Читать интересную книгу Сердечный трепет - Ильдиго фон Кюрти

Занзибар! Пляж мечты на острове Силте,[43] между Рантумом и Хёрнумом.[44]

Ребенком я два раза проводила здесь летние каникулы в лагере Пуан Клент. Страшно скучала по дому и ужасно боялась морского чудовища по имени Екке Неккепен. Вожатая фройляйн Нисен — я до сегодняшнего дня помню ее лицо с выпученными глазами — казалось, вот-вот они выпадут и запрыгают по полу — рассказывала нам на ночь «милые» сказки.

Про Екке Неккепен, который бродит ночами по дюнам и ищет свою любимую еду: вкусное, вкусное детское мясо. И потом он из-за страшного голода, если не найдет ничего лучшего, ночь за ночью откусывает по куску пляжа. Поэтому самое узкое место на Силте — Пуан Клент, где царствует страшный Екке Неккепен.

Легко можно представить, что в восемь лет после подобных историй я проводила бессонные ночи на своей двухъярусной постели. Кроме того, мне мешали спать медузы, которых мальчишки подкладывали в кровать.

Помню, там был Йенс, очень красивый мальчик, смертельно в меня влюбленный. Он, конечно, не мог признаться в своих чувствах, но компенсировал это тем, что клал мне в кровать самых больших медуз и поджигал, когда я оказывалась — была поблизости. У мальчиков это называлось: «Пернуть огнем». И я уже тогда понимала, что в делах любви мне будет нелегко.

Тем не менее мне нравился Силт, и я возила туда почти всех моих друзей, чтобы с чувством гордой хозяйки показать им мой остров.

Конечно, я была здесь и с Филиппом. Правда, он тоже знал Силт. Его старший компаньон Юлиус Шмитт владеет здесь, как он выражается, «лачугой».

«Лачуга» называется «Волнолом», располагается прямо на краю Рантума и представляет собой четыре связанных вместе домика с красными крышами. Свой парк машин Юлиус Шмитт прячет в невидимом за дюнами гараже.

Мне нравится Юлиус, хоть он неприлично богат. Хотя бы потому, что на мой вопрос, сколько уже у него миллионов, он отвечает: «Сколачивание моего состояния закончено».

Юлиус слишком уверен в себе, так что ему больше незачем напускать на себя надменность.

18:05

Пришло время связаться с Ибо.

Бедняга не может до меня дозвониться, потому что не знает мой новый номер мобильного телефона. Она вообще не знает, что произошло, и конечно, страшно волнуется. Скорее всего. Хотя сейчас, после шести, в Химмельрайхе самый большой наплыв посетителей.

Для гостей лучшая часть уикенда еще впереди, и они расслаблены и дружелюбны.

Интересно, везде ли в мире по субботам сразу после шести все так же замечательно хорошо?

Марпл начала рыть яму. Я растроганно посматриваю на нее, как мать на свою шаловливую дочку.

«Ибо? Алло, это я».

На заднем плане я слышу милый шум кафе «Химмельрайх»: гул голосов, звук кофеварки, ктитор как раз вспенил молоко, звон посуды, тихую музыку Рэнди Кроуфорда.

Ибо любит Рэнди Кроуфорда. Она уже лет десять подпевает, когда слышит «One day I'll fly away».[45] Сегодня дела в кафе идут отлично, если она поет «Wild is the wind».[46]

Love me, love me, love me, say you do…[47]

Да, и в моей Ибо притаилась сентиментальная душа. Но, как правило, она это отлично скрывает.

«Куколка! Ты что, с ума сошла?»

«С чего ты взяла? Мне пло…»

«У тебя заскок! Я часами не могу до тебя дозвониться! Что случилось с твоим чертовым телефоном?»

«Я поменяла номер. Ибо, мне жаль…»

«Поменяла номер? Скажи, ты вообще имеешь представление о том, что здесь творится? Ты не можешь так просто обрубить все концы! Твой торчит возле меня и хочет знать, что, собственно, происходит. И не верит, что я ничего не знаю».

«Филипп в Химмельрайхе?» Хотя это ничего не должно бы значить для меня, сердце учащенно забилось. От радости. Потому что он меня ищет. Или от боли, потому что не знаю, пойдет ли мне на пользу, если он меня найдет? Понятия не имею. Возможно и то и другое.

«Ибо, а что он сказал?»

«Послушай, куколка, я понятия не имею, что происходит. Но одно я тебе скажу: мужик чертовски разъярен. И, насколько я понимаю, он имеет на это полное право. Он сказал, что ты облила его костюмы красным вином и погубила ковер. Это правда?»

«И меня были причины, можешь поверить. Ты ведь знаешь, как мне важно, чтобы мой партнер был аккуратно одет».

«Скажи мне наконец, что стряслось. Я тут с ума сойду. Подожди, я возьму телефон на кухню…»

«Ибо? Я тебя плохо слышу. Ибо?..»

«Да, да. Надо говорить потише. Филипп сидит за третьим столиком и очень подозрительно на меня поглядывает. Возможно, он догадывается, что я говорю с тобой. Ну, так что случилось? Ничего не пропускай, не преувеличивай, не подтасовывай факты в свою пользу. Просто скажи мне как есть — что произошло?»

Да уж, это отрезвляет.

Когда я говорю с Ибо, я точно знаю, что мне незачем плакать, пытаясь ее разжалобить, или истошно вопить. Это ее совершенно не впечатляет, не пробуждая ни сожаления, ни солидарности. Ее интересуют только факты, на основании которых она выскажет свое мнение и свой приговор.

Я делаю глубокий вдох. Речь идет о том, чтобы убедить ее в серьезности происшедшего. С этим у меня проблем не будет, потому что все, буквально все, свидетельствует против недостойного Филиппа фон Бюлова.

«Помнишь Бенте Йохансон?»

«Конечно».

«Вчера вечером мы встретили ее в Парижском баре. Она тут же вцепилась в Филиппа и поволокла его в угол. Мне это сразу показалось подозрительным. И утром я решила его бросить совсем ненадолго, но тут зазвонил его мобильник и…»

«Куколка, при всем моем к тебе уважении, у тебя определенно не все дома. Честно. Филипп тоже рассказал мне про вчерашний вечер. Я знаю, что ты ненавидишь, когда он оставляет тебя одну больше чем на пять минут. И я знаю, что Бенте Йохансон для тебя как красная тряпка для быка. Но этого достаточно, чтобы замочить красным вином его старые боксерские трусы. Но все дорогущие костюмы? Куколка, это чересчур!»

«Ибо, дай же мне рассказать до конца! Ты же не думаешь всерьез, что это и была причина, почему я… алло… Ибо?»

«Подожди секундочку».

Я слышу шум.

Ее голос становится громче.

«Нет, с чего ты взял? Нет, это не она. Черт, возвращайся за свой столик, да она вовсе не хочет с тобой разговаривать».

Шум.

Кто-то берет телефонную трубку. «Куколка? Это ты?!»

Это мой Филипп! Мой Бюлов-медвежонок, его характерный глубокий голос, которым можно озвучивать Шона Коннери. Мой Филипп, который сегодня наверняка остался без пены для бритья и которому так к лицу первое серебро в бороде. Знайте, что с трехдневной щетиной мой Филипп выглядит, как Клинт Иствуд после долгой скачки по пустыне Невады: мужественный, отважный, мучимый жаждой.

«Куколка? Проклятье! Скажи что-нибудь!»

В его любимом голосе все-таки явно слышится раздражение. Когда он злится, у него над правым глазом дергается жилка. Она голубая и придает ему такой вид, как будто от него можно ждать чего угодно, хотя обычно он вполне предсказуем. Мой Филипп всегда точно знает, что он делает, даже в гневе ему не изменяет холодный ум.

Только бы не впасть в сентиментальность. Почему он, собственно, злится? Что он о себе воображает, с какой стати кричит на меня? На меня, страдающую, терзающуюся, на жертву. Я права, и это его вина, что я снова одинока.

«Куколка, ответь мне сейчас же, что это за представление!!»

Я молчу.

«Где ты? Я хочу тебя видеть! Какой черт в тебя вселился? Ты должна мне тысячу объяснений!» Он тяжело дышит в трубку.

Я хватаю ртом воздух.

Потом я слышу, как чужим, металлическим голосом произношу:

«Я ничего тебе не должна».

Я выключаю мобильник, падаю на полотенце, смотрю в безоблачное, нежное, мягкое вечернее летнее небо.

И на глаза наворачиваются слезы.

18:30

Не знаю, ревность — это плохое качество? Лично я считаю ревность нормальным делом, когда для нее нет повода.

Ах, какие великолепные сцены я разыгрывала, какие ставила трагические пьесы для одной актрисы, о которых я и сегодня вспоминаю с удовольствием. На самом деле я взлелеяла в себе ревность, чтобы всегда иметь освежающий и обильный источник захватывающих драм. Эта неотъемлемая часть человеческих отношений достойна самого пристального внимания.

Мне нравится волноваться, особенно если я точно знаю, что никаких оснований для волнения нет. Это так же прекрасно, как быть больным, не чувствуя никакой болезни. Или когда тебя утешают, а никаких причин для горя у тебя нет. Или тебе готовят грелку, а живот и не болит.

Благодаря ревности, я попадала в дивные ситуации, что добавляло в жизнь новых красок и тем для разговоров.

Например, я всерьез собиралась оставить Себастьяна, моего второго близкого друга, из-за Нены. Нена только что спела хит «99 воздушных шаров», а Себастьян после концерта стал бурно восхищаться ее прической. Целый день я была безутешна. Нет, на самом деле: я целый день делала вид, что мое сердце разбито.