спокойной, которая разделит мою любовь к домашнему очагу.
Келда смягчилась. Эти слова оказались для нее лучшим подарком: она грезила о таком же будущем в своих потаенных мечтах, она берегла бы свой домашний очаг как зеницу ока.
Фаррольд не знал, каким образом истолковать ее молчание. Он осторожно прочистил горло:
— Не теряй времени, действуй, как обещала, а я займу разговорами сэра Освальда. Не знаю, правда, о чем с ним беседовать. — Вглядевшись в темноту, Фаррольд нашел глазами плотную фигуру на дальнем конце парапета. Трудно было представить, что этот стражник, человек зрелых лет, да к тому же бывалый воин, проявит хоть какой-то интерес к необстрелянному юнцу.
Келда одарила Фаррольда благодарной улыбкой: он с готовностью собирался сделать то, что она придумала, даже не посоветовавшись с ним.
— Ты расспроси сэра Освальда про его последний поход под знаменами короля Генриха. Его хлебом не корми — дай похвалиться боевыми подвигами. Как заведет свои байки — его не остановишь.
ГЛАВА 5
— У сборщика податей? — При виде горы медных монет, поблескивающих на темной от времени столешнице, кустистые брови святого отца поднялись так высоко, что почти исчезли под седыми волосами, обрамляющими его лоб.
Гален готов быть сквозь землю провалиться от недоверия, сквозившего в этих словах. Будучи допущенным в тесную и мрачную келью аббата, он, к своему изумлению, обнаружил, что перед ним стоит старый знакомец, запомнившийся ему еще с детских лет, проведенных в Райборне. Хотя во время их последней встречи Гален был всего лишь мальчишкой, во что бы то ни стало стремящимся поскорее стать взрослым, сейчас только широкий капюшон плаща, скрывающий лицо Галена, мешал отцу Петеру узнать своего бывшего подопечного.
— Нам стало известно, что леди Сибилла послала вам пожертвование, а приспешник барона вознамерился его отнять, — негромко пояснил Гален, старательно пряча лицо. — Вот мы и решили восстановить справедливость.
— Достойный поступок, — кивнул отец Петер; в его глазах вспыхнула мимолетная улыбка, с детства запомнившаяся Галену. — Только это напрасно.
Забыв об осторожности, Гален вскинул голову, и капюшон упал за спину, открыв красивое лицо неверному свету четырех сальных свечей, стоявших на оловянной подставке в дальнем конце стола.
Изменившись в лице, аббат сделал шаг вперед. Он был невысок ростом и вынужден был смотреть на своего посетителя, которого вначале не узнал, снизу вверх. Взгляд зеленоватых глаз, каких он не видел больше ни у кого, приобрел мужскую твердость; детская миловидность сменилась неповторимой зрелой красотой. Когда-то щуплая мальчишеская фигурка неудержимо тянулась вверх, не успевая обрасти плотью; теперь перед аббатом стоял прекрасно сложенный, крепкий мужчина. В его движениях чувствовалась недюжинная сила и природная ловкость. Под внимательным взглядом настоятеля гость не шевельнулся. Наконец почтенный старец одобрительно кивнул, и пушистый венчик седых волос согласно всколыхнулся, словно подтверждая, что в обитель пожаловал достойный наследник славного Ледяного Воина.
— Что привело тебя сюда, на землю Райборна, сын мой? — помолчав, спросил аббат — он, как всегда, смотрел в корень.
У Галена потеплело на душе от того, что его давний наставник не утратил своей проницательности, однако вместо ответа он задал другой вопрос — слишком велико было его недоумение:
— Почему вы назвали возвращение неправедно отнятого дара напрасным поступком?
Настоятель не обиделся, что его вопрос остался без ответа; едва заметно скривив губы, он сказал:
— Мы с леди Сибиллой не так просты, как может показаться какому-нибудь злонамеренному лорду.
Гален без труда догадался, что речь идет о бароне Гилфрее — этот же эпитет он слышал в его адрес от своих родителей.
— Человек изворотливый и недобрый, он одержим чрезмерной гордыней и даже не допускает мысли, что против его намерений можно бороться одной лишь чистотой помыслов. Наш план очень прост. Леди Сибилла всякий раз посылает нам тридцать марок, а когда сюда является приспешник барона, чтобы изъять ее пожертвование, я отдаю суму, в которой лежит только пятнадцать.
Ласковое лицо аббата хранило такое невинное выражение, что Гален только растерянно моргал глазами. В детстве он считал этого коротышку-священника со смешинкой во взгляде хитрым ангелом, но никогда не подозревал, что тот способен на такую изобретательность, пусть даже во имя праведной цели. В то же время это открытие избавило его от укоров совести и убедило, что ради благого дела не грех и далее скрывать свое истинное лицо, пусть даже у собеседника возникнут на сей счет какие-то подозрения.
— Ни барону, ни его приспешнику и в голову не приходит поинтересоваться, отдаю ли я все деньги без остатка. — Отец Петер шутливо развел руками, а потом добавил, посерьезнев: — Наш план основывается на том, что, по их мнению, в этих краях все до смерти боятся прогневать барона. Им невдомек, что я подчиняюсь лишь высшей власти. Той, единственной, что благословляет наши скромные старания облегчить тяготы нищенской жизни, на которую алчные хозяева обрекли здешний несчастный люд.
Настоятель опустился на простой табурет у стола и жестом пригласил гостя последовать его примеру. Потом он продолжил:
— Хотя этот кичливый грабитель безбоязненно обирает церковь, он, как видно, ни разу не заподозрил, что держатель монастырской казны также может быть нечист на руку. Это парадокс, но в то же время и благо: задумай он призвать меня к ответу, я был бы вынужден сказать правду, как повелевает мой обет.