Поднялся на растревоживший тишину звонок и с удивлением обнаружил в дверях квартиры отца. Тот бывал у них довольно редко, и в любое другое время Антон бы порадовался встрече, тем более что их бизнес уже почти не пересекался. Но сегодня визит стал явно лишним: не хотелось никого видеть, включая самых близких людей.
– Решил заскочить на чашечку кофе, – Михаил Константинович задумчиво оглядел сына. – Угостишь?
Антон хмуро кивнул, проходя в гостиную: не мог же он отказать в приглашении родному отцу!
– Что-то случилось?
– Устал… – этого должно было хватить, чтобы пресечь любые попытки расспросов: отец всегда отличался чуткостью и не лез туда, куда его не приглашали.
– Женя еще на работе? – опять кивнул, и в душе вдруг всколыхнулось отвращение неизвестно к чему.
– У нас в воскресенье намечается корпоратив. Приедете?
Антон неопределенно пожал плечами.
– Могу приехать, вечер свободен.
– Один? – отец, казалось, был растерян.
– Что тебя удивляет?
– Я думал, что Женя по выходным тоже отдыхает.
– А что, без нее мне путь на твою вечеринку заказан? – Антон внезапно разозлился. – Кто она такая, чтобы везде ходить со мной? Не жена, не невеста даже!
Глаза отца помрачнели, а складки на лице стали слишком заметны, будто он в одно мгновенье постарел на несколько лет.
– Антон, что случилось?
– НИ-ЧЕ-ГО. Я просто не понимаю, почему надо считать Женю моей неотъемлемой частью, если такого нет и в помине?
– Вот как? – тон стал еще серьезней, приобретя странные, незнакомые прежде оттенки. – Я полагал, что совместное проживание накладывает на людей какие-то обязанности.
– Нет никаких обязанностей! – Антон практически выплюнул эти слова. – Никто никому ничего не должен!
– А Женя с тобой согласна? Мне казалось, что она воспринимает ваши отношения несколько иначе.
– Какие отношения, папа?! – он и сам почти поверил в то, что говорил, – мы просто вместе спим. Получаем от этого удовольствие, бесспорно, но зачем придумывать что-то большее, там, где его нет и быть не может?
– Почему же не может? – тихий вопрос, почти шепот, но от него повеяло леденящим холодом.
– Потому что она просто массажистка! А я…
– И кто же ты? – на этот раз отец усмехнулся, однако одними губами, глаза же остались непроницаемыми. – Сноб? Это называется именно так, сын, но мне кажется, ты подзабыл данное понятие. Остановись, пока не наделал глупостей.
– Самой большой глупостью было бы связать свою жизнь с…
– С женщиной, которая тебя любит? Хотя теперь я совершенно не понимаю, за что. Ты ее не достоин.
Антон хмыкнул в ответ.
– Папа, какие высокопарные слова! Это жизнь, а не красивая, но глупая сказка! Ты в самом деле хочешь, чтобы я женился на массажистке?
Лишь произнеся это вслух, прочувствовал, насколько дикой и бессмысленной выглядит подобная идея. Им с Женькой было хорошо вдвоем, но брак? Только теперь осознал, отчего язык всегда запинался, когда приходилось знакомить девушку со своими друзьями или знакомыми: становилось неловко. Он не стыдился ее, но между ними действительно лежала пропасть.
– Твоя мать работала секретаршей, когда мы поженились. И я ни разу не испытал из-за этого ни малейшего дискомфорта.
– Мама – совсем другое дело!
Отец опять усмехнулся.
– Вот как? И в чем же разница? Только в том, что она – твоя мать? Ты никогда бы не появился на свет, если бы я мыслил столь приземленно.
– Это другое! – упрямо повторил Антон. – Да и кроме того, с Женькой у нас не может быть ребенка, – в ответ на недоуменный взгляд пояснил: – Я уже взрослый мальчик, который хорошо представляет, что такое контрацепция. Так что ни о каких детях нет смысла вести речь.
– Взрослый мальчик излишне самоуверен, и ни к чему доброму это не приведет.
Хмыкнул, возражая:
– Любую проблему можно решить, папа. С нежелательной беременностью в том числе.
– С каких пор дети стали проблемой? Это счастье, итог таинства, происходящего между двумя близкими людьми…
– Перестань! – ну почему именно сегодня отец настолько назойлив? Почему не хочет замечать очевидных вещей и не ушел до сих пор? – Я не собираюсь жениться. И детей не хочу… от нее.
Антон вдруг вспомнил, как в детстве тайком от взрослых забрался в мамину комнату. Подставил стул к самой дальней полке шкафа, где хранились разноцветные пузырьки со странными порошками и жидкостями, яркие и красивые, которые родители называли лекарствами и отчего-то прятали от него подальше. А он ведь уже совсем большой, раз смог достать так высоко. Значит, вполне имеет право изучить все эти заманчивые баночки!
Было очень горько. И больно, словно кто-то укусил за горло, внутри, вцепился острыми когтями и не хотел отпускать. И не получалось ни кричать, ни даже шептать – только трястись в судорожных рыданиях, глядя на розовато-белую пену, вырывающуюся из онемевших губ. Ему тогда повезло, но этот щиплющий привкус отпечатался в сознании гадливым страхом ошибки, едва не стоящей ему жизни. И сейчас, отвернувшись, чтобы не видеть потемневшее суровое лицо, Антон вдруг ощутил на языке тот же самый вкус, и ту же боль, клешнями стянувшую горло. Отец больше не возражал, лишь проговорил едва различимо:
– Поверь, сынок, терять любовь очень тяжело, и я боюсь, как бы тебе не пришлось прочувствовать такое на своей шкуре…
Глава 11
Она смотрела сквозь тонкую полосу тюля на уснувший город. Полупрозрачная, едва заметная ткань не спасала ни от ночной темноты, ни от скользящего из приоткрытого окна холода. Слабая, эфемерная защита, жалкая тень желанного тепла. Боль в руке почти стихла, а в душе, напротив, закипала сильнее с каждым мгновеньем, давила на плечи, не позволяя уснуть, терзала воспоминаниями. Будто ожили все прошлые обиды, перемешавшись со сладким привкусом неутоленных желаний, сплелись в причудливый комок ощущений, лишая привычного покоя.
Почему это все случилось опять? Она научилась жить, не задыхаясь от боли. Не терзалась бессонницей, а неизбежная память, каждый день улыбающаяся глазами сына, несла не муку, а оттенки светлой грусти, касаясь полузабытым ощущением тепла, которое так никто и не смог заменить. Кто же мог знать, что едва заметный, витиеватый шрам в глубине сердца так неожиданно разойдется, обнажая кровоточащую рану…