Читать интересную книгу Гомосек - Уильям Берроуз

Я зашел в бар "Чико" выпить рома с колой. Мне это место никогда не нравилось – как и любой другой бар в Панаме, – но раньше оно было сносным, а в музыкальном автомате водились неплохие песни. Теперь же не осталось ничего, кроме кошмарного оклахомского хонки-тонка – точно ревет взбеленившаяся корова: "Ты вбиваешь гвозди в мой гроб", "Не Бог создал хонки-тонковых ангелов", "Твое лживое сердце".

У всех военных в этом заведении была обычная для Зоны Канала внешность – точно все перенесли легкое сотрясение мозга. Взгляд коровий и притупленный, видимо – специальная солдатская обработка, после которой у них вырабатывается иммунитет на любые интуитивные контакты, вырезаются телепатические передатчики и приемники. Задашь им вопрос, и они ответят – не дружелюбно, но и не враждебно. Никакого тепла, никакого контакта. Беседы невозможны. Им просто нечего сказать. Сидят, поят шлюх из бара, безжизненно клеятся к ним, девчонки отмахиваются от них, как от мух, они крутят это нытье в музыкальном автомате. Один юноша с прыщавой физиономией все время пытался потрогать девчонку за грудь. Та отталкивала его руку, рука подползала к ней снова, будто наделенная автономной насекомой жизнью.

Со мной рядом села одна из таких девчонок, и я предложил ее угостить. Она неожиданно заказала хороший скотч. "Панама, как же я ненавижу твои лживые кишки", – думал я. У девчонки был крохотный птичий мозг и отличный английский, как в Штатах, точно с учебной пластинки. Глупые люди могут быстро и легко обучиться языку, потому в голове у них не происходит больше ничего, язык нечему выталкивать.

Ей захотелось выпить еще.

– Нет, – ответил я.

– Почему ты такой гадкий?

– Послушай, – сказал я, – если у меня закончатся деньги, кто будет покупать мне выпивку? Ты?

Она удивилась, потом медленно произнесла:

– Да. Ты прав. Извини меня.

Я вышел на главную улицу. За рукав меня схватил сутенер:

– У меня есть четырнадцатилетняя девочка, Джек. Пуэрториканка. Как насчет?

– Ей уже под сорок, – ответил я. – Мне нужна шестилетняя девственница, и без всего этого говна: мол, запечатаем, пока вы ждете. Не всучивай мне своих четырнадцатилетних старух. – Я оставил его стоять с открытым ртом.

Я зашел в лавку прицениться к местным шляпам. Молодой человек за прилавком при виде меня запел: "Заводишь друзей – теряешь деньги".

"Сволочь-латинос сейчас начнет меня разводить", – решил я.

Он показал мне какие-то шляпы по два доллара.

– Пятнадцать, – сказал он.

– Твои цены – явно из ряда вон, – сообщил я ему и повернулся к выходу. Он бежал за мной по улице:

– Минуточку, мистер. – Я шел дальше.

В ту ночь мне приснился постоянно повторяющийся кошмар: я вернулся в Мехико и разговариваю с Артом Гонзалесом, бывшим соседом Аллертона по квартире. Спрашиваю, где Аллертон, и он отвечает: "В Агуа-Диенте". Это где-то к югу от Мехико, и я начинаю узнавать, как туда добраться автобусом. Мне много раз снилось, как я возвращаюсь в Мехико, беседую с Артом или лучшим другом Аллертона Джонни Уайтом и спрашиваю, где он.

Я полетел в Мехико. Проходя по аэропорту, я немного нервничал: вдруг меня узнает какой-нибудь фараон или иммиграционный инспектор. И решил держаться поближе к одному симпатичному молодому туристу, с которым познакомился в самолете. Шляпу я убрал в чемодан, а выйдя из самолета, снял очки и перекинул через плечо фотоаппарат.

– Давайте возьмем такси в город – проезд пополам? Выйдет дешевле, – предложил я своему туристу. Через аэропорт мы прошли, как отец с сыном.

– Да, – говорил я. – Этот крендель в Гватемале хотел взять с меня два доллара от отеля "Палас" до аэропорта. А я сказал ему – uno. – И я поднял вверх один палец. Никто на нас даже не взглянул. Два туриста.

Мы сели в такси. Шофер сказал – двенадцать песо на двоих до центра.

– Секундочку, – произнес турист по-английски. – Нет счетчика. Где ваш счетчик? У вас должен быть счетчик.

Таксист попросил меня объяснить, что ему разрешено возить авиапассажиров в город без счетчика.

– Нет! – орал турист. – Я не турист. Я живу в Мехико. Sabe? Отель "Колмена"? Я живу в отеле "Колмена". Отвезите меня в город, но я заплачу по счетчику. Я вызову полицию. Policia. Вы по закону должны иметь счетчик.

"Ох ты ж господи, – подумал я. – Только этого не хватало, сейчас этот придурок начнет звать фараонов". Я уже видел, как полицейские топятся вокруг нашего такси, не знают, что делать, и вызывают других полицейских. Турист вылез из машины вместе со своим чемоданом. Он записывал номер такси.

– Я позову policia очень быстро, – сказал он.

– А я, наверное, все равно поеду, – сказал я таксисту. – Дешевле до города не добраться… Vamones.

Я снял номер за восемь песо в гостинице рядом с "Сирсом" и пошел в "Лолу". В животе у меня похолодело от возбуждения. Бар переехал, его по-другому отделали, поставили новую мебель. Но бармен остался прежний – с золотым зубом и с усами.

– Como esta? – сказал он. Мы пожали друг другу руки. Он спросил, где я был, я ответил, что в Южной Америке. Заказал "делавэрский пунш" и сел за столик. В баре никого не было, но я знал, что рано или поздно кто-нибудь обязательно зайдет.

Вошел Майор. Военный в отставке, седой, бодрый, плотный. Я резко прошелся по всему списку:

– Джонни Уайт, Расс Мортон, Пит Краули, Айк Скрэнтон?

– Лос-Анжелес, Аляска, Айдахо, не знаю, где-то здесь. Он всегда где-то здесь.

– А-а… э-э… что стало с Аллертоном?

– Аллертон? Я, кажется, такого не знаю.

– Увидимся.

– Спокойной ночи, Ли. Не потей.

Я сходил в "Сирс", полистал журналы. В одном, под названием "Яйца: для настоящих мужчин", увидел фотографию: на дереве висел негр. "Я видел, как вздергивали черномазых сынков". Мне на плечо опустилась рука. Я оглянулся – там стоял Гэйл, еще один военный в отставке. Вид у него был подавленный – как у излечившегося алкоголика. Я огласил список.

– Почти все разъехались, – сказал Гэйл. – Я с этими парнями все равно больше не вижусь и в "Лоле" не сижу.

Я спросил об Аллертоне.

– Аллертон?

– Высокий тощий паренек. Друг Джонни Уайта и Арта Гонзалеса.

– Тоже уехал.

– Давно? – С Гэйлом не нужно делать вид или ходить вокруг да около. Все равно ничего не заметит.

– Я видел его где-то месяц назад на другой стороне улицы.

– Ладно, до встречи.

– До встречи.

Я медленно положил журнал на место, вышел на улицу и оперся на столб. Потом вернулся в "Лолу". За столиком сидел Бёрнз, пил пиво, держа стакан изувеченной рукой.

– А больше никого почти и не осталось. Джонни Уайт, Текс и Кросуилл – в Лос-Анжелесе.

Я смотрел на его руку.

– Ты слыхал про Аллертона? – спросил он.

– Нет.

– Уехал в Южную Америку или куда-то еще. С полковником. Аллертон поехал гидом.

– Вот как? И сколько его уже нет?

– Примерно полгода.

– Должно быть, сразу как я уехал.

– Ага. Примерно в то же время.

У Бёрнза я взял адрес Арта Гонзалеса и пошел к нему. Он пил пиво в лавке через дорогу от своего отеля и окликнул меня. Да, Аллертон уехал примерно пять месяцев назад – гидом, с полковником и его женой.

– Они собирались продать машину в Гватемале. "Кадиллак" 48 года. Я сразу почувствовал, что тут дело нечисто. Но Аллертон так и не сказал мне ничего определенного. Знаешь ведь, какой он. – Казалось, Гонзалесу странно слышать, что у меня от Аллертона нет никаких известий. – От него никто ничего не слышал с тех пор, как он уехал. Меня это беспокоит.

Интересно, подумал я, где он и что делает. Гватемала – страна дорогая, Сальвадор – мало того, что дорогой, но еще и захолустье. Коста-Рика? Жалко, что я по пути не остановился в Сан-Хосе.

Мы с Гонзалесом перебрали всех – кто где. Мехико – вокзал путешествий в пространстве и времени, зал ожидания, где быстро хватаешь выпить в ожидании поезда. Поэтому я терпеть не могу оставаться в Мехико и Нью-Йорке. Там не застреваешь – уже потому, что ты там, ты путешествуешь. В Панаме же, на перекрестке всего мира, ты – именно что стареющая ткань. Нужно договариваться с "Пэн-Амом" или "Голландскими Линиями", чтобы вывезли твое тело. Иначе оно останется там и сгниет в удушливой жаре, под цинковой крышей.

Той ночью мне приснилось, что я все же нашел Аллертона: он прятался в какой-то центральноамериканской дыре. Казалось, он удивился, увидев меня через столько лет. Во сне я постоянно разыскивал пропавших людей.

– Мистер Аллертон, я представляю "Дружественную Финансовую Компанию". Вы ничего не забыли, Джин? Вы должны встречаться с нами каждый третий четверг. Мы в конторе уже соскучились по вам. Нам не нравится говорить: "Платите, а не то…" Это не дружественная фраза. Интересно, вы вообще прочли контракт с нами до конца? Я имею в виду конкретно Параграф 6(х), который можно дешифровать только с помощью электронного микроскопа и вирусного фильтра. И мне просто интересно – вы понимаете, что именно означает это "а не то", Джин?